Тень Евки

Евка сделала было какое-то движение, но брат придержал её за руку:

– Не суетись. Завтра поедешь. И мне, кстати, надо в город съездить.

Андрей бросил на него благодарный взгляд и как пробка выскочил на улицу. «Дубина! Идиот!» – бранил он себя всю дорогу до платформы. Уже сидя в вагоне, он вспомнил растерянный взгляд девчонки и сказал себе: «Тоже мне – жених. А невеста – дурочка какая-то». И всё же лёгкая тень чего-то необычного, приятного ещё долго жила в его памяти…

Потом началась учёба, и он забыл это короткое и странное приключение. Но однажды, в начале октября, он столкнулся с Евкой у самого входа в свой подъезд. И не узнал бы её, если бы она сама не заговорила, верней, не засмеялась бы своим неподражаемо весёлым смехом.

– Ага! – сказала она и снова засмеялась. – Не ждал? А я караулю тебя уже вторую неделю!

– Меня? Зачем? – спросил Андрей и сам понял, как нелепо звучат его вопросы.

– Затем! Очень хотелось!

Евка была какая-то другая. Она была в курточке, в штанишках. Большой серо-голубой шарф дважды обвивал её шею, и концы его были завязаны под подбородком. Такой же серо-голубой берет крупной вязки, чудом держась на макушке, тяжёлым напуском ложился на пышный пучок золотисто-рыжеватых волос.

– Ну как? – спросила Евка лукаво. – Рассмотрел? Скажи – «картинка»! Разве нет?

– Картинка, правда, – чуть смущённо отозвался Андрей и тут же заторопился, начал набирать код своей квартиры.

– У тебя что, кто-то дома есть? – удивилась Евка. Похоже, она знала, что он живёт один. Андрей даже побагровел с досады. «Ну что же я за кретин!» – пронеслось у него в голове, а Евка, схватила его за руку, заглядывая в его глаза.

Андрей вырвал руку и решительно полез за ключом.

– Андрюша, Андрюша! запричитала испуганно Евка. – Ты вправду не рад, что мы встретились? – глаза её округлились, как у ребёнка, и ему показалось, что она сейчас заплачет. Ему хотелось сбежать, провалиться, исчезнуть. Но ничего этого делать было нельзя – он стоял, припёртый этой странной девчонкой, и только хлопал глазами, лихорадочно соображая, как разрядить обстановку. Евка улыбнулась сквозь слёзы, уже подступавшие к глазам, и тихо сказала:

– А я так хотела тебя увидеть, так хотела!

И вдруг всё это бешеное напряжение слетело с него, и он вздохнул глубоко, свободно. Евка мгновенно всё поняла и снова засмеялась своим искренним, детским смехом.

– А ты из института? Так поздно? – заговорила она как ни в чём не бывало.

– А я почти каждый день так поздно возвращаюсь, – также непринуждённо ответил Андрей и сам удивился: чего это он так её испугался? Простая, хорошая девчонка. А она, мгновенно проникаясь каждым движением его души, тут же спросила:

– А к тебе в гости можно как-нибудь прийти?

– Можно, – неожиданно для себя согласился Андрей и тут же испугался. Но она не дала ему возможности сделать задний ход.

– А когда лучше? – спросила она живо. – Может, в субботу? Или лучше в воскресенье? – она смотрела на него так радостно, так открыто, что Андрею не хватило духа отказать ей.

– В воскресенье лучше, – пробормотал он.

– Так я приду? Часов в пять. Хорошо?

Он кивнул. Евка развернулась и побежала к своему подъезду. «Так я приду-у!» – донёсся её весёлый голос. Голубой помпон и голубой шарф задорно мелькнули – и дверь её подъезда захлопнулась. Андрей покрутил головой, пожал плечами и опять зачем-то набрал код своей квартиры…

В воскресенье он не находил себе места. Ругал себя всячески-сначала за то, что согласился, потом за то, что неизвестно почему трусит. «Мало того, что идиот последний, – громко кричал он сам себе, меряя комнату широким шагом, – так к тому же слюнтяй, мокрица какая-то!»

Звук звонка ошпарил его, как струя кипятка. Оказалось, уже пять с минутами. Его надежда, что Евка не придёт, забудет, не сбылась, и он обречённо пошёл открывать. Евка быстро глянула на него и решительно шагнула в прихожую.

– Я ненадолго, Андрюша, – сказала она, – папка просил помочь.

Она снова быстро глянула на него. А он смотрел на неё во все глаза.

