Привилегия женщин (сборник)

Разговор в клубе был коротким, Аллу Петровну словно подменили. Она решительно заявила о том, что участие пары в подобном турнире очень престижно для клуба, мол, это только поднимет имидж коллектива и даст новый толчок для развития.

– Ты просто подумай, какая перспектива! – возбужденно тарахтела руководительница. – Это сразу привлечет к нам в клуб и детей, и, возможно, спонсоров.

«С волшебного слова «спонсоры» и надо было начать», – с неожиданной злостью подумала Кира. Спонсоры в бальных танцах на вес золота, да и вообще мало людей, готовых вложить свои кровные в чужих детей.

– Хорошо. Мы выступим, – ответила она вслух и встала. – Я могу идти?

– Да, конечно. И еще… Ты убрала бы кофр Стаса из раздевалки… Ребята расстраиваются…

Известие о самоубийстве Стахновского вызвало много пересудов в клубе, Алла Петровна не знала подробностей, а Кира молчала, и никто не решался выспрашивать у нее обстоятельства произошедшего. Но черный кофр с костюмами, по-прежнему висевший на крючке в раздевалке, заставлял всех танцоров постоянно думать о Стасе.

– Да, конечно, заберу.

Кира прошла в раздевалку, разложила кофр прямо на полу, чтобы застегнуть «молнию», и, коснувшись рукой рукава рубашки для «латины», расплакалась. Вещи Стаса снова вернули ее в то ясное солнечное утро, когда он исполнил свою последнюю румбу на перилах балкона.

– Стасик, что же ты наделал… ну разве же нельзя было жить без этого? Ведь все так удачно складывалось…

Поплакав всласть, Кира вытерла глаза салфеткой, найденной в кофре, машинально расправила фрак и белую рубашку, потянулась рукой к карману для обуви, чтобы застегнуть его, и вдруг с удивлением отметила, что набойка каблука у одного ботинка почему-то надорвана. «Странно… мы эти туфли купили вместе месяц назад, он в них даже толком потанцевать-то не успел».

Кира вытащила ботинки, перевернула их и обнаружила и на втором каблуке то же самое. Да и вес… легкие, на мягкой кожаной подошве туфли заметно оттянули руку. Она поддела ногтем набойку и обомлела. В каблуке что-то лежало. Полиэтиленовый пакетик, туго набитый чем-то и перемотанный синей изолентой. Во втором каблуке обнаружился еще один, похожий на первый как брат-близнец. Руки девушки задрожали, ботинки упали на пол, громко стукнув и заставив Киру вздрогнуть и оглянуться. К счастью, в зале гремела музыка – у Аллы работала пара. Переведя дух, Кира затолкала туфли обратно в карман, застегнула кофр и задумалась. «Что мне теперь делать с этой находкой? В милицию отнести? Меня же и обвинят…»

Выходило, что, кроме Вадима, поговорить об этом ей не с кем. Она набрала номер телефона, и голос Вадима прозвучал почти сразу:

– Что, Киринка? Тебя можно забирать?

– Вадик… если можешь, приезжай срочно… у меня тут такое… – зашептала она, прикрыв трубку ладонью. – Я очень боюсь, Вадик…

– Так, стоп! Сиди в клубе и не выходи, мы будем через десять минут, тут совсем недалеко.

Вадим с охранниками находился в реабилитационном центре, куда продолжал ездить по настоянию отца. Тот считал, что общение с психологом идет сыну на пользу, хотя сам Вадим уже давно не нуждался ни в чьих советах и помощи.

Минуты показались ей вечностью, Кира мерила шагами раздевалку и нервно покусывала костяшки пальцев. Когда в дверях показался охранник Саша, она едва сдержала радостный вопль.

– Готовы? Идемте, там Вадим в машине.

Саша забросил на плечо ремень кофра и протянул Кире руку. Так, за ручку, как первоклассники, они и дошли до машины. Вадим обеспокоенно заглянул Кире в лицо и тихо спросил:

– Что случилось? Ты бледная…

Кира обхватила его руками за шею и на ухо зашептала о своей находке. Вадим внимательно ее выслушал, потом прижал к себе и неожиданно поцеловал. Кира опешила:

– Вадик… ты что?!

– Ничего. Захотелось. И вообще – хватит уже прикидываться. Я ведь люблю тебя – неужели ты не видишь?

Кира молчала. Разумеется, она все видела. Видела давно… более того – сама она тоже часто ловила себя на мысли, что испытывает к Вадиму не совсем партнерские чувства. Ее не пугало его увечье – она просто не замечала порой, забывала о том, что у него нет ног – настолько полноценным человеком он был.

– Вижу… давно все вижу, Вадик…

– И? – требовательно спросил он, взяв ее за руки.

– И я…

Николай Иванович задумчиво рассматривал лежавшие перед ним на столе танцевальные туфли со вскрытыми каблуками. Он смотрел на них так долго и пристально, что у него в глазах стало двоиться. Внезапно он расхохотался.

– Это же надо… – вытирая заслезившиеся от смеха глаза, пробормотал он. – Как все просто оказалось… Пацан не дурак, ох не дурак… Обвел всех вокруг пальца. Даже жалко, что он погиб, – закурив трубку, Николай Иванович потянулся к телефону. – Алло, Дантист? Ну привезут тебе сейчас мои парни твой товар. Да, тот самый. Девчонка нашла. И дорогу к моему дому забудь, не хочу, чтобы она тебя здесь видела. Все, до связи.

