Пятое время

– Завтра Костик дежурит, я его предупрежу. Придешь, как сможешь, когда удобнее.

– Хорошо, не волнуйся. Я позвоню сразу же.

И, на прощание, в дверях просто коснулись друг друга щеками. И расстались, на день ли, на год ли, навсегда ли… Как получится.

7.

За завтраком соседний столик был пуст. Ни папы, ни мамы с детишками. Да и другие отдыхающие рассредоточились по уютным уголкам ресторана, задумчиво вкушая перемены блюд и смотря сквозь большие окна на солнечный осенний денёк. Их, тёплых солнечных деньков, осталось не так уж и много.

Скоро, скоро уже полетят белыя мухи, снег укроет поля, припорошит леса.

Я всё люблю, всё принимаю. Я растворяюсь в утреннем тумане, брожу, тихонько напевая, в лесах, выхожу на берег реки с неподвижной тёмной водой. Пью из родника – холодного, до ломоты в зубах, и смотрю, не щурясь, на неяркое солнце. Природа отдаёт мне свои звуки, запахи, краски и то, чему нет названия, но что заполняет меня целиком. Я чувствую себя её частью. Это хорошо и правильно. Вона, даже психологи советуют почаще «дышать осенью». Ох, не такая простая это пора, не такая…

Костик встречает меня у служебного входа аквапарка и провожает на балкон, с которого открывается вид на пустынный бассейн. Тишина, только слышно, как где-то редко падают тяжёлые капли, да доносится из массажного кабинета расслабляющая музыка. Которую, в панике срочной эвакуации персонала, забыли выключить. Костик переминается рядом и вздыхает.

– Я ещё нужен?

– Где нашли тело?

– Вон там, – он показывает на угол, где глубоко.

– Воду из бассейна когда будете сливать?

– После обеда приедут из лаборатории, возьмут анализы, а там будет видно.

– Хорошо, Костя, я побуду здесь полчасика. Ты иди.

Вода хранит в себе всю информацию, мне нужно к ней. Спускаюсь по винтовой лесенке вниз, подхожу к бортику над тем самым местом, ложусь на тёплую плитку и опускаю руку в воду. Закрываю глаза. Я так работаю. Мне не нужны магические атрибуты и кровопускания. Я просто погружаюсь в некое поле, и оно рассказывает мне обо всём.

Открываю глаза и вижу чьи-то, не так чтобы аккуратные ботинки. Немного выше – и весь опер целиком. Наблюдает с усмешечкой. Сейчас документы, поди, потребует предъявить. Нет, сдержался. Или вспомнил, что отдыхающие их с собой не носят. Я поднялась, достала из кармана бумажный платочек и вытерла руку. Не для того, чтобы поздороваться. Просто закончила работу.

– А что вы здесь делаете, Евдокия Ивановна? – ишь ты, осведомлённость демонстрирует.

– Гуляю.

– Напрасно хамите.

Тут бы хорошо ввернуть фразу на все времена, ну эту, из «Основного инстинкта» – «вы подадите на меня в суд?»… Но я сделаю ещё лучше – просто улыбнусь и пойду к выходу. И вместо запрограммированного «стоять, я сказал», услышу глухой звук падения тела и комментарий «ой, мля». Аккуратнее нужно ходить, мужчина, бассейн же, скользко же. Прибежал, виновато пряча глаза, Костик, помог неловкому оперу. Даже мимоходом отряхнул его рукав от водяных капель. Я не буду интересоваться, не ушибся ли болезный, просто спрошу: «Я ещё нужна?». И услышу в ответ, этакое, со сдерживаемыми раскатами грозы-угрозы – «нужна будете, найдём». Ходите осторожно, юноша. Против нас даже пуля бессильна. Если она не золотая.

8.

Вода мне всё рассказала. «Спроси у воды». Я спросила. Воде было нехорошо. Она чувствовала себя больной. Не столько от привычных хлорки и озона, сколько от непривычной отравы. Которая мутным облаком расплылась из угла бассейна, где окончил свои дни дядечка с соседнего столика.

Это уже попахивает, нет, откровенно пахнет, криминалом. При вскрытии яд, скорее всего, обнаружат. И, если не захотят спустить дело на тормозах, начнётся марлезонский балет. Во всех своих шестнадцати частях.

Когда успели отравить дядечку? Впрочем, какой он дядечка, младше меня он, Валерий Петрович Оськин. Вполне себе симпатичный, только немного усталый. Небось, думал – там отдохну… Вот оно и «там».

Конечно, не хотелось мне во всё это влезать, но, видимо, придётся. А вот наберу-ка я хозяина сей сказки, друга моего старого. Ибо обещала.

– Привет. Новости тебе не понравятся.

– Я так и знал. Привет. Чего там?

– Видимо, отравили его.

– Вот же сволоча! Другого места не могли найти! Опера уже пронюхали?

– Ну, мне-то они не докладывали, но в бассейн тут же прискакали. Хотя я зашла не с парадного.

– Погостишь ещё? Просить, сама понимаешь, не могу. Так, надеюсь…

– Погощу, уж больно хорошо здесь. Да и на виду спрятаться легче. Хвост-то всё равно мне уже обеспечен.

– Спасибо. Сама знаешь – всё, что хочешь.

– Знаю. Буду на связи. Пока.

– Пока.

