Удержи меня

– Ну, началось! Опять несчастная!

– Да уйди ты отсюда! – заорала я внезапно, сев на кровати. – Только и думаешь, что о жратве да о футболе, а на меня наплевать!

– Покрутилась бы с мое на работе, а не лежала бы воронкой кверху, я тогда посмотрел бы, о чем бы ты думала! – заорал он в ответ. – Привыкла – лежит и ножкой подрыгивает, королева, блин!

Мне стало обидно до слез – я совсем недавно уволилась с работы, чтобы иметь возможность побольше времени уделять Юльке и попытаться закончить институт, и, если вдруг укладывалась днем на диван, то только потому, что ноги иногда не держали, и слабость накатывала, клоня в сон. И это всегда раздражало Артема, хотя он сам-то, если не был на работе или не играл в чертов футбол, тоже регулярно находился в лежачем состоянии. Это называлось – папа много и тяжело работает, ему нужно отдыхать. Как будто все остальные не работают!

Он вообще в последнее время жил какой-то отдельной от нас с Юлькой жизнью, редко бывал дома, если бывал, то раздражался по пустякам, орал на дочь за любое не так сделанное движение, не там положенную ложку, не так написанную букву в тетради. Юлька от его крика тупела на глазах, сжималась в комок и делала еще хуже.

Я помочь ничем не могла – стоило мне открыть рот, как тут же начиналась вторая серия – какая я ленивая, какая грязь у меня дома (что было совершеннейшей неправдой), как он, Артем, вечно ходит голодный и холодный, уставший и переработавшийся. И как я только и знаю, что сосу из него деньги на Юлькины танцы да на походы по магазинам. Я уже давно по ним не хожу, по этим самым магазинам, просто потому, что денег нет, просить у него не хочу.

Словом, семейная жизнь в последнее время дала какую-то трещину, которая все углублялась с каждым днем.

Возможно, отчасти я была сама в этом виновата – в ту пору, когда мы с ним познакомились, он был довольно известным в городе футболистом, я смотрела на него во все глаза. Когда стали жить вместе, не выходила из кухни, встречая и провожая его на тренировки и сборы накрытым столом с перечнем блюд не менее четырех, и, по возможности, каждый раз разных. Я стирала его форму, выслушивала рассказы о матчах, смотрела футбол вместе с ним, не пропускала ни одной домашней игры его команды, даже когда появилась Юлька – брала ее с собой. Разумеется, к хорошему быстро привыкаешь.

Потом мы купили квартиру, и я, как раз выйдя из декрета на работу, делала там ремонт, наняв строителей, в то время, как мой Артем продолжал ездить в поездки и наведывался только с инспекцией, чтобы в очередной раз довести меня до слез придирками – то тут не то, то тут не так, то выключатель не такой, то двери не те, то цвет стен не устраивает. Словом, то лето было сплошным кошмаром. Откуда мне, всю жизнь прожившей с родителями, знать такие подробности о ремонте? У меня был трехлетний ребенок и ночная работа – не меньше трех дежурств в неделю, я ждала выходного, как манны небесной, чтобы можно было упасть на диван, отправив Юльку к родителям, и спать столько, сколько влезет.

Никто ни разу не оценил моих трудов – Артем искренне считал, что работа у меня не особо тяжелая, подумаешь, медсестра в больнице скорой помощи, ерунда какая!

Когда Юльке исполнилось четыре, я отдала ее в школу бального танца. Больших способностей у нее не оказалось, но танцевала она с удовольствием, даже партнера ей дали, и это тоже повисло на мне. Первый год на тренировки ее водила мама, потом ее рабочий график стал таким, что она перестала успевать, и пришлось мне уговорить старшую медсестру не ставить мне дежурств по тем дням, когда нужно было вести Юльку на танцы. Плюс к этому, мы отдали ее в модный садик в центре города, остановок десять – двенадцать от дома, приходилось ездить за ней на автобусе, потом Артем купил машину, но мог только отвозить Юльку утром, а забирала уже я. Тогда еще четырехлетняя Юлька ковыляла своими ногами до остановки через три улицы, ни разу не попросившись на руки, а зимой, в теплой шубе и шапке, была похожа на маленького косолапого медвежонка, перебирающего ножками рядом со мной. Я устала от этих ежедневных поездок, и через год мы перевели ее в садик рядом с домом, стало немного легче.

