Рассказы о Маринке. Для детей и взрослых

Вкусное угощение Маринка приняла как добрый знак, словно лес наконец улыбнулся ей. Теперь она скакала вприпрыжку впереди бабушки, часто останавливалась, чтобы рассмотреть цветок или поднять шишку. Каждую находку складывала в свою сумочку – в школе им дали задание сделать за лето гербарий, и Маринка уже предвкушала, как удивятся её одноклассники таким невиданным в их краях растениям.

– Тут дороги-то всего час, а мы все два идти будем, – заворчала бабушка. – Вот, даже до дуба Ленина не дошли

– А это что за дуб? – изумилась Маринка. – Почему его назвали, как Ленина?

– Так в честь его и назвали, – вздохнула бабушка. – Когда весть о его смерти дошла до Васильевки, сельчане, кто были по домам, на площадь высыпали. Все как один плакали… В это время несколько мужиков в лесу деревья рубили. И к ним кто-то побежал, рассказать, что такое горе случилось. А мужики как раз к этому дубу примеривались. Услышали, что Ленин умер, пилы-то и побросали, решили, что пусть хотя бы дуб в честь вождя живёт вечно. Все в округе его знают…

– Как можно, разве он в лесу один?

– Да и ты его сразу узнаешь.

И правда, вскоре чуть правее от тропинки появилась небольшая полянка, почти посередине которой стояло огромное дерево, а под ним – скамейка.

– Он, что ли? – обрадовалась Маринка.

– Он, он… Пойдём, присядем.

Бабушка достала со дна внучкиной сумки два яблока, тщательно протерла внучкины ладошки носовым платком «от дорожной пыли и грязи». Маринка с аппетитом жевала сочное яблоко и всё ходила кругами вокруг знаменитого дерева. Она многое знала о Ленине – в школе учительница рассказывала, а дома мама книжку про дедушку Ленина читала. Портрет Ленина висел у них в классе над доской, большего размера – в зале, где проходили октябрятские и пионерские линейки. И хотя этот давно умерший «дедушка» никогда не был в Васильевке и даже не подозревал о существовании этого дерева, Маринке дуб казался совершенно особенным. Словно он был живым существом, со своей памятью, и какими-то невидимыми нитями был связан и с Лениным, и с тем печальным днём. Она погладила тёплую кору, сорвала несколько листиков, разыскала под дубом с десяток прошлогодних желудей – бурых, кое-где с расколотыми шляпками – и аккуратно сложила в сумку.

Задолго до появления села Маринка услышала его – по протяжному мычанию коров и яростному лаю собак. Она уже совсем осмелела и убегала по тропинке далеко вперёд бабушки. Не в силах стоять на месте, бегом же и возвращалась.

Васильевка сразу понравилась Маринке. Показалась светлой и праздничной. За цветущими палисадниками прятались белоснежные хатки, почти все калитки были распахнуты, словно в каждом доме ждали гостей, под низенькими заборами вдоль всей дороги росли петуньи и душистый табак.

– Здравствуйте! – улыбались, завидев путников, и дети и взрослые.

– Бабушка, так тебя все знают!

– Никто меня не знает! – улыбнулась бабушка. – Принято так – здороваться со всеми. Желать даже незнакомым людям доброго здоровья. Всегда в нашем селе так было!

Грунтовая дорога была усыпана какими-то огромными лепёшками, которые Маринка старательно обходила, боясь испачкать туфельки.

– Бабушка, что это?

– Кизяки, коровьи какашки…

– Фу! – брезгливо протянула Маринка и зажала пальчиками нос.

Васильевка оказалась большой, состоящей из двух частей – нижней и верхней. Нижняя оканчивалась у оврага крошечной площадью, на которой стояло небольшое и слегка кособокое зданьице с двумя вывесками: «Магазин» и «Почта». По деревянному мостику перешли на другую сторону оврага и стали подниматься по улице немного вверх, потом свернули направо…

Хатка бабушкиной сестры стояла в самом начале уже третьей по счету улицы. Через распахнутую, как и у всех, калитку бабушка с Маринкой вошли во двор, поставили поклажу на скамейку около длинного стола.

– Мотя! – позвала бабушка.

Ей никто не ответил, но через несколько минут из-за дома выбежала невысокая женщина в тёмном длинном платье и резиновых калошах.

– Дора, хиба цэ ты? – кинулась она к бабушке и стала целовать её в обе щеки.

– Матвий! Будэ спаты! Дора ж с дивчинкою прыихалы! – крикнула Мотя в сторону сарая. – Красыва як куколка, – она осторожно погладила Маринку по голове.

Пока Мотя разливала по чашкам холодный квас, у стола появился и дед Матвей. Широкие его штаны и темная рубаха навыпуск были облеплены короткими соломинками. Лицо у деда было коричневым и морщинистым, волосы на голове – редкими и седыми, а брови – густыми и тёмными.

