Обет молчания

– О нет, моя великая госпожа, – задрожал от страха жрец, заметив, что брови жены фараона сошлись на переносице. – Ваша щедрость не имеет границ.

– И о какой такой справедливости идет речь? – продолжила царица, усмехнувшись. – Уж не о той ли, благодаря которой, вы, жрецы, набиваете свои карманы, в то время, когда наш народ бедствует? А вы всеми правдами и неправдами вымогаете у бедняков последние крохи, невзирая на то, что в царстве царит голод.

– Но, – попытался возразить верховный жрец, ошеломленный словами царицы, – лишь наши боги помогают держать в страхе и повиновении простой люд и избегать брожения умов.

Открывающий небесные врата по-настоящему был обескуражен внезапными нападками со стороны царицы Египта, ибо рассчитывал, воспользовавшись молодостью и, как он думал, глупостью госпожи, одержать скорую победу. Ему казалось, что он без труда сможет уговорить ее. «Мои доносчики, говорившие мне о неопытности и беспечности владычицы, оказались неправы. Они явно недооценили ее острый ум, главным образом потому, что она целыми днями проводила время вместе с будущим фараоном Египта, которого обучал Эйе. Судя по всему, советник учил не только его», – начал прозревать верховный жрец, исподлобья посмотрев на Нефертити.

А в гневе царица выглядел еще более привлекательной. Тонкие правильные черты лица самой прекрасной женщины на земле заострились, в глазах горел яростный огонь, а чувственный рот плотно сжался. Она с ненавистью смотрела на склонившего перед ней в раболепной позе жреца. «Отродье мерзкой гиены, – вертелось у нее в голове. – Ты! Ты смеешь укорять меня в неблагодарности! Саму великую госпожу! Ну ничего, я проучу тебя. Впредь будешь знать, как следует говорить с царицей и богиней Египта!»

– Ты слышал, что сказал мой великий супруг и господин обеих земель: наше царство нуждается в переменах, – продолжила владычица, всецело поддерживавшая супруга во всем. – Но меры, которые он предпринял, малы. Я считаю, что Египет нуждается в более серьезных изменениях, ибо лишь так мы сможем вывести общество из мрака и невежества. Только так на земле воцарятся любовь и радость… Если ты рассчитывал на то, что я буду отговаривать великого государя, живущего правдою, то ты проделал свой путь зря. Время настало! Перемены принесут нашему народу лишь свет и надежду.

Не желая более вести беседу с Открывающим небесные врата, Нефертити небрежно взмахнула рукой. Тот встал с колен и, опустив голову, задумчиво двинулся к выходу из покоев. «Что ж… вы сами подписали себе смертный приговор, голубки, – сжав зубы от ярости, молвил про себя верховный жрец. – Бойтесь, ибо никто теперь не даст за ваши жизни и медного кольца».

Но, вернувшись в храм, Ур-Сена испытал настоящее потрясение. Новость, которую сообщил ему приспешник Нечер-Уаб, поразила его до глубины души, ибо владыка, который уже основал новую религию и провозгласил новые ценности в Египте, пожелал большего: Эхнатон, великий фараон восемнадцатой династии, приказал построить для себя и своих приближенных еще и… НОВУЮ СТОЛИЦУ!

Глава 11

Мошенничество несовместимо с правосудием.

Помпеи, осень 1974 года

Мадлен открыла глаза. Она лежала на полу подле стола, на котором располагались приборы и радиоаппаратура.

– Как я тут очутилась? – сев возле стола, поглядела по сторонам археолог. – Ай, черт, почему так болит голова?

Она дотронулась до лба и, нащупав шишку, вскрикнула от боли.

– Понятно… последнее, что помню, это то, что я прочитала письмо и села на стул. Очнулась я уже на полу с синяком на лбу. Из чего можно заключить, что я опять упала. Как-то мне перестали нравиться мои обмороки. Рик прав, следует показаться доктору… Но после, все походы по врачам после. Вначале загадочное письмо.