Зато добавилось других проблем – на тренировки приходилось возить еще и ее партнера, забирая его из другого детского сада. Этим тоже занималась я, моталась туда-сюда по пять раз на дню. Забрать ее, забрать его, отвести на тренировку, дождаться, когда закончат, развести снова по садикам, заскочить домой, схватить на ходу что-нибудь поесть, а чаще и ничего не схватить, и бежать на работу, благо, что больница рядом с домом – через дорогу буквально. Того, что я зарабатывала, хватало как раз на оплату Юлькиных тренеров и общих занятий.

Мало того – я восстановилась в институте, решив закончить его, но сил не хватало, да и желания тоже большого не было уже – всему свое время, видимо. Все мои бывшие однокурсники работали врачами, и среди них я не знала никого, кто был бы доволен своим выбором профессии. Но Артем настаивал – думаю, ему просто стыдно было сказать кому-то, что его жена работает медсестрой.

Эта попытка не увенчалась успехом, Юлька пошла в школу, я бросила работу (кстати, на этом настоял Артем – не особо ему нравились мои ночные отсутствия), но и институт тоже бросила, не смогла и не захотела напрягаться. Я погрузилась в Юлькину жизнь, но Артему всегда казалось, что только он один занимается ребенком, только он делает с ней уроки, возит ее на тренировки, вообще только он, а я лежу на диване.

К этому моменту играть в футбол профессионально он закончил, открыл вместе с приятелем строительную фирму, денег стало несравнимо меньше, чем раньше, но на жизнь хватало вполне, что уж жаловаться. Мы абсолютно нормально жили с ним до этой осени, да, бывали разные ситуации, но как без этого? Идеальных людей не бывает, я ведь тоже не подарок. Когда, в какой момент все пошло под откос? Даже не знаю…

Возможно, все началось тогда, когда я имела глупость связаться снова с Даниилом. Мы встречались с ним, еще учась в институте, потом разошлись, не сойдясь амбициями и характерами, и вот снова нас потянуло друг к другу, в больнице, во время дежурства на праздник.

Мы сидели со своими докторами в ординаторской, была нормальная компания, а дежурство первого января – это форменное издевательство, и поэтому к вечеру, закончив с делами, мы решили отметить Новый год как все люди. В разгар вечеринки позвонили хирурги и сказали, что сейчас придут в гости. Пришли. Данька, увидев меня, обрадовался – обычно я только здоровалась на лестнице или в коридоре и бежала дальше, не останавливаясь и не разговаривая, а тут уж никуда не денешься. Весь вечер он не сводил с меня глаз, почти не пил, не реагировал на подколки остальных докторов.

Пригласив танцевать, он, улучив момент, вытащил меня в соседнюю комнату ординаторской, где было темно, прижал к стене и зашептал:

– Машка, если б ты знала, какой я был дурак, что не женился на тебе! Все время думаю, ну, почему, зачем я так поступил? Ведь вместе нам было хорошо, помнишь?

– Даня, ты пьян.

– Ты же видела, я почти не пил. Машка, пойдем к нам, в хирургию, у меня есть ключи от дядькиного кабинета… – его родной дядя был заведующим хирургическим отделением, в котором Даниил работал. – Идем, Машенька…

Какая шлея попала мне под хвост в тот момент, до сих пор не понимаю, хотя уже третий год тянется эта волынка. Но я пошла с ним, и мы провели обалденную ночь, уснули потом на диване, обнявшись.

С тех пор пошло… Мы встречались сначала только в больнице, но потом кто-то сказал Даниилу, что об этом начали разговаривать, а это не было нужно ни ему, ни мне, зачем? И мы перенесли наши встречи на нейтральную территорию – в квартиру его второго дяди, одинокого мужика, отсидевшего лет пятнадцать в общей сложности. Как говорил Данька, «в семье не без урода». Зато Серега радостно встречал нас каждый раз, предоставляя в полное распоряжение комнату в своей квартире. Там мы и встречались.

