Борис

Какая то мощная энергия, которая и притягивала и держала на расстоянии, как планеты вокруг солнца.

Борис уехал на пару дней встречать гостей, как он мне объяснил, мне казалось что прошла вечность.

«Папа уехал косить,» – сказала Марина. Я сначала не поняла, а потом уже он мне объяснил: поехал на подработку косить сено. И вот он вернулся! Такая радость светилась на его лице, когда я увидела его.

Запах пота, сена, травы, радость простой и здоровой жизни крестьянина, исходивший от него пьянил, так и хотелось бросится ему на шею. Мы пошли к нему в номер, он налил мне 20 грамм какого-то вина, мы не могли наговориться, вернее, нам никак не хотелось расставаться, как будто мы знали давно давно друг друга и разлука была долгой. Он был младший в семье у него ещё были два старших брата и сестра, один самый старший брат закончил институт, защитил диссертацию и жил в Москве, а другие брат и сестра жили в Ленинграде, мать тоже жила в Ленинграде с сестрой и ещё у него был сын, которому уже исполнилось шестнадцать и большую часть времени он проводил у своей девушки. Борис тоже сначала поступил в институт, но проучился два года и бросил, сначала ездил в геологоразведочные партии, может там и поймал Бродский его поэтический ветер, а потом стал работать радио-монтажником в подсобном производстве института Иоффе.

Ещё в молодости он был чемпионом Ленинграда и области по прыжкам в высоту, но дальше не хотел заниматься. Я вернулась к себе за полночь. Вика уже спала. Я легла и ни о чём не могла думать – везде был он; с непонятной силой меня тянуло к нему. Он не сделал никакой попытки прикоснутся ко мне и когда провожал, но между нами была энергия, готовая материализоваться и эта сильная энергия не давала мне спать.

На следующее утро мы встретились за завтраком.

Как спала, Кариночка? – Спросил он нежным голосом, как бы понимая моё состояние.

– Хорошо, – рассеянно ответила я. Я не спала всю ночь Всю ночь я думала о нём. Как обычно мы пошли на пляж. Он лежал рядом, я читала прозу Марины Цветаевой, у меня была закладка – фотография Высоцкого. Мысли мои путались, при всей гениальности Марины, я не могла сосредоточиться на чтении. Он показал на фотографию Высоцкого:

– Похож на меня?

Я посмотрела: правда похож, но если бы воскрес Высоцкий, который был моим кумиром, я бы выбрала Бориса. Я чувствовала, что он открывал большее пространство, несмотря на то что он не писал, не печатался, не пел под гитару, не декламировал, но во всём его облике, в его простых словах, в том как он их произносил, была

поэзия. Красота, правда искренность были в каждом жесте и взгляде, но они не испепеляли а давали пространство. Он пленил. Он возвышал и покорял. Он был божественен. Он властвовал. Знал он это? Он выглядел радостным и счастливым со мной. Было жарко. Лето в этом году на севере било все рекорды, температура воды на Балтике была выше чем на Чёрном море. Мы уже загорели как будто всё лето провели на юге, долго оставаться на солнце уже было просто опасно для кожи. Девочки играли в моём номере. Он предложил пойти к нему в номер, я закрыла книгу, взяла свой халатик и мы пошли к нему.

Я уже знала, что мы уже не можем быть вот так дальше.

– Давай приляжем, – сказал он просто- Сначала ты, а потом я.

Как нежно и быстро он овладел мною, какое это было освобождение. Куда только в Вологде мужики смотрят? Какая ты ласковая, обязательно к тебе приеду. Какую гармонию я чувствовала с ним и миром. Последний год я жила в Вологде и работала на заводе начальником производственноэкономического отдела от меня зависела зарплата премии, и на меня смотрели в основном как на работницу, а не как на женщину, и ещё после родов у меня были постоянно проблемы со здоровьем: я была худая, у меня был замученный вид, после работы я спешила забрать ребёнка из садика и вечер проходил в заботах о дочери. Я постоянно хотела спать, я так хотела спать, что обеденный перерыв предпочитала использовать чтобы подремать. У меня был пониженный гемоглобин и давление, и постоянная слабость, может из-за этого и поэтому мне всё время хотелось спать. Ещё мне приходилось вставать в пять утра, чтобы приготовить завтрак, собрать к семи часам дочку в садик, дети делают всё медленно; в шесть тридцать мы выходили из дому и к семи я приводила её первую в садик, потом я ехала на завод. Прямого автобуса не было, надо было пересаживаться, дорога занимала почти час, к восьми я была на рабочем месте, я не могла задерживаться, я же требовала от всех дисциплины. Работа заканчивалась в шесть и вечером я опять забирала дочь самой последней; в семь часов надо было её накупать, накормить, постирать, переодеть, прочитать книжку; мы смотрели передачу «Спокойной ночи малыши» – единственная передача, которую у меня хватало сил посмотреть, и я засыпала. Я осознавала себя женщиной, мамой, и ещё я жила постоянными воспоминаниями о своей прошлой университетской любви и планами встретится со своим профессором. Вечером Борис пришёл ко мне. Это было счастье. Какое божественное было его тело и как он умел его дарить.