Жертвы осени

– Позволь мне. – Тимофей опустился на стул и вынул портмоне.

– О, Тимоха, – удивленно проговорил Иванютин. – А ты как тут?

– Ну, знаешь ведь пословицу про гору и Магомеда?

– И кто из нас кто?

– Хорош прикидываться, Иваныч. Что произошло? Я с утра все твои телефоны оборвал – в чем дело?

– Я с утра на брифинге был, не до звонков.

– А потом?

– И потом были дела, – отрезал Иванютин, отодвигая чашку. – У меня, если знаешь, повыше тебя начальство имеется, и вот оно хочет результат от работы.

– Я плачу тебе достаточно, чтобы тоже хотеть результат.

– Ну нет пока ничего интересного.

– Да? А про возможный пересмотр дела Бегущего со смертью что скажешь? Не так интересно? – вскинулся Тимофей, которому очень не нравилась новая манера поведения полковника.

– Нет никакого пересмотра. Что там пересматривать – двенадцать доказанных эпизодов и одиннадцать трупов? Какой идиот вообще будет что-то там пересматривать? – удивился Иванютин.

– Тогда что вот это? – Тимофей вынул из кармана пиджака сложенные вчетверо распечатки статьи, прочитанной им утром. – И между прочим, это уже вторая статья на эту тему за год!

Иванютин взял их, полез за очками, быстро пробежал глазами текст и, снова сложив листки, протянул Колесникову:

– Чушь.

– Там в уголочке количество просмотров – не обратил внимания? И это только за утро! – тихо рявкнул Тимофей. – А если учесть еще разницу во времени, то сейчас там наверняка…

Но Иванютин перебил:

– Я в вашей кухне не разбираюсь! Ты спросил – я ответил, нет никакого пересмотра дела, даже разговоров нет, я бы знал! Если у тебя все, то мне пора.

– То есть вот так возьмешь и уйдешь?

– Тима, что ты хочешь? – наклонившись над столом, негромко спросил Иванютин. – Я ответил на твой вопрос, что еще?

– Узнай все поточнее.

Полковник выпрямился и покачал головой:

– У тебя что – какие-то проблемы? Иначе с чего бы ты начал откапывать мертвое дело двадцатилетней давности? Совсем исписался, решил о прежней славе вспомнить?

– Слышишь, ты… – начал закипать Колесников, но полковник положил руку ему на плечо, придавил обратно к стулу и произнес:

– Полегче! Посиди тут, кофейку вон выпей, подыши… Если будет что-то, сообщу, я наш договор помню. Но голос на меня не повышай, запомни это.

Он развернулся и пошел к выходу, а Тимофей, словно уронив что-то тяжелое и почувствовав облегчение, откинулся на спинку стула и поманил рукой официанта.

После встречи с Иванютиным у Тимофея остался какой-то мерзкий осадок, особенно после вскользь брошенного им «исписался». В глубине души Тимофей именно так себя и чувствовал – выжатым, опустошенным, не способным написать или снять что-то такое же громкое, как тот пресловутый цикл статей о серийном маньяке из провинциального города. За всю последовавшую карьеру ему так больше и не подвернулось ничего подобного. Да, Колесников умудрялся остаться на плаву, хорошо зарабатывал, но такого профессионального подъема, как в молодости, уже не ощущал.

Командировку в город Вольск он тоже тогда получил скорее случайно: главред газеты, в которой трудился Тимофей, был близким другом его отца, известного в советское время писателя.

И вот там Колесников развернулся. Он был молод, хорош собой, легко входил в доверие к кому угодно, общался просто, проявлял заинтересованность – словом, нравился почти всем, с кем работал. Кроме того, Тимофей обладал прекрасным слогом, доступно, но не примитивно излагал свои мысли на бумаге, и его статьи пользовались повышенным интересом у читателей.

Да и с темой повезло, конечно – написать о таком громком деле мечтали многие журналисты, и местные, и столичные. Но лучше Тимофея этого не смог сделать никто.

В Москву он вернулся уже известным человеком, получил предложения о работе от нескольких крупных изданий и даже одного телеканала, предложившего сделать цикл телевизионных репортажей. Это предложение и дало толчок дальнейшему успешному развитию карьеры журналиста Колесникова.

Цикл передач о серийном убийце, которого с легкой руки Тимофея теперь все называли Бегущим со смертью, вызвал бурную реакцию у зрителей, Тимофея начали узнавать на улице, у него брали автографы, как у настоящей «звезды», его приглашали на телепередачи – словом, благодаря убийце-серийнику Колесников превратился в популярного и узнаваемого человека с прекрасными гонорарами и огромными возможностями.

Потом, конечно, были другие расследования, другие герои, но такого успеха, как с Бегущим со смертью, Колесников уже добиться не смог. И теперь выходило, что полковник Иванютин в чем-то прав: Тимофей просто хотел собрать осколки былой славы и вновь оказаться на вершине, чтобы снова испытать те восхитительные чувства, что пережил в юности. А какая-то провинциальная девчонка посмела покуситься на его золотую жилу, и этого терпеть Тимофей не собирался. Он решил полететь в Вольск и выяснить, что же произошло на самом деле и как эта Стожникова сумела раздобыть информацию – если таковая вообще имелась.

Город Вольск, год назад

В небольшой комнатке, заставленной мониторами видеонаблюдения, кипел чайник. Васёна сидела на раскладушке, заправленной темно-серым одеялом, а Игорь Ильич заваривал чай в большой алюминиевой кружке.

– И не скучно вам тут – одному? – спросила Васёна, принимая из рук охранника стакан, в который он налил чай для нее.

– Привык. Я уже десять лет один, с тех пор, как жена ушла, – усаживаясь в крутящееся кресло, ответил Игорь Ильич.

– А-а…

– А ты, значит, с отцом живешь? А мать где же?

– Мама погибла, когда мне было семь лет.

– Тяжело, наверное, мужику-то одному было девчонку растить… – со вздохом проговорил охранник.

– Не знаю, наверное… С нами бабушка жила, мамина мать. Папа же военный корреспондент, он постоянно куда-то уезжал.

– Погоди-ка… – вдруг чуть подавшись вперед и всматриваясь в ее лицо, сказал Игорь Ильич. – Ну-ка, вправо посмотри… ага… То-то я и думаю, почему мне твое лицо кажется знакомым… Ты дочь Владимира Стожникова, да?

– Да. А вы папу знаете?

Он как-то странно на нее посмотрел, медленно кивнул:

– А мать, говоришь, погибла?

– Да. Но я не знаю, как это произошло, папа никогда не говорил. Я пыталась у бабушки спросить, но та сразу плакать начинала, так что я боялась лишний раз заговаривать.

Васёна поежилась, сделала глоток чая. Охранник продолжал смотреть на нее каким-то странным взглядом, полным не то сочувствия, не то грустного удивления:

– А зачем ты меня про парк начала расспрашивать?

– Живу рядом. Но бегать там мне папа никогда не разрешал, мы с ним всегда по набережной с утра пробежки совершаем, хотя парк ближе намного.