Островок счастья

– Спасибо, что вы меня спасли! – запоздало поблагодарил Павел. – Я и в самом деле уже прикидывал, как бы мне оттуда…

– Да, без меня это было бы непросто, от нашего директора так просто не улизнешь, – серьезно подтвердила девушка, но глаза ее смеялись, и Павел окончательно решил, что новая командировка начинается все же неплохо.

– Мне очень понравилось, как вы пели сегодня, – решил он все же отработать обязательную программу. – У вас такой голос… красивый. И качели очень тоже… подходящие. Да.

На более осмысленный и изящный комплимент у него не было ни сил, ни слов, и он замолчал, чтоб не сказать еще какую-нибудь глупость.

– Я очень рада, что вам понравилось, – кивнула девушка. – Извините меня, пожалуйста, Павел Андреевич, но мне пора.

Павел понял, что его деликатно выставляют, и вышел наконец из машины. Девушка уехала. Павел постоял еще с минуту, рассматривая немаленький коттедж, в котором ему предстояло провести черт знает сколько времени. Дом выглядел неприветливо, свет горел только в одном окне первого этажа, да и то тусклый, нерадостный. Наверное, он сам и забыл выключить, уходя утром. На него вдруг навалилась усталость, накопившаяся за последние дни. Мордвинов открыл калитку и, шаркая ногами, как старик, побрел по выложенной плиткой дорожке к крыльцу. И только упав в кровать, вспомнил, что даже не спросил имени прекрасной незнакомки. Да, совсем плох стал, старик! Ну да ничего, они еще наверняка встретятся. А то, что прелестная Золушка, доставившая подвыпившего принца в собственной карете домой, оказалась так деликатна и ненавязчива, так это даже хорошо…

Разумеется, уход нового директора с вечеринки не остался незамеченным. Хотя Александра, надо отдать ей должное, выбрала для спасения Павла очень удачный момент, когда все были увлечены рассказом Марианны Сергеевны о том, как ее супруг вместе с мэром ходили на рыбалку, забыв дома удочки, но вернулись с рыбой (после чего последовал тост: из любого сложного положения можно найти выход, было бы желание). Обнаружив внезапное исчезновение директора, да еще и вместе с самой красивой актрисой, прочее начальство вскоре тоже потянулось к выходу, строя различные версии по поводу парочки (степень игривости предположений напрямую зависела от количества выпитого). И когда Саша, благоразумно посидев в машине четверть часа наконец вернулась, за изрядно опустевшими столами остались уже только свои: актеры, оркестранты, другие работники театра.

– Ну, ты даешь, Александра! – закричала, завидев ее, Ирка Лаврова. – Мы только собрались подойти познакомиться, когда еще случай подвернется, а ты его – хвать! – и утащила! Не по-товарищески!

– Ира, тебе своих мужиков мало? – остановила ее Долинина. – Пусть девочка пользуется, раз бог дал такую внешность. Не пропадать же добру.

– Ну что вы сочиняете? – усмехнулась Саша, садясь за столик к матери и Тарасовой. Она отвечала не Ирке (что с ней связываться?), а Долининой, комплименты которой всегда были с неприятным подтекстом. – Он попросил проводить до выхода, сказал, что устал. Я подвезла его до коттеджа. Все равно шоферов все уже отпустили, не пешком же ему было идти.

– Ну и как ему спектакль? – махнув рукой на хохотавшую Ирку, спросила Лариса. – Понравился?

– Да мы не разговаривали ни о чем, – честно сказала Саша. – Он правда очень устал, да еще и выпил… еле языком ворочал.

– Не повезло… – ехидно посочувствовала Ирка.

– Ирина, уймись! – на этот раз вступилась за дочь Марианна Сергеевна. – Завидовать надо молча.

– Девочки, девочки, не ссорьтесь! – перебил ее Дружинин. – Давайте выпьем за Юлю, она такое дело сделала!

– Я же не одна, – смутилась Юля.

– Одна! – вдруг жестко сказала Тарасова, вроде бы и не прислушивавшаяся к перепалке, Ирка вечно их затевала, а Долинина охотно поддерживала. – Режиссер, он всегда один и за все отвечает один. Особенно за провал, потому что успех с ним всегда готовы разделить, а провал – нет.