Она опять была какая-то другая. Сиреневый плащик, чёрная, надвинутая почти на брови шапочка, и золотые волосы, свободно рассыпавшиеся по плечам. А главное – какая-то тихость в голосе, в глазах.

– Ты слышишь меня, Андрюша?

Он вздрогнул. Комок в горле разжался, и каким-то всё же чуть сиплым голосом он сказал: «Проходи», – и смущённо закашлялся.

Евка медленно, чуть искоса глядя на него, вошла в комнату и огляделась.

– Сразу видно, что здесь живёт мужчина. И один, – сказала она.

– Почему? – удивился Андрей.

– Да как-то строго всё. И холодновато, – пояснила Евка. – Да, – прибавила она уже другим голосом, – я ведь сказала, что скоро уйду. Но если ты поставишь чайник, я с тобой чаю попью. Я ведь пирожков напекла.

– Пирожков? – невольно оживился Андрей. Пирожки были его слабостью. А так как мама уже второй год сидела в Вязниках со своим парализованным отцом, то печь их было некому. Изредка, правда, дерзала Тайса. Но, пожалуй, лучше бы она и не дерзала: пироги у неё получались как из глины, и Андрей давился ими из чистой вежливости.

Евкины пирожки оказались очень вкусными, и, уминая их, Андрей забыл все свои страхи. Как будто их и не было. И вообще, с Евкой ему было легко.

– Ну, всё, мне пора, – вздохнула Евка.

– Как? Уже?

– Уже, – кивнула Евка и как бы между прочим спросила, – я зайду ещё как-нибудь? Можно?

– Конечно, заходи!

В прихожей Евка быстро натянула плащик, надвинула на брови шапочку и покрутила головой, от чего волосы свободной волной легли на плечи. Андрей молча, не отдавая себе отчёта, любовался её какой-то особой, лёгкой грацией. Улыбнувшись и сделав ручкой «пока», Евка быстро побежала вниз по лестнице, не воспользовавшись лифтом. Андрей стоял возле открытой двери, слушал затихающий стук её каблучков. В душе его поселилось тихое, уютное тепло…

Хитрющая же девочка эта Евка! Ни о чём её папа не просил, никуда она не спешила, но чисто женская интуиция подсказывала ей, что с Андрюшей не надо спешить, не надо «наваливаться» на него – всё должно быть непринуждённо. И действительно, когда дней через пять, увидев свет в его окошке, без всякого предупреждения она позвонила в его дверь, он открыл и сразу обрадовался. Но и на этот раз Евка не стала засиживаться.

– Вот, я принесла тебе цвет, – сказала она и развернула нечто, увязанное клетчатым платком. Это оказался пышный цветок в глянцевом обливном горшке. На фоне больших, сочных листьев там и тут виднелись крупные головки цветов нежно-розового цвета. Евка поставила его на окошко, раздвинув шторы. Окно сразу преобразилось.

– Нравится? – спросила она. – Это азалия. Правда хороша? Они бывают разного цвета, но мне больше всего нравится этот.

Андрей смотрел на азалию, на Евку – и думал, что она никогда бы не принесла ни герани, ни «ваньки мокрого», которого он помнил из-за смешного названия ещё с детства. Евка принесла цветок, похожий на неё: розовый, нежный и лёгкий при всей его пышности.

– Я пойду, – сказала Евка, – а пирожков принести как-нибудь?

* * *

Незаметно она заняла прочные позиции в Андрюшиной жизни. Она приходила по вечерам и даже убедила его, что, если ему надо, он может заниматься своими делами. С тех пор нередко Андрей работал на компьютере, а Евка или читала, или что-нибудь стряпала, или готовила уроки. Её присутствие никогда не было назойливым, она не требовала, чтобы Андрей развлекал её разговорами. Больше того: её присутствие согревало его одинокую квартиру, даже как будто помогало ему работать.

Странная вещь: Евка ему очень нравилась, она была красивая девочка, она согревала его жизнь, но почему-то никаких плотских желаний у него не вызывала. То ли она была ещё очень невинна и он считал её ребёнком, то ли он сам был какой-то не такой, как надо, но его это даже не заботило. Всё было так естественно: и когда он читал, а она умащивалась у него на коленях, сворачиваясь как котёнок, и когда она, прощаясь в дверях, целовала его лёгким поцелуем… Евка стала частью его жизни, и он уже не мог представить свою жизнь без неё. Они давно уже решили пожениться и только ждали, когда Евка окончит школу – восемнадцать лет ей уже исполнилось в конце февраля…

– Знаешь, Евчик, какие у тебя глаза? – спросил однажды Андрей.