Смертельное тепло. Рассказы

– Прочь с глаз моих, чтобы не видел тебя больше!

Коротко рявкнул кучеру и пошел к цыгану. Укутал в овчину, поднял сильно и легко. Сели в повозку и покатили дальше, провожаемые растерянным Егором. Цыган всхлипывал, боялся глядеть на сурового дядьку. Потом сообразив что-то, вытащил из-за пазухи заточку и отдал своему спутнику, тот засунул ее за голенище сапога. Петр Кириллович уже успокоился и подумал что этот «ворюга» еще совсем мальчишка, глупый, но ведь вот и у него есть Мечта.

– Поживешь в ламповой, на шахте, будешь работать. Пять лет проработаешь, дам я тебе лошадь.

Повозка катилась к шахте, край земли загорелся, и блики холодного света отразились в веселом глазе цыгана, скользнули по усмехающимся усам.

ПОРОДА

Линия железной дороги делила поселок на две неравные части. Механическую, меньшую, где стоял черной пирамидой терриконик, производственные здания, да большую, людскую, с 2-х и 3-х этажными крепенькими кирпичными домами. В человеческой все прорастало, зарастало, занимало всякий свободный уголок свежей июньской зеленью. По обычаю этих широт еще цвела сирень, наводила непогоду черемуха, невидимыми неброскими цветочками терпко пахла бузина. Во дворах, высоко подняв разноцветные нежные лепестки, буйствовала космея. День длился долго, совсем замирая в полуденные часы. Женщины, по обыкновению шахтерских жен, не работающие, с удовольствием занимались нехитрыми домашними делами. Оттого все деревянные лестницы подъездов были намыты и пахли свежестью, лавочки во дворах окрашены также, как и оконные рамы, а на веревках, натянутых тут же во дворе, выбеливалось на солнце великолепно отстиранное и накрахмаленное постельное белье и мужнины рубашки.

Особенно горделиво всегда висело, настиранное Людмилой. Они жили с мужем на втором этаже в двухкомнатной большой и светлой квартире, полученной главой этой маленькой семьи Леонидом, ставшим не по годам рано начальником смены на шахте. Окна двушки выходили во двор и сейчас, когда Людмила на кухне варила борщ, соседи могли наслаждаться пением

– Во огороде бузина, а в Киеве дядька

Распевала женщина на выдуманную ей самой мелодию. Никакого дядьки в Киеве у них не было, зато в других и очень даже многих областях СССР, были, о чем и напоминали им в течении всего года. Людмила с Леонидом были гостеприимные, щедрые, а самое главное, женщина любила приезды этих родственников. Жизнь ее сразу приобретала новое наполненное звучание. Конечно, разница есть, или борщи варить и крахмалить, или обустраивать, развлекать, помогать. Ребенка не было у них, вот всю душу она в гостей вкладывала. Гости это понимали, ценили и …пользовались. Тетушки сменялись дядюшками, сестры братьями, и все с чадами и домочадцами. И по большей части Людмилины родные. Так было принято у них в деревне, откуда она была родом. Леонид в привечании гостей от Людмилы не отставал. И привезет, и отвезет, да это и не трудно на своем Москвиче, и наливочкой собственного приготовления угостит.

А вот одного гостя, точнее гостью встречал хмуро и неприветливо. Зою Никитичну, мать Людмилы. Зоя Никитична имела пятерых детей, и вырастив их, свою жизнь решила пообустроить послаще. Год разделила на пять равных частей и проживала у каждого своего чада поболее двух месяцев, на полном довольствии. А Леонида считала самым богатым зятем. Известно всем, как шахтеры получают. За такую духовную дремучесть Леонид ее невзлюбил, а со временем что-то и с Людмилой поэтому стало разлаживаться. Каков поп, таков и приход. Всегда дочь по матери судят. Правда, то, что бог им ребенка не давал, смущало его душу. Скорее всего, он виноват, а она мается.

Людмила, конечно же маялась, и товарки ее надоумливали. Чтобы съездила в санаторий или дом отдыха. Там проще всего с мужчиной солидным познакомиться. А для чего же они эти санатории? Никого еще товарки не встречали, чтобы там здоровье приехал поправить. Так, наоборот, приезжают и либо сразу в ящик, либо на лечение. Ну, это про мужчин, конечно. Дамочки не пьют так, когда на волю выберутся. А для любовного пыла самое место. Ну, конечно, не для того, чтоб жизнь ломать, а Людмиле вот возможность ребеночка потом на руки взять. Путевку ей всегда дадут, мастеру, члену профсоюза. Главное, пусть Леонид отпустит. Людмила уверена была, что отпустит. Он добрый, временами ей даже казалось, что это и не доброта вовсе, а какое-то равнодушие. Но отпустит!

В момент этих размышлений Людмилу злость взяла. Крахмалю видите ли белье ему. Лучше бы член сразу накрахмалить, и чтоб стоял как в шахте ствол. А то в этой шахте все попростужают себе, рекорды все дают, а не мужского, не отцовского рекорда дать не могут. Накрутила себе, как следует и стала у Леонида в санаторий отпрашиваться.