– Но это же и правда успех! Замечательный получился спектакль! А ведь она, можно сказать, легла на амбразуру после ухода Виктора. Давайте выпьем за Юлю! – как всегда, поддержала мужа Дружинина. – Юлечка, лиха беда начало, удачи тебе, девочка!

– Юра, не пей, пожалуйста, много, – тихо попросила Юля, когда пару минут спустя к ней подошел Батраков с рюмкой в руках – он уже нетвердо стоял на ногах, и глаза его блестели.

– Не волнуйся, я меру знаю! – гордо сообщил ее бывший муж и, повернувшись ко всем, неожиданно громко потребовал: – Минуточку внимания!

Все смолкли, зная, что когда тихоня Батраков выпивает свою «меру», он становится громкоголос и настойчив и возражать ему бесполезно.

– Я хочу сказать, вот прямо при всех, что Юля – очень талантливый человек и очень красивая женщина. Витя, сволочь, уехал, сбежал… Но она и без него справилась! – Батраков говорил все громче и громче. – Она хорошая актриса и обязательно станет знаменитым режиссером, вы еще увидите, я знаю, что говорю…

– О, опять понесло, – проворчала Долинина, которая терпеть не могла пьяных. – Домой тебе не пора, Юра?

– Что? А… да. Я пойду. Конечно, – покладисто забормотал Юрий, но вдруг вспомнил, что хотел сказать, и опять повысил голос: – Я вот хочу при всех, потому что я тебя, Юлечка, больше всех на свете люблю…

Он извлек из кармана коробочку, явно купленную в ювелирном магазине. Юля, которая до того лишь терпеливо пережидала, когда ее бывший муж, а последние два года просто коллега, закончит свою пламенную речь и оставит ее в покое, насторожилась. Она прекрасно знала, что Юрка живет от одной невеликой зарплаты до другой и ему уже давно никто не дает взаймы, потому что он и это тут же непременно пропьет, а возвращать ему не из чего.

Недоумевая и ожидая какого-нибудь подвоха, она открыла коробочку. Воцарилась тишина, все, вытянув шеи, повернулись к Юле и Юрию. На белом атласе лежал изящный серебряный браслет с камнями густо-вишневого цвета. Камни были разного размера – одни с горошину, другие с рисовое зернышко – и не сверкали, а, наоборот, казалось, поглощали свет и тускло, будто нехотя, мерцали. Юля ничего не понимала ни в браслетах, ни в камнях, потому как, кроме золотой цепочки и пары колечек, других драгоценностей не имела, но ей отчего-то сразу стало понятно, что это вещь дорогая.

– Юра, откуда? – потрясенно пробормотала она. – Ведь у тебя же…

Все вокруг молчали, вполне разделяя ее удивление.

– Это неважно! – гордо произнес Батраков, вкладывая Юле в руку коробочку. – У тебя сегодня праздник, а это тебе подарок. От меня. Он всегда будет напоминать тебе обо мне. И о чувствах…

И тут вдруг Юля перестала его слышать. Какой-то другой голос, незнакомый, проговорил торопливо, и страстно, и нежно: «Возможно, мы не увидимся с вами более… Примите эту безделушку, браслет будет напоминать вам обо мне и о тех чувствах, которые мы когда-то питали друг к другу. Прощайте. Ваш покорный слуга…» Потом что-то ответил женский голос, уже смутно знакомый, с непонимающей и испуганной интонацией, но слов Юля не разобрала, как ни прислушивалась.

– Юра… спасибо тебе огромное, – пробормотала она, не прикасаясь к браслету, и поймала себя на том, что интонации у нее те же самые, что и у только что умолкшей женщины, чьих слов никто, кроме нее, не слышал. – Но я не могу взять.

– Почему-у? – чуть покачиваясь, произнес Юра. – Я же тебе его подарил. Чтобы ты носила. И была… счастлива, да! И вот еще знаешь что? Я при всех говорю – пить брошу! Прямо с завтрашнего дня. Чтобы ты…

– Где ты его взял? Он же наверняка стоит очень дорого, – недослушав, тихо спросила Юля. К браслету она по-прежнему не притронулась. Ни ей, ни Юрию и в голову не пришло, что они выясняют такие вещи при посторонних, потому что на самом деле все давно уже были своими, близкими, даже более родными, чем настоящая родня.

– Ну, не купил, правильно, – хитро улыбаясь, согласился Юрий.

– Но ты же не… Юра?! – На этот раз в ее голосе отчетливо прозвучал ужас.