Сломанные вещи. Часть 3 из 4

Я тоже хочу поскорее – только не кончить, а почувствовать, как он кончает внутри меня. Испытать это особенное удовольствие от того, что ему хорошо до предела – именно со мной.

Син замирает, сомневаясь. Но спустя мгновение хватает меня зубами за загривок и несколькими резкими толчками вжимает в кровать так, словно войти на всю длину мало и он хочет напоследок заполнить целиком. Долгий выдох, и тело сверху тяжелеет обессиленно.

Поглаживая его затылок – такой забавный контраст между бритым участком и гладкими длинными волосами – бормочу:

– Ложись, мне не тяжело.

Син расслабленно вытягивается, а я уютно устраиваюсь под ним: лаская его руки, переплетая наши пальцы, прислушиваясь к ощущению того, как его сердце бухает мне в спину тяжело и сильно, а член подрагивает глубоко внутри.

Бормочет сонно:

– Точно не тяжело?

– Угу.

Через пару минут, отдышавшись, выскальзывает из меня, ложится на бок рядом и, поглаживая мои лопатки, тихо фыркает.

– Да уж. Теперь тебе точно нужен новый телохранитель.

– Мм?..

– Такой, который будет удовлетворять тебя, а не самого себя.

Дотянувшись до его разгорячённого плеча, целую. А тут рядом и запах пота чувствуется – такой терпкий и даже более крышесносный, чем обычно, просто концентрированное возбуждение… Мне всегда казалось, что запах пота – это что-то противное, слишком резкое и навязчивое, от чего хочется задержать дыхание и отвернуться поскорее. Но Син пахнет так, что я готова уткнуться носом ему в подмышку и вдыхать полной грудью. Он вроде говорил, что это модификация? Армейские инженеры – гении.

Всё же оторвавшись от подмышки, чмокаю над соском. Может, лизнуть его?.. Но, не решившись, прижимаюсь лицом к груди, чувствуя гулкий стук сердца.

– Ничего не знаю. Мне понравилось.

Голос Сина над головой звучит укоризненно:

– Тут даже не нужно чувствовать, что ты лжёшь.

Его ладонь спускается по моей спине ниже, к пояснице, но я, извиваясь неловко, боком отодвигаюсь к краю постели и скатываюсь на пол, рукой зажав между ног. Не хочу выпачкать всё вокруг спермой, это очевидный предлог – эм, у него ведь есть сперма? – а то, что там ещё может быть и кровь, уточнять необязательно. Наверное, Син и так догадался, но мне не хочется светить ею явно, и уж тем более не хочется, чтобы он комментировал этот факт.

– Извини, я сейчас. Пять минут.

Враскоряку упрыгиваю в ванную. Хоть бы на простыне ничего не было! Вроде было почти не больно, может, крови будет немного? Захлопнув дверь, на всякий случай подпираю её спиной и со страхом отрываю от промежности мокро-липкую руку. Так, что тут? Это сперма?.. Бе, консистенция и запах так себе. Или тоже какая-нибудь модификация? Да нет, зачем бы инженеры сделали такую непонятную – да и противную, честно говоря, – модификацию? Наверное, обычная сперма. Ярко-красная кровь тоже есть, но немного. Надеюсь, на простыню вытечь не успела и получится избежать разговора о том, почему я такая никому не нужная неудачница. Ой, а если кровь осталась на его члене?! Чёрт… Но ладно, с этим я ничего не могу поделать. Буду надеяться на лучшее.

Ополоснувшись, надев трусы и сунув прокладку на всякий случай, возвращаюсь в спальню, к шкафу. Торопливо одеваюсь. Что за дурацкая застёжка у этого лифчика! А зачем вообще я его взяла? Почему-то теперь хочется надеть всего побольше и более закрытого, чем прежняя игриво-тонкая майка. Лучше даже плотный топ с длинными рукавами и джинсы.