– Ну, здоровеньки булы! – расцеловал он Дору, а Маринке протянул указательный палец. Был он почти чёрным и даже на вид шершавым. Маринка с опаской пожала его двумя пальчиками, робко ответила:

– Здравствуйте!

– Пидемо у хату! – пригласила Мотя. – Оцэ ж наши хоромы, – сказала и гордо и ласково одновременно, открывая дверь в дом.

Хатка была маленькой. Две комнатки разделялись большой печкой, между печкой и дверью было небольшое пространство наподобие прихожей. Маленькие окошки были занавешены белыми ажурными занавесками, дощатые полы покрыты нарядными вязаными половиками. Из мебели – кровати, шкаф, сундук, стол и два стула. Ни магнитолы с пластинками, ни книжек с картинками, ни игрушек…

Что же я буду здесь делать? – испугалась Маринка.

* * *

На следующий день после завтрака Маринка в розовом сарафане с пелериной, закрывающей плечи от жгучего солнца, белой панаме и белых нарядных босоножках осматривала усадьбу. Она уже побывала в летней кухне, в хлеву – увидела загоны для коровы Дуньки и её телёнка Борьки. Отойдя на почтительное расстояние от будки, поздоровалась с рыжей собакой Жучкой. Заглянула и в курятник. При её появлении куры тревожно захлопали крыльями, закудахтали, а петух, грозно тряся гребнем, вышел вперёд. Обиженная нелюбезной встречей, отправилась к следующему строению – небольшому теремку, притулившемуся почти к самому забору рядом с домом. Дверь теремка была закрыта на крючок. Маринка не осмелилась без спроса хозяйничать, а любопытство не давало ей идти дальше. Прильнула глазом к щелке между досками и вскоре разглядела сидящую курицу, которая, повернув голову, одним глазом так же внимательно смотрела в её сторону.

– Задавака! – вдруг услышала Маринка чей-то голос.

Она вздрогнула от неожиданности и, бросив свою шпионскую деятельность, стала озираться вокруг.

– Задавака! Задавака! – опять противно прокричал кто-то совсем рядом.

Наконец Маринка увидела, что с соседского участка на неё смотрит мальчишка. Из-за невысокого забора торчала только его голова с круглым лицом и всклокоченными волосами, очень похожая на растрепанный кочан капусты. У этого кочана были ещё и абсолютно круглые глаза, и поцарапанный нос.

– Задавака! – в который раз изрёк кочан.

Пока Маринка думала, что ответить незнакомцу и наконец открыла рот, чтобы сказать «Сам такой!», голова исчезла, словно скатилась с забора. Она сердито передёрнула плечиками и пошла дальше.

Тропинка, начинаясь от дома, делила усадьбу на две части. Справа раскинулся огород, слева – сад. Переходя от дерева к дереву, угостилась и черешней, и вишней, и абрикосами, которые показались ей куда слаще и вкуснее, чем те, что бабушка покупала в городе на рынке. Где-то с середины участок начинал убегать вниз, и на этой покатой земле росла кукуруза. За кукурузой забора уже не было. Небольшое пространство, заросшее сорной травой, отделяло Мотин участок от небольшого оврага, на дне которого журчал жидкий ручеёк. По ту сторону простирались поля, волнами поднимающиеся на небольшие холмы…

– А почему в маленьком теремке сидит одна курица и её не выпускают? – поинтересовалась за обедом Маринка.

– Наседка это, яйца высиживает, цыплята у неё будут, – ответила бабушка Дора. – Ты её не пугай, а то соскочит с гнезда, потопчет яйца.

– Не буду, – с готовностью пообещала Маринка, которой очень хотелось увидеть маленьких цыплят.

К вечеру разомлевшая от жары и безделья Маринка напоминала сонную муху. Оживилась лишь, когда бабушки стали стелить постель прямо во дворе, под стеною хатки. Побросали на землю непромокаемые плащи-дождевики, охапки сухой травы, несколько ватных одеял, а уж затем простыни, подушки…

Маринка и обрадовалась и испугалась – она ещё никогда не спала под открытым небом.

– А вдруг волки придут? А если змеи приползут?

– Да они сами людей боятся! К тому же у нас Жучка есть, охранять будет! – успокоила её бабушка Дора.

Дед Матвей, как и всегда, полез на сеновал. Чтобы внучке не было страшно, бабушки уложили её в серединку, между собою. На новом месте, под темнеющим небом заснуть было просто невозможно. Никогда она не видела такой красоты – как одна за одной зажигались в вышине звёзды, и вскоре уже всё небо было усыпано золотой россыпью. А тут ещё баба Мотя долго что-то пришептывала с закрытыми глазами, а потом вдруг стала креститься, глядя на звёзды.

– Бабушка, а Бога нет! Нам