А пойду-ка я на подворье, зверушек гладить. Для утех отдыхающих, немного поодаль от жилого комплекса, есть такое лубочное как бы натуральное хозяйство. Конюшня, свинарня, овчарня. Здесь и содержатся всякие братья наши меньшие, домашние и бывшие дикие. Не сказать, чтобы счастливые, но, по крайней мере, сытые. Возьму в будочке пакетик с нарезанной морковкой и хлебом, потихоньку обойду вольеры.

В отдельной просторной клетке живёт серьёзный такой чёрный ворон. Размером с хорошую курицу, и даже с бородой. Уж зачем его сюда поместили – неведомо, но интерес у публики он вызывает ничуть не меньший, чем толстые еноты-рукосуи. У нас с вороном взаимная симпатия. Он смотрит на меня своим магическим глазом, как бы спрашивая «ну, что, подруга, как оно там, на воле?». – «Всё то же самое, ворон, милый ворон, что и триста лет назад – интриги, убийства, расследования…».

9.

После прогулки устраиваюсь перед монитором. Сейчас начнётся сеанс одновременной эзотерической игры. Евдокия Ивановна Чернова, она же Лиза Лиса (это фамилия, ей-богу, настоящая Лизкина фамилия) сидит в загадочном сумраке с накрученным тюрбаном и в тёмных очках. Вокруг – соответствующий магический антураж. Свечи, хрустальные шары, сосуды различных форм и назначений, пучки трав и много ещё всякого мистического. Длинные Лизкины пальцы – в кольцах. Все. Для усугубления, так сказать, образу. Она сдвигает на нос очки, приближает к камере правый глаз, отчего её око заполоняет половину экрана и смачно подмигивает. Поехали.

Сегодня у нас на приёме знатный местный бизнесмен. Владелец, как говорится, заводов-газет-пароходов. Половина уездных СМИ в его руках и почти весь гостиничный бизнес. Кто владеет подачей информации, тот владеет многим. А вот, поди ж ты… Моя карта сегодня старше. Мы его ещё с записью немножко помурыжили, дабы спесь сбить. Перед сверхъестественным и непознанным все равны. Как в бане.

Лизавета в своём магическом наряде олицетворяет это самое непознанное. Игра ей нравится, она относится к процессу творчески, но в строго оговоренных рамках. Впрочем, с таким же успехом на её месте мог бы восседать и Дедушка Мороз. Он был бы столь же неузнаваем в полумраке, тюрбане, роскошной шали и тёмных очках. Но самый главный магический атрибут незаметен, мало того – надёжно спрятан. Это такой маленький высокотехнологичненький наушничек. Посредством которого добрая волшебница дистанционно воспринимает мои советы и наставления прямо по ходу ведения приёма. Этакий стрим.

Проблемы у инфобизнесмена серьёзные, иначе бы до магии не снизошёл. Видно, уже все стандартные ходы опробовал. Нет, ну я не могу! У тебя в руках целая империя по запудриванию мозгов, деньжищ – немеряно… И ты – ничто, пылинка перед неведомой грозной силой. Эх, слаб человек. Даже, казалось бы, такой могущественный.

Заходит в кабинет, ошарашено озираясь. А как ты хотел? На то и расчёт. Тут вам не здесь. Тут вам – портал в неизведанное. На вратах коего – красавица Лиза по фамилии Лиса.

– Здравствуйте, Евдокия Ивановна.

– Здравствуйте, Иннокентий Петрович, присаживайтесь в это кресло.

Несколько секунд в комнате висит тишина, только тихонько потрескивают свечи. Проблемы Иннокентия Петровича нам хорошо известны, ровно как и половине нашего городка. Сначала жена погибла в автокатастрофе, потом сын – от передоза, теперь вот доченька-любимица заболела. Страшно медиамагнату. Он никогда не верил, что «есть и божий суд…». А теперь вот – поверил.

Лет тридцать назад я приходила устраиваться в его империю. Но, поскольку любил Иннокентий Петрович молоденьких журналисточек лично проверять на соответствие не только второй древнейшей, но и первой, так и не устроилась. Юной выпускнице филфака такой обычай показался диким. Да и сейчас кажется.

Ничего не осталось от того жеребца, укатали сивку крутые горки. Помутнел взгляд победителя, слегка трясётся голова. Да и костюмчик уже не с иголочки. Наш клиент. Нет, нет во мне злорадства. Так, констатация факта. Ну, и бабья жалость. Куда ж без неё.

Шепчу Лизке в ухо нужные слова. И адрес монастыря, где магнат сей может попробовать отмолить грехи свои тяжкие. Заброшенный такой монастырёк, на краю цивилизации. Очень нуждается в благодетелях, очень. Оформляй, старче Иннокентий, отпуск за свой счёт, надевай лапотки, бери котомочку – и в тайгу, батюшка. Туда, где обитель божия, покосившаяся, с дырявой крышей, да три старичка-монаха, схимники. Вот они тебе обрадуются-то. Даже можешь не в лапотках, а на личном геликоптере. Увидят старички железную птицу в небе, закрестятся истово. Сначала, конечно, испугаются, а потом возблагодарят. И за крышу починенную, и за иконы новые. Молитвам научат. Смирению…

За каждую душу, испоганенную ли, загубленную ли тобой, придётся молиться. Если хочешь, чтобы дочь осталась жива – иди. Не теряй времени.