Прикрыв участки тела, наиболее покрытые шрамами, осмеливаюсь взглянуть на кровать. Син лежит на животе, зарывшись в бельё и покрывало, и, чуть повернувшись ко мне, наблюдает. Чёрт, уже убрал волосы в привычный хвост.

– Что? – я, как обычно, растягиваю губы в нервозной улыбке.

Не люблю, когда за мной следят. Сразу начинаю двигаться неловко и вообще забываю, что хотела сделать.

– Всё в порядке?

– Угу! – выдаю позитивно, чуть ли не с восторгом.

Было бы естественно задать тот же вопрос ему, однако вдруг это перейдёт в обсуждение только что произошедшего и моей позорной девственности? Так что я спешу сменить тему:

– Ты уже снова с хвостом. Не знаю, мне нравятся твои волосы. Может, ты мог бы иногда их распускать?

Несколько секунд Син смотрит мне в лицо, затем, приподнявшись на локте, стягивает жгут с волос, и они рассыпаются по плечам.

– Спасибо, – на этот раз я улыбаюсь искренне.

С тревогой приподнимаю покрывало, но на простыне – лишь несколько тёмных пятнышек как от мокрого, а крови не видно. Замечательно! Забравшись под покрывало, сажусь, опершись спиной на изголовье кровати, из-за нервозности тянет даже сложить руки на груди, закрываясь, однако с этим порывом я борюсь: не хочу выдать свою напряжённость, это может навести его на вопрос, почему я настолько нервничаю. Син, по-прежнему лежащий на животе, придвигается ближе, обнимает рукой за талию, и интимное тепло его обнажённого тела контрастирует с ощущением моей одетости. Тянет меня ниже, чтобы спустилась к нему, а не сидела чинно, как на званом вечере, и я всё же поддаюсь, сползаю спиной по изголовью – но лишь немного.

– Ну что, как насчёт пиццы? – голос у меня придурковато-радостный.

Однако Син не отвечает: прихватив зубами край топа, тянет его вверх, оголяя живот. Истерично хихикнув, останавливаю его движение. Ладно уж, немного шрамов на животе могу показать, но не более. Смирившись, Син вылизывает полоску голой кожи, а вот его рука перебирается выше, касается то локтя, то плеча, то шеи, рассеянно бродит тут и там, словно стесняясь перейти прямиком к груди, хотя – я буквально чувствую это – хочет именно туда.

– Какую закажем? – я сжимаю плечи, нервозно прикрываясь от прикосновений.

– На твой вкус, – его голос звучит невнятно.

Я было открываю рот, чтобы предложить варианты, но тут его пальцы всё же решаются коснуться груди – мимолётно, легко, чуть задев сосок, через два слоя плотной ткани прикосновение смутное, однако даже от такого я замираю, онемев. Словно всё моё существо сконцентрировалось в этом единственном восхитительном ощущении.

Заметив мою реакцию, Син повторяет движение уже смелее, а через несколько секунд – раз я не протестую, – и вовсе с охотой переключает на грудь всё своё внимание. Накрывает одну ладонью, продолжая большим пальцем ласкать затвердевший сосок, другую – ртом. Через одежду чувствуется лишь неразличимое ощущение тепла, хочется большего, так что, когда Син прикусывает, задев сосок, я не выдерживаю: быстро стягиваю топ, однако дёргаю покрывало выше, чтобы хоть как-то прикрыться. Но Син вроде не приглядывается к шрамам и прочим недостаткам, а увлечён только лифчиком: поглаживает и посасывает так, словно ему по-настоящему нравится это делать. Через один слой ткани ощущения сильнее, возбуждение между ног с готовностью напоминает о себе, и хочется таять от этих приятных ощущений.

Тем временем пальцы Сина осторожно поднимаются выше, стягивают бретельку и проводят по груди вдоль края ткани, словно спрашивая разрешения. Изо всех сил сдерживаюсь, чтобы не отстраниться, – пускай я далека от идеала и выгляжу не особо привлекательно, но я не хочу, чтобы он прекращал. И Син всё-таки цепляет ткань лифчика и стягивает вниз – по голой коже пробегает холодок, сосок твердеет ещё больше, и прикосновение к нему настолько чувствительно, что хочется застонать. Но я, конечно, сдерживаюсь. Приличные девушки не ведут себя как шлюхи.

