Птица вещая. Стихи

Не обиваю старые пороги,
и лица раздвигаю, чтоб пройти
к ветрам из комфортабельной берлоги…
Из Века в Вечность есть ещё пути.

В келейной тишине аллей

В келейной тишине аллей
есть святость залов углублённых.
Стволов колонны держат кроны
и свод туманов и огней
в келейной тишине аллей.
Немногословная листва
в дыханье ветра оживает.
И знобко музыка витает,
не нарушая торжества,
немногословна, как листва.

Как душа кровоточит

Я немножко Горгона – своими остатками кос.

Привяжу к ним на время, похоже, вдруг впавшее в прелесть

Моих песен и слёз, моих искренних песен и слёз,

Обращу тебя в камень, но этого мне не хотелось.»

    Кабачкова Ирина

Как душа кровоточит, у боли нижайший порог,
все колдобины мира сквозь сердце моё пролетают,
и любовь застревает горячею раной меж строк,
одного лишь хочу, чтобы ты никогда не растаял.
Месть Горгоны страшна, но, пожалуйста, не каменей,
ледяную скульптуру мне б тоже не очень хотелось,
хоть порой моих строк лучезарно-любовный елей
превращается в яд, как фатальная оголтелость.
У поэтов всегда перемены в сознании чувств,
постоянно проходят метания и круговерти.
И особенно тошно, когда это сборище муз
моё сердце как шарик земной лихо крутят и вертят.

Слышишь, топот копыт над землёй в песне ветра несется

Слышишь, топот копыт над землёй в песне ветра несется,
где-то в древней Руси снова гудки берёт скоморох…
То не поле горит, это всходит крамольное солнце,
то не чаща гудит, это ветер от стонов оглох.
Заторможен эфир голосами времён и наречий,
но сквозь плач серенад и моторов ревущую медь,
слышишь бьётся беда, и ложится планете на плечи
тяжесть взрывчатых тонн, под коротким названием
«Смерть».
Где-то Дмитрий к Непрядве ведёт свои славные рати,
Царь Иван созывает бояр на военный совет.
Приближается ночь, словно траур невесте на платье,
и, как камень падун, темнота придавила рассвет.
Шли татары и ляхи, сверкая на солнце мечами,
грохотали тевтонцы, железом буравили лёд,
как пылали дома, доставая до неба свечами,
и от чёрного горя чернее обуглился свод.
И взвиваются в небо ракет огнедышащих стаи,
и военные базы грибами под солнцем встают.
И колышутся свастик кровавых колючие знаки,
будто Землю опутал гигантский разбуженный спрут.
Из поломанных рук, где-то пала на землю гитара,
и убитый малыш к мёртвой матери плотно прильнул,
разве можно назвать нашу Землю отжившей и старой,
слышишь сердце её из глубин нарастающий гул.
Это голос полей, что калённые стрелы косили,
Это Тьму Таракань, что исчезла бесследно в ночи,
это стоны Чудского и вопль степного ковыля,
то не ветер поёт – это сердце земное стучит.
Как болят его раны – войной опалённые люди,
всё им мнятся бои, пережитый и будущий ад…
Слышишь топот копыт нас от сна вековечного будит,
Тени предков на помощь Земле нашей бедной спешат.

О времени не надо говорить

О Времени не надо говорить,
его и так обсасывают в суе.
То рвётся, то в узлы связует судьбы
тончайшая невидимая нить.
У Времени нет ясности границ,
есть бесконечность мысли и движенья,
оно сродни мелодии скольженья,
дыханью звёзд и перелётам птиц.
Им надо жить и впитывать его
как дуновенье ветра всею кожей…
И не считать года, что быстро прожил,
и не гадать, а сколько же всего?

Где эта граница меж Злом и Добром

Где та граница меж Злом и Добром?
По судьбам проходит? По лицам?
Дымят словеса, всё уходит на слом!
Но нет её этой границы!