Потом, когда я уволилась из больницы, все превратилось в проблему – ускользать из дома становилось все труднее. Оставалось одно – во время Юлькиных тренировок Данька подъезжал на машине, забирал меня и увозил к Сереге. Что думала по поводу его постоянных отлучек жена – оставалось загадкой.

– Не забивай себе голову этим, – говорил обычно Данька, прижимая меня к себе. – Я ведь не ухожу из семьи, не бросаю ее – пусть будет довольна и этим. Ты не представляешь, как она мне все мозги проела – то денег мало, то работаю много, то ни праздников у нее, ни выходных, ни совместного отпуска! А как до постели доходит, вообще удавиться хочется – то голова у нее, то задница! Вот ты от мужа как отмазываешься?

– Никак, – улыбнулась я, упираясь подбородком в его грудь. – Это он в последнее время отмазывается.

Данька хохотал, целуя меня, а мне эти разговоры не нравились – не хотелось делать кому-то больно, будь то его жена или мой муж. В конце концов, только мы с Данькой виноваты в том, что сейчас происходит, зачем искать изъяны в других людях? Но, возможно, лично я не пошла бы на это, если бы Артем уделял мне немножко больше внимания, замечая, что я женщина, и даже довольно привлекательная. Но он не утруждал себя подобными проблемами, к сожалению, а меня, напротив, стало вдруг так сильно тянуть к нему, что я не могла даже мимо пройти, чтобы не коснуться рукой, не прижаться к нему, не поцеловать. Но все это его только раздражало, я уже видеть не могла, как он закрывает глаза и поджимает губы, едва только я ложусь рядом с ним на диван или пытаюсь обнять за талию, когда он курит в кухне.

Я не особенно верила в рассказы Даниила – у него всегда была завышенная самооценка, красивый мужик, привык, что бабы от него без ума, и возможно, что его жена не была такой, как он говорил, просто привыкли друг к другу, страсть поугасла немного. Но в одном Даниил прав – это не мое дело.

Мы редко выбирались куда-то просто потому, что большинство хозяев местных кафе и клубов отлично знали меня в лицо – муж-то в свое время был парнем известным. Кому нужны проблемы? Словом, «наша жизнь – простыня да кровать», так, кажется, у Есенина?

Сейчас мне вдруг жутко захотелось позвонить ему и пожаловаться, он был в курсе моих дел, именно он и обнаружил у меня эту опухоль – врач все же. И он настоял на том, чтобы я поехала в диспансер на обследование. Я оделась и вышла в коридор, присела, завязывая кроссовки.

– Ты куда? – удивился муж, уже занявший привычную позицию на диване.

– В ларек, хочу шоколадку.

– Мам, и мне! – закричала из комнаты Юлька.

– Пресс надо качать! – взвился Артем, оседлав любимого конька – спортивное воспитание.

– Перестань, что случится от одной шоколадки? – попробовала я, и напрасно, как обычно:

– Вот-вот, ты только так и рассуждаешь! А зубы начнут гнить, и так желтые все, скоро вываливаться станут!

– Да пошел ты, – пробормотала я, выходя из квартиры.

На улице было прохладно, сентябрь все-таки, конец месяца, я пожалела, что не прихватила шапку. Встав за угол дома, где дуло все же меньше, я набрала номер Даниила.

– Привет, это я. Можешь разговаривать?

– Да, я на работе. Как твои дела? – в его голосе послышалось беспокойство.

– Плохо, Даня… – я прикусила губу, стараясь не заплакать.

– Насколько?

– Насовсем…

– Так, Машка, ты где сейчас? – решительно спросил он. – Я приеду и заберу.

– Я на улице, в ларек пошла. Не надо меня забирать.

– Ты только не плачь, обещаешь? Это не смертельно, все можно решить. Тебе стадию сказали?

– Да. Пока единица.

– Машка, так это же совсем фигня – прооперируешься, даже воспоминаний не останется!

– Да, и груди тоже, и волос, – прорыдала я, уже не в состоянии сдерживаться.

– Ой, подумаешь! Нашла, за что переживать!