– Мне пизда.
На моё счастье Эрик верно понимает посыл: хватает меня за рёбра и оперативно волочёт в сторону туалета. Я стараюсь помочь, но подлые ноги лишь цепляются за окружающую мебель – почему её так много на нашем пути?
В туалете воздух прохладный, потому что с прошлого раза открыли окно – горизонтально-узкое, под потолком, – и сейчас это идеально. Сразу понимаю, насколько в зале было душно. Не останавливаясь, Эрик тащит меня к кабинке, заталкивает внутрь, а я, вцепившись в его плечо и футболку, чтобы не упасть, тяну за собой. Он поддаётся, то ли на автомате, то ли от неожиданности, и я, не глядя махнув рукой, умудряюсь захлопнуть за нами дверь.
И вот мы стоим в пахнущей дезинфекцией тесноте – я, Эрик и унитаз.
– Дверь закрой.
Даже сам слышу, что часть звуков не выговариваю, – со стороны, небось, звучит ещё хуже. Но Эрик, видимо, понимает, потому что поворачивает задвижку. Кивает на унитаз.
– Так что, будешь?
– Не, – мотаю головой, от чего перед глазами вновь плывёт. – Там полицаи. Меня отчислят.
– За что? За самоволку через окно?
– Непобо… До… По-до-бающее поведение.
– Какое?.. – Эрик в недоумении. Ну да, откуда ему знать наши правила, в гражданских вузах такого нет.
– Позорящее воинскую честь, – выговариваю медленно и тщательно. Да, я даже в таком состоянии помню формулировки, не зря зубрил.
– Ничего не понял, но запереться вдвоём в туалете кажется не лучшим решением для твоей чести. А если они зайдут? А тут ноги видно, – он указывает на широкую щель внизу двери. – Две пары.
– Точно! – хоть соображаю я плохо, но тон получается уверенный. – Лезь на унитаз.
– Сам лезь! Из нас двоих у тебя ботинки армейские. Или давай я выйду, – Эрик берётся за задвижку, но я сжимаю его пальцы, останавливая.
– Точно засекут ботинки, – от осознания этого факта я делаю просительно-несчастные глаза, как у того кота из мультфильма. – Что делать? У меня башка не варит…
– Ладно, давай, – Эрик подставляет мне плечо. – Потом решим.
Унитаз выглядит таким хлипким и невинно-белым, когда я бухаю на него грязно-мокрую подошву. Бортик скользкий, так что приходится вцепиться в Эрика покрепче. Он недовольно шипит. Карабкаюсь, одновременно балансируя, борясь с головокружением и молясь, чтобы унитаз не развалился под моим весом. Дело идёт, отлично! Только вдруг обнаруживаю, что теперь моя голова торчит выше уровня двери. Проклятье! Иногда быть высоким неудобно. Нужно присесть. Продолжая цепляться за Эрика и осторожно балансировать на несчастном маленьком унитазе, опускаюсь на корточки, сложившись пополам. Поза неудобная, скрюченная, так что содержимое желудка подступило к горлу. Зато от сосредоточенной физической активности голова чуть прочистилась.
– А теперь объясняй, – шепчет Эрик, придерживая меня за плечи, чтоб не качался. – Что ещё за «честь»? Это же ваши армейские загоны, полицаи таким не занимаются. Другая юрисдикция. Они к нам иногда заходят, но кадетов вообще не трогают, даже не смотрят. Ну да, ты бухой…
– Я стакан разбил. Это «хулиганство».
– Не-не-не. Это я знаю. «Хулиганство» – это другое. А ты случайно разбил. Нет, ну даже если подойдут, спросят паспорт. И что? Покажешь. Но ты ничего не нарушал.
– У меня нет паспорта, – шепчу в ответ, на отдельных звуках булькая и давясь, потому что уровень жидкости очевидно превышает уровень моего желудка.
– Почему? Забыл?
– Нет.
– Потерял?
– Да нет! Его нет!
– Как «нет»? – глаза Эрика округляются по мере осознания. – Тебе сколько лет?!