Молодая женщина подняла с пола лист и еще раз пробежалась глазами по тексту:

«Дорогая Грейс, передаю тебе привет из далекой страны Перу, куда меня занесла судьба, а может, и не она занесла, а сам дьявол. Это теперь неважно. К сожалению, здесь я подхватил смертельно опасную болезнь (как выяснилось сегодня), так что нам вряд ли светит личная встреча, даже если ты приедешь сюда (а ты просто обязана сюда приехать). Доктор сказал, что я протяну еще дней пять, максимум неделю… не больше. Но это дело десятое. Я прожил недолгую, но яркую жизнь авантюриста, так что мне не на что жаловаться. Вот только последнее дело мне уже не суждено завершить, не по силам. Так что тебе карт-бланш.

Вероятно, ты уже догадалась, что информация, добытая тобой (черт знает каким образом), полностью подтвердилась. Я нашел их. Они божественны, да к тому же в превосходном состоянии. Они произведут фурор в научных кругах, а точнее, эффект разорвавшейся бомбы, ибо они полностью перевернут наше представление о мировой истории! Эх, жаль, что я не увижу твоего триумфа! Нобелевская премия у тебя в кармане, сестренка. Прости, пишу сумбурно… но я так взволнован!!

Мы… точнее, ты, станешь воистину великой! Все профессора и музеи будут у твоих ног, ибо такого больше нет нигде в мире. Понимаешь, что это значит? Мы ? единственные обладатели настоящего сокровища! О, боже! Как бы я хотел видеть выпученные глаза доктора Стивенсона и профессора Гризмана, когда они увидят их… Но среди всех наших ценностей есть и еще одна очень загадочная вещь. Я не знаю, что это. По всей видимости, просто никчемная безделушка, но хозяин гостеприимного дома сказал, что это семейная реликвия, которая переходила из поколения в поколение долгие годы. Большего я не смог от него добиться. Он и сам толком не смог объяснить. Просто хранил эту вещь в память о предках. Зачем я упомянул о ней? Черт его знает. К слову пришлось.

Впервые в жизни сожалею, что не смог уговорить тебя и твоего идиота поехать со мной. Чтобы ты узрела то, что видел я. Как бы то ни было, глядючи на мои гниющие язвы, радуюсь, что проклятие той пирамиды, ты знаешь, о чем я говорю, настигло исключительно меня.

Прости, сестренка, но писать больше нет сил. Приезжай, как только сможешь, но не слишком откладывай отъезд. Этот Хавьер редкая сволочь и рвач, хоть и доктор. Я отдал ему все свои сбережения за молчание. Но не рассчитываю на его порядочность. Поторопись!

Адрес ты знаешь. Меня не ищи, бесполезно. Пока ты приедешь в эту чертову страну, я уже полностью сгнию, и мое тело сожгут (так сказал врач). Увидимся в аду! Твой брат, Гарри».

Медленно свернув письмо и взяв со стола фотографии, Мэд принялась их разглядывать. Снимки оказались очень плохого качества, и разглядеть что-либо на них оказалось ей не под силу. Просто какие-то каракули, нарисованные на чем-то темном. ЧТО изобразил художник, Мадлен разобрать так и не смогла.

– Тут нужна лупа, – пробормотала она и положила фотографии, письмо и вырезки обратно в конверт.

«Интересно, а зачем Грейс понадобилась я? – расхаживая по палатке, принялась рассуждать молодая женщина. – Почему решила поделиться со мной, с человеком, с которым враждовала многие годы? И не просто враждовала, а соперничала? В чем подвох? Она ученый, в определенных кругах имеет вес, правда, я слышала, что вряд ли ее репутацию можно назвать незапятнанной. Бывшая подружка пару раз оказывалась в эпицентре скандалов, связанных с черными копателями. Во что Эванс опять вляпалась? И почему через столько лет пытается вымолить прощение? Странно как-то все… Я должна выяснить!»

Приняв решение во что бы то ни стало докопаться до истины, Мэд, захватив сумку из своей палатки, уверенным шагом направилась к лагерной машине, стоявшей неподалеку, вместо того, чтобы отправиться к Софи, поджидавшей ее рядышком с пресловутой фреской.

– Мадам Дюваль, мадам Дюваль, – послышался у нее за спиной удивленный голос студента. – Куда вы? Вас… мадам Дюваль… но вас ждут! Мадам Аллен сказала, что это срочно. Она нашла еще одно доказательство…

– Я рада за нее. Пусть вечером составит подробное описание, а ты, Пьер, сделай несколько снимков. Вернусь, прочту отчет, если будет нужно, то допишу и отправлю в Париж сведения и твои фотографии.