Пока я погрузилась в ощущение того, как палец кружит по ареоле, то и дело задевая сосок – от резко-приятного возбуждения даже вздрагиваю, так хочется большего, однако палец снова убегает, дразня, – Син, почувствовав, что я окончательно перестала сопротивляться, уже торопливо стягивает зубами вторую бретельку и ткань чашечки и засасывает второй сосок во влажное тепло. Ощущения настолько сладкие, что я даже замираю в растерянности, не понимая, что делать. Теперь уже и не думаю отстраняться, наоборот, держу Сина за шею и запястье, прижимая к себе, лишь бы он не прекращал.

Но он и не собирается: дышит прерывисто, щиплет губами влажный от слюны сосок, вновь засасывает – сильнее, настойчивее, потирая его языком, – а затем тянет меня к себе, чтобы прижалась ближе и легла на бок, накрывает ртом другую грудь, а пальцами спускается к застёжке джинсов.

– Подожди, – шепчу, перехватив его руку и возвращая её на грудь. – Я лучше сама.

Теперь, раз обе руки свободны, Син симметрично ласкает пальцами соски, а сам поднимается выше, целует мои губы. Кажется, не обиделся на отказ.

Поколебавшись, расстёгиваю джинсы и забираюсь рукой в трусы, но я уже настолько возбуждена, что почти сразу останавливаюсь. Хочется ещё немного оттянуть момент оргазма, ещё немного насладиться ощущениями на грани…

– Сильнее… Ещё…

Син охотно усиливает напор, покусывает мои губы и щиплет соски, а я не могу даже двинуть пальцем – чтобы не сорваться в оргазм, – и лишь ритмично нажимаю на скользко-мокрый клитор, совсем слабо… Наконец всё же провожу по сладко-чувствительной головке – и тут же оргазм начинает разворачиваться, нарастая… Нарастая… И на пике выгибает меня дугой, словно от электрической вспышки.

Обмякнув, понемногу осознаю, что всё ещё нахожусь в собственной спальне. И рядом со мной Син. Мягко гладит грудь, целует щеки. Неужели это действительно произошло? За все эти годы я почти смирилась, что секс не для меня, – и вот пожалуйста. Да ещё не с кем-то, а с ним. Недоверчиво прислушиваюсь к ощущениям. Оргазм ещё отдаётся теплом между ног. Потрясающе приятная пустота в голове. И я помню ощущения от каждого прикосновения. Теперь, когда дурманящий туман возбуждения схлынул, даже не верится, что они были по-настоящему, – неужели я и правда позволяла ему делать это со мной, смотреть мне в лицо, пока я кончала? Раньше бы постеснялась даже фантазировать о таком.

Однако Син… словно бы смотрит насторожено? Я улыбаюсь в ответ – показать, что всё хорошо. Да и вообще, хочется улыбаться. С длинными волосами он выглядит более мягко, более… интимно? Как будто по-домашнему, только для меня. От этой мысли сердце переполняет нежность. У него правда никого раньше не было? Очень надеюсь, что так, ведь, говорят, первый раз запоминается. Может, хотя бы в этом качестве я буду что-то значить для него.

Я обнимаю его за шею, глажу по волосам, прижимаюсь к лицу, целую щёку – и его губы находят мои. Как же хорошо целоваться и ни о чём не думать… Особенно когда Син обнимает меня вот так, крепко прижимая к себе. Боги милостивые, как бы я хотела умереть прямо здесь и сейчас, потому что вряд ли в моей жизни будет что-то лучше.

Однако с нежно-романтического настроя меня сбивает торопливый стук его сердца и та жадность, с которой он целует мои губы.

– Ты… Эм. Может?.. То есть я-то кончила, а ты…