– Семна…
Эрик вдруг сильно зажимает мне рот ладонью. Прохладная. От неожиданности к горлу подкатывает алкогольный чай, и я с трудом сглатываю, загоняя эту гадость на место. Пялюсь на Эрика пьяно остановившимся взглядом, пытаясь понять, что за лютую пантомиму он изображает. А, вот в чём дело: за дверью кабинки шум, кто-то зашёл в туалет. Ну и ничего. Моих ног не видно, мы молодцы. Единственное, что от меня требуется, – не свалиться с насеста.
По помещению, мимо нашей двери, проходят шаги. Звук расстёгиваемых штанов. Смачное журчание и стон облегчения. Эрик беззвучно шевелит губами: «Я тебя убью». Вроде. Я плохо читаю по губам. Но вряд ли он сказал «Я тебя люблю», да? Ситуация не располагает. Точно, в следующую секунду по его губам явственно читается «мудак» – значит, до этого определённо было «убью».
Ишь, накопилось у этого неведомого посетителя. Надеюсь, после этого он свалит, а не оккупирует соседнюю кабинку, чтоб позалипать в новости, а то у меня уже левая нога затекла. Аккуратно переношу вес на правую, но из-за этого с трудом обретённое равновесие исчезает, и я валюсь вправо – бухаю ладонь в стенку, чтобы не свалиться. Чёрт, слишком громко!
Мы с Эриком пялимся друг на друга огромными глазами, а за дверью – тишина. И кажется, что неизвестный посетитель прислушивается. Эрик кашляет басовито. По такому звуку точно не заподозришь, что в кабинке скрываются двое двадцатилетних парней, солидный кашель лет эдак на сорок. Ждём.
Шуршание. Шаги. Слава богам, мимо нас! Хлопает дверь, и всё затихает.
Я шевелюсь, пытаясь размять затёкшие ноги, но Эрик жестом останавливает. Повернувшись боком, аккуратно, чтобы вписаться в габариты узкой кабинки, наклоняется и, вывернув голову, выглядывает снизу двери. Тем же осторожным манером разгибается обратно.
– Слезай, – говорит громче, уже спокойно.
Ура! Держась за стены и сосредоточив взгляд на унитазе, чтобы не поскользнуться, наконец-то перебираюсь на твёрдую поверхность пола…
…Как вдруг в челюсть прилетает удар такой силы, что боль пробивается в мозг даже сквозь алкогольную анестезию, а моё тело, растеряв остатки равновесия, бухается на заднюю стену кабинки. Это что, Эрик так умеет?!
– Ты чо… – кое-как собрав расползающиеся ноги, я поднимаюсь и потираю щёку. – Синяк останется…
– Вот и отлично. Скажешь командованию, что в подворотне отбивал девушку от хулиганов. Они тебя отмудохали, облили водкой… Может, даже обоссали, – Эрик оглядывает меня так, словно уже примеряется.
– Я те щас – ик! – дам.
– Давать мне не надо, я на первом свидании так далеко не захожу. Ну как? – неожиданно и цепко зажав пальцами мои веки, он светит прямо в глаз ярко-белым фонариком телефона. – В голове прояснилось?
– Э… – я вырываюсь, отпихивая его руки вместе с источником мерзко-белого света. – Да. Спасибо.
И в самом деле сработало.
– Сейчас план такой. Ты блюёшь. – В ответ на мою скривившуюся морду Эрик повторяет авторитетнее: – Ты, гад несовершеннолетний, блюёшь! Иначе не протрезвеешь до завтрашнего утра. А я иду в зал, плачу много денег за всё, чем ты тут блюёшь, и смотрю по ситуации.
– А если они зайдут? Если то были не они, а сейчас зайдут?
Он сгребает мою футболку и шипит в лицо:
– Значит, сидишь тут и не дышишь. Потому что если из-за тебя меня загребут, уволят или отчислят – лучше сразу утопись в этом унитазе!
Рванув задвижку, Эрик выскакивает из кабинки и хлопает дверью так, что она отскакивает. Кое-как поймав её, закрываюсь.
Хм, и как это делается? Вроде нужно сунуть пальцы поглубже и нажать на основание языка. А если не получится?
Но получается отлично: последние два или три бокала явно превысили объём моего желудка, так что стоит только начать – он понимает намёк и охотно избавляется от содержимого. И в самом деле, зачем я столько залил в себя?