Эпилог

Кира и Вадим успешно выступили в конкурсе по бальным танцам для инвалидов-колясочников, заняв третье место. Их румба имела оглушительный успех у зрителей. Кира исполнила ту самую «дорожку», которая оборвала жизнь Стаса, – это было ее прощание с партнером.

Через два месяца они с Вадимом поженились. А через год Николай Иванович был арестован по обвинению в организации преступной группы и торговле наркотиками. Своего внука он увидит не скоро.

Шрам

Мой ангел-хранитель либо вечно пьян, либо просто впал в кому. Иначе как, как он мог допустить такое? Как мог не увидеть, не угадать, не предотвратить? Почему так случилось? Хотя… ведь я жива – а это значит, что мой ангел все же оказался в нужном месте в нужное время. Но вот честное слово, я с удовольствием поменялась бы местами с мамой или с мужем. А еще лучше – с обоими сразу…

Я просыпаюсь от собственного крика и боли в голове. Даже не понимаю, что сильнее – страх, вырвавший меня из объятий сна, или боль, раздирающая виски. Оглядываю комнату и понимаю – нет, ничего не изменилось: та же пыль, те же разбросанные вещи, те же пустые кофейные чашки. Ничего не поменялось, все точно так же, как вчера, позавчера, неделю назад, месяц… Сегодня ровно сорок дней, и мне пора бы встать и начать собираться – скоро приедет Инка, моя единственная подруга, и мы поедем на кладбище.

Я бреду к зеркалу. Тоже без изменений – всклокоченные волосы, синяки под глазами, правая бровь сбрита – там свежий шрам, тонкий, едва затянувшийся розовой кожей. Это единственное, что осталось у меня на память об аварии. У меня – шрам, а мамы и Олега больше нет.

Инка ворвалась как сквозняк, принеся с собой свежесть июльского утра, букет тигровых лилий и аромат «Armani Diamonds». Даже такую обыденную процедуру, как свое появление где-либо, Инка умеет превратить в карнавальное шествие или мини-спектакль. Инка – актриса нашего местного театра, «прима», по здешним меркам. Красивая, яркая, рыжеволосая, с идеальным макияжем и прической, моя подруга везде и всюду привыкла быть королевой. Правда, личная жизнь не складывается – мужчины, привлеченные броской Инкиной внешностью, как бабочки – огнем лампы на вечерней веранде, очень быстро понимают, что не смогут справиться с темпераментом и запросами капризной красотки. В результате Инка в свои тридцать все еще одна.

– Ника, ну что ты? Еще не готова? – восклицает она, оглядывая мой халат и тапочки.

Я понуро бреду в ванную, предложив Инке самой сварить себе кофе. Моя подруга – единственный, пожалуй, человек, который никак не хочет признавать имя, которым меня с маминой подачи называют абсолютно все. Для окружающих я – Нюша, хотя полное мое имя, как ни странно, Вероника. Но мама с самого рождения звала меня только Нюшей, а вслед за ней и друзья, и муж. Только для Инки я Ника с первых дней знакомства – я думаю, просто из чувства протеста.

– Ник, ты бы поторопилась! – снова напомнила Инка из кухни, и я со вздохом встала под душ.

– Долго ты собираешься себя гробить? – поинтересовалась она позже, когда мы пили кофе и ели хрустящие гренки с абрикосовым джемом – все это проворная подружка успела изобразить за время моего утреннего туалета.

– Гробить? – машинально переспросила я, вяло помешивая ложечкой коричневую жидкость в фарфоровой чашке. Сама я никогда не пью из них кофе по утрам, но Инка настойчиво достает этот сервиз из шкафа всякий раз, когда ей доводится хозяйничать на моей кухне. Тяга к прекрасному, знаете ли…

– Гробить, Никуся. Отпуск у тебя закончился, так ты еще без содержания выпросила – может, хватит? Среди людей-то легче будет.

Отпуск, будь он неладен… Именно этот самый отпуск, который я решила провести с мамой и Олегом в нашем местном санатории на лечебных озерах, в один миг лишил меня двух самых родных людей. Если бы я не придумала эту поездку за пятьдесят километров от санатория! К чему мне сдалось это суперсоленое озеро, в которое я из природной брезгливости даже ногу бы не окунула?!

Я работаю в салоне красоты администратором, чего-чего, а людей предостаточно, но сейчас я меньше всего нуждаюсь в их обществе – неужели Инка этого не понимает? А она продолжает, держа двумя пальцами гренку и пытаясь еще и помаду не смазать, откусывая:

– Ника, я все понимаю – Олег был прекрасным человеком, идеальным мужем и все такое. Мама опять же… Ты ведь знаешь – я любила Галину Петровну, очень уважала… Но, Ника, даже они сказали бы тебе то же самое: нельзя сидеть в одиночестве и хоронить себя.

Нет, она все-таки не понимает… Да и как одинокая женщина может понять меня, прожившую с мужем десять лет! Инка никогда не была замужем и не знает, что это такое – лишиться своей половинки.

Однако Инка и сама догадалась, что переборщила, а потому подошла ко мне, обняла и пробормотала куда-то мне в волосы:

– Никусь… ну не надо… пойдем, я помогу тебе собраться.

Она утащила меня в комнату, принялась колдовать над волосами, даже макияж сделала, но я только равнодушно бросила взгляд в зеркало и не выразила никаких эмоций. Да, руки у Инки золотые, из моих длинных тяжелых волос соломенного цвета она ухитрилась соорудить сказочного вида прическу, умело подвела глаза, даже синяки замаскировала так, словно их и в помине нет. Но что с того? Разве двум могильным холмикам не все равно, как я выгляжу?