– Но вы нужны там, – продолжал упорствовать ее подопечный. – Вы должны…

Мадлен остановилась и, повернувшись к студенту, вкрадчиво проговорила:

– Мой милый Пьер, если ты хочешь получить хорошую оценку за практику, то советую не указывать мне, что я должна, а чего нет. Позволь мне самой это решать. Мадам Аллен не ребенок, и это не первая ее экспедиция. Она – знающий специалист и превосходно разберется и без меня. К тому же с вами мистер Пейдж и синьор дю Белле. Думаю, справитесь!

Она резко развернулась и быстрым шагом подошла к машине. Сев в нее и включив двигатель, Мэд нажала на газ. Машина рванула с места, оставив позади себя лишь клубы серовато-коричневой пыли. Красный джип провожали две пары глаз: одна – с откровенным удивлением, вторая ? с нескрываемым любопытством.

Машина Мадлен неслась по улочкам города. Она и сама не знала, зачем поехала к бывшей подруге. Да, с одной стороны Мэд хотелось выяснить причину столь дружественного настроя Грейс, но с другой стороны… а не все ли ей равно? Прошло уже так много времени. Каждая из них жила своей жизнью, своими интересами и делами. Сферы деятельности у них не пересекались: Грейс занималась лишь египтологией, месяцами пропадая в Долине царей, Мадлен же больше склонялась к изучению древнего Рима, в частности – погребенного под толстым слоем пепла древнего города.

Тем не менее какая-то неимоверная сила гнала ее вперед. «Узнаю только, зачем я понадобилась этой стерве, – то и дело повторяла про себя Мэд, пристально смотря на дорогу, – после пошлю ее обратно в свой террариум и вернусь в лагерь. Осталось всего две недели, а дел еще немерено. Профессор будет, ох, как недоволен нашей работой! Мы совершенно отстали от графика».

– Вот дьявол! Какого черта ты лезешь под колеса? – вскричала она внезапно и, вывернув до упора руль налево, резко нажала на тормоз.

Машину молодой женщины занесло от резкого маневра, после чего последовал удар. Джип содрогнулся, встав на дыбы, и замер на месте.

– С вами все хорошо? – через мгновение Мадлен услышала взволнованный голос, который показался ей очень знакомым.

Она оторвала остекленевший взгляд от лобового стекла, по которому от удара о столб расползлись трещины, и устремила взгляд на стоявшего возле машины человека.

– Синьор дю Белле… Арман? – пролепетала молодая женщина, постепенно приходя в себя. – Что… что вы тут делаете?

– Вообще-то я живу тут в соседнем доме. Точнее, здесь живет мама с сестрой. Сегодня у отца день рождения, вот я и уехал с раскопок пораньше. Собирается вся наша родня, – помогая Мадлен вылезти из машины, сказал инспектор. – А вы-то здесь какими судьбами? Вы же вроде находились в лагере? Я еще смотрю – машины нет. Думал, что Шарлиз за провизией уехала.

– Ну, на этой машине, – археолог поглядела на раскуроченный капот автомобиля, – вряд ли кто-то теперь сможет ездить.

– А что произошло?

– Я увидела трехцветную кошку, перебегающую дорогу.

– Трехцветную… кошку, – недоуменно повторил за ней Арман. – И из-за этого вы решили протаранить столб?

– Я и не собиралась… так вышло. Случайно. Вы не понимаете, – густо покраснела молодая женщина. – Это плохая примета.

– Вы – ученый, и продолжаете верить в подобные вещи? – поднял бровь инспектор.

– В приметы и различные суеверия верили во все времена. И небезосновательно, – пытаясь побороть смущение, парировала его собеседница.

От удара о руль у Мадлен опять разболелась голова. Она непроизвольно дотронулась до нее и поморщилась. Обратив внимание на свинцовую шишку на лбу женщины, дю Белле нахмурился и серьезным голосом спросил:

– Вы ушиблись? Мне кажется, вам следовало бы показаться врачу.

– Нет-нет, – отмахнулась от него Мэд. – Это я ударилась головой о стол в палатке… со мной бывает, не обращайте внимания… А кошечка жива? Я не переехала ее?