Как и ожидалось, муж не возражал. А запал злости пришлось вылить на очередное крахмаление и опять же белья. Характер действительно от Зои Никитичны непростой ей достался.

Через десять дней, сделав через знакомую медсестру курортную карту, Людмила оказалась в вожделенном санатории. Чисто, чинно, прогулки, столовая четыре раза в сутки, а вечером танцы. У Людмилы соседка по номеру оказалась женщиной на возрасте, прошедшей крым-рым. Как вечер – начапур и туда, на танцы. И в какое бы позднее время не вернулась, давала соседке полный отчет, невзирая на нарочитую Людмилину зевоту. Кто с кем танцевал, какие у нее самой поклонники, которых несметное количество, так бы с Людмилой и поделилась бы. Люда отнекивалась, тем более, что вновь приобретенная подруга называла ее Люсьена и Людмила этого совестилась.

На танцы она не ходила, но про свою затею помнила. И вот, это случилось, как и положено совсем неожиданно. На территории санатория квартировало неприличное количество кошек. Обслуга санаторская вся, как один была из близлежащей деревни, все как одна добрейшие тетеньки. Они и подкармливали со столовских отходов любую живность на территории, включая распьянющего сантехника. Отдыхающие тоже любили подкормить живность, ну не сантехника, конечно, а милых толстеньких кошечек. Все-таки это было занятие. Кроме того, в процессе кормотворчества можно было пообщаться. Так и Людмила оказалась среди любителей животных.

Кроме котиков на площадке оказалась соседка. Она издали заметила горчичное с чернобуркою Людмилино пальто и подбежала с совершенно ненатуральными радостями. Тут же познакомила со многими своими знакомцами, среди которых оказался довольно приятный полковник. Почему-то он был именно в форме, а не в штатском.

– Чтобы с женщинами знакомиться было проще

Для самой себя неожиданно злобно подумала Люда.

– Да и для целей моих староват

Она очень невежливо прекратила беседу со всей этой светско-санаторской публикой и поспешила обратно в номер.

Но вдруг, тут же рядом с променадом, увидела сидящего на скамейке симпатичного молодого мужчину. Он курил и, казалось, не замечал не только Людмилу, но и вообще весь санаторий, вместе взятый с кошечками, с променадом, с соседкой и полковником.

Женщина осторожно присела на край скамейки, но это не вывело парня из задумчивости. Людмила была очень-очень скромна, но время санаторское убегало, растраченное на пустые переговоры с соседкой, кормление кошечек и одинокие прогулки. Поэтому она спросила:

– Долго ли еще до ужина?

Мужчина ответил, не скрывая своего удивления, поскольку до ужина оставалось пять часов.

Со стороны променада раздавался громкий смех обольщения, с такими повизгивания, что Людмиле стало жалко оставшегося там пожилого вояку. Но видимо энергия этого обольщения передалась и ей , и она вновь обратилась к задумчивому человеку с глупейшим интересом:

– Как вам тут?

Теперь он не удивился, а понимающе улыбаясь отвечал. Собственно, все вопросы, задаваемые на территории санатория, имели свое подводное значение, и улыбкой он дал понять, что оценил заинтересованность такой приятной женщины. Людмила вздохнула с облегчением, как будто выполнила сложное задание, и еще похвалила себя заново сшитое пальто с чернобуркой. Правда, вспомнила тут же с тихим уколом в области сердца, что чернобурку Леонид на Новый год подарил. Новый знакомый среагирует на такую красоту. Она улыбнулась молодому мужчине и встала со скамейки.

–Всего доброго!

И величественно стала удаляться по дорожке (говорить «Всего доброго!» она научилась у соседки по дому, и ей казалось это очень благородно).

Людмила шла по прелестной расчищенной от снега дорожке, среди высоченных праздничных сосен, щурилась от солнца и была очень довольна собой. Тут она вспомнила, как ходили московские манекенщицы на, устроенном в Доме культуры их поселка показе мод, и постаралась придать своей походке те же волнующие изгибы. Она не сомневалась, что мужчина смотрит ей вслед. Конечно, и вот сзади раздался скрип чьих-то шагов, а Людмила и не сомневалась чьих.

И все-таки, не умея играть и лукавить, Люда развернулась к преследователю с самой своей доброжелательной улыбкой, говорящей о настоящей дружбе между мужчиной и женщиной, потому что она довольно перепугалась своей смелости. Доброжелательная улыбка досталась, увы, настырному полковнику. После одаривания такой улыбкой, пришлось Людмиле познакомится со старичком.

Впрочем, не был он никаким старичком. Бодрый подтянутый, сапоги скрипят, весь блестящий, пуговицы сверкают вместе с зубами. Сергей Леонидович -видный и настырный. Он просто потребовал у Люды встречу на танцах вечером, после ужина.

Ужин был как всегда обилен, да и приправлялся смехом, шутками соседей по столу. Однако Людмилина напарница по номеру постаралась перетянуть весь интерес на себя, применив привычную технологию. Она рассказывала во всех подробностях о своей болезненной натуре, предлагая присутствующим выдать ей толику жалости. У Людмилы совершенно испортилось настроение и она решила вернуться в номер, проигнорировав все договоренности.