Для тех, кому не нужно славы. Серия «Трианон-мозаика»

– Да ладно вам, чем еще по голове стукают? Так, говорят, кровью и залился, этот француз бедный. Жалко, такой парень симпатичный… У этой Моник какие-то причины могли быть, а тут в Россию приехали – они же, иностранцы, до сих пор думают, что у нас медведи по улицам ходят. И мафия всем заправляет, и полиция у нас купленная! И можно убивать безнаказанно, и концы в воду! Нет, правда!

– Успокойтесь, Кристина. Спасибо вам за откровенность.

Январь 1798 года, имение Щелыгино

Алексей Афанасьевич Тиличеев успел соскучиться, дожидаясь в возке. Он выбрался наружу и ходил рядом с лошадьми, которые время от времени переминались с ноги на ногу и поматывали гривой над зимней упряжью. Кучер дремал, завернувшись едва не с головой в бараний тулуп. Завидев щуплую фигурку Мордюкова, хозяин возка ткнул кучера в бок и торопливо протянул руку навстречу своему компаньону.

– Передал – выдохнул тот главную новость вместе с морозным паром. – В собственные руки передал. Прокрался, как нашкодивший кот, и поскребся в дверь. Она поначалу и говорить не хотела, думала, что я от Берко-Берковича посланец. Потом в замочную скважину выглянула… На ключ ее запирают, бедняжку. Но я письмецо ваше под дверь уловчился просунуть, и просьбицу на словах передал, чтобы она завтра попросилась гулять по двору. Вот вам и случай уже въяве повторить, что в цедулке своей написали, и уж теперь на романические эпитеты не скупитесь, мой вам совет.

Компаньоны забрались в нахолодавший возок; старичок покопошился, устраиваясь, затем вопросительно повернулся к Тиличееву:

– А что ж дальше? То, что вы Софьюшке приглянуться можете, в том я и не сомневался, без этого и разговор не стал бы затевать. Справитесь ли с самой Марьей Спиридоновной? Она и в обыденной жизни особа себе на уме, а уж коли дело до спасения сынка любимого касаемо – ждите хотя и бескровной, но битвы. Добро бы с противником равной силы, я имею в виду особ мужеского пола. С дамами состязаться еще тяжче, уж поверьте моему немалому опыту. Начнет госпожа Щелыгина уходить от прямого разговора, на вертижи в голове ссылаясь, или же вот! На рюматизмы; они у нее по всему телу, должно быть, разбросаны, и когда дело в неугодную для ней сторону поворачивается, тут-то они и вылезают, как по мановению руки.

– С этакими дамскими штуками я справлюсь, не беспокойтесь. В дипломатии тоже от дам в известном возрасте немало зависит, и с ними я поднаторел тягаться. Вы не забывайте, Степан Матвеевич, что наша задачка из себя фигуру не треугольную представляет, а по меньшей мере четвероугольник – сама Софья, ее тетушка, предполагаемый женишок и ваш покорный слуга. Этот господин с двуспальной фамилией представляется противником серьезным – у него мошна, по всем слухам, тугая, и он любые языки засеребрить может. Мне с моими скромными капиталами с ним тягаться не с руки. Нет ли какого иного способа сего противника поколебать?

Старичок посопел, помолчал и заговорил вполголоса, хоть ни одна живая душа их разговор слышать не могла:

– Как не быть… Люди известного сорта своих целей добиваются всеми возможными, а порой и невозможными действиями. Со стороны их зацепить трудно, но я, как стряпчий, многих тайн хранитель… В бумагах господина Берко-Берковича немало шероховатостей имеется, за которые в известных случаях власти могли бы зацепиться при желании. Но!.. – он поднял торжественно сухой суставчатый палец – главное слово здесь – при желании. А сей господин с властями на короткой ноге, щедр и на подарки, и на приглашения, и на развлечения. Так что путь через нелады в бумагах непростительно долог, ибо временем мы с вами, любезный господин Тиличеев, не располагаем вовсе. Придется нам взять на вооружение только глухую молву, но молву крайне опасную. Я и раньше задумывался, отчего это в нашем уезде люди именитые и состоятельные отдают Богу душу аккурат в то время, когда их родственники или свойственники в тугой переплет попадают.

– И давно это вы заметили? – с интересом перебил его Тиличеев. – Не забывайте, я здесь человек хоть и не новый, но уехал отсюда еще в молодые годы и с тех пор наведывался только изредка. Да-да… – он задумался – припоминаю немало смертей, которые меня удивили. Иной раз целые семьи в короткие сроки словно косой выкашивало.

– Ах, как верно вы изволили высказаться! – с жаром подхватил стряпчий. – В прежние времена тоже такое случалось, вот, хоть бы и ваше, прошу прощения, семейство в пример привести. Ваш батюшка, ваша матушка, а потом и его вторая супруга, мачеха ваша, я позабыл, сколь деточек у них было – не то трое, не то уж четверо – в какие-то годик-другой преставились один за другим. Да ведь вы тогда еще совсем юным были, едва из отроческих штанишек выросли, да и жили-то не здесь. Ох, простите, Алексей Афанасьевич! Глупость я сболтнул, не принимайте на свой счет. То все дела хоть и грустные, но вполне обыденные – деточек до года едва ли половина доживает, и роженицы почасту мрут родами или после, в горячке родильной, число вдовцов умножая многократно. Нет, здесь совсем другая картина вырисовывается. Позвольте напомнить, за счет чего у этого приезжего господина имение-то округлилось, я вам давеча рассказывал. Он уж дважды вдовец, и жены у него умирали скоропостижно, и вовсе не при родах. А у второй супруги, старой девицы, всю семью вот так-то в одночасье на погост свезли: оба брата, бравые военные, и отец с матерью вскоре за ними приказали долго жить.

– Так вы полагаете?.. – задумчиво заметил Тиличеев. – Хм… оно, конечно, заманчиво его таковым образом припугнуть, но не отмахнется ли? В Европе тоже немало похожего случается в последнее время – то ли поветрие такое пошло, то ли из-за войн и революций цена человеческой жизни упала многократно. Вот, к примеру, в Вене про отравления шепчутся в каждой кофейне, кого только не называют. Даже, говорят, один знаменитый композитор в припадке безумия признался в отравлении собрата по профессии, хотя и бедного, но божественным талантом наделенного. Но до Вены отсюда далековато!

– Всё так, всё так… – покивал головой Мордюков – однако попробуйте как бы невзначай при господине Берко-Берковиче упомянуть про знаменитый яд Елисея Бомелия. Как, вы про него не слыхали? Давненько, значит, вы у нас не бывали! Лекарь Бомелий, как говорили потом, чернокнижник и алхимик, за то и казнен был. При Иване Грозном из Англии въехал, придворным лекарем стал и одно время большую силу имел. Сказывали, будто умел он такие удивительные яды составлять, что человек, их принимая, умирал, похоронен был по всем обрядам, а через известное время воскресал из мертвых.

– Эко вы, уважаемый, загнули! Что ж он, Бомелий ваш, чудеса господни в силах творить был, что ли?

– Погодите, не перебивайте меня, Алексей Афанасьевич! И ничего я не придумываю… В те времена, тому уж с лишком двести лет, такой ужас и морок люди переживали, что до сих пор помнят, и из уст в уста передают. Целые роды боярские до единого истреблялись, не щадили ни старых, ни малых, а вместе с ними, как водится, и всю челядь. Нигде спасения не находили, вот и искали его в могиле.

– Да как же это может быть?

– А вот как! – старичок вовсе близко присунулся к хозяину возка, и заговорил совсем тихо, почти касаясь своим подбородком мехового воротника Тиличеева. – А больше и скрыться негде! Живого завсегда найдут и достанут хоть из-под земли… Опричники с собачьими головами у седла врывались в любой дом, и удержу им никакого не встречалось! Вот и покупали богатые люди то зелье у царского лекаря за огромные деньги. Выпьют и вскоре становятся как бы мертвыми, их на погост снесут и в могилке зароют, как положено, крест сверху поставят. Ан верные люди через малое время обмершего достанут, и в чувство приведут. Конечно, страшно на такое идти, почитай, живым в гроб ложиться, но еще страшнее государев гнев на себе испытать. А так – помер, и взятки гладки, и самого разыскивать не станут, и родню в покое оставят. Даже и того чуднее происходило – иного человека прилюдно казнили, а он вскоре живым мог оказаться. Но, конечно, это ежели через повешение – задумчиво уточнил старичок – когда голова с плеч, тут никакое зелье уже помочь не могло.

– Сказки какие-то! – пожал плечами Тиличеев. – И к чему тогда подозрительные смерти у нас в уезде? Они-то как раз помирают безвозвратно, все эти неудобные жены и лишние братья!

– А также постылые мужья и даже кое-кто из соперников по судебным тяжбам – согласился Мордюков, кивая и немного отодвигаясь от собеседника. – То знаменитое зелье, должно быть, больно трудно в изготовлении, а вот просто отраву надежную кто-то очень успешно у нас в округе составляет… Как я ни пытался прознать, кто такими делами промышляет – ни на шаг не продвинулся. Ходят только слухи, что по прописям этого самого Бомелия отравное зелье готовится, и все…

Собеседники замолчали, слушая скрип полозьев. Когда на развилке возок поворотил к деревеньке Мордюкова, как кучеру загодя велели, первым заговорил Тиличеев:

– Простите, что с таким недоверием поначалу к словам вашим отнесся, Степан Матвеевич… Предания про волшебные зелья по свету столетиями ходят. Я не единожды представление на театре смотрел про молодых любовников из Вероны, они похожим зельем воспользоваться пытались, но там все плохо закончилось. Но здесь-то такому поверию откуда взяться?

– Однако подозрительных смертей за последнее время столько стало, сколько я за всю свою прошлую жизнь припомнить не могу. И слухи, опять же… Так что не забудьте при господине Берко-Берковиче разговор в эту колею повернуть, а ну как поможет это нам с вами в нашем благородном деле…

Август 201… года, Москва

Из беседы со Станиславом Терехиным

– Вы мне можете по-человечески сказать, что вам от меня надо?

– Очень хорошее определение! Именно по-человечески. Ответьте мне на несколько вопросов, и мы благополучно расстанемся.

Стас нервно пожал плечами, отвернулся к панорамному окну во всю стену. С одной из высоток Москва-сити открывался такой вид на город, которого представителю следственного комитета наблюдать раньше не приходилось.

– Странные у вас вопросы… – Стас качнулся во вращающемся офисном кресле.

– Почему же странные? Я спрашиваю вас о вашей же собственной жизни. Кто еще может на них ответить? Имеется серьезная причина, из-за которой я к вам обращаюсь. Причина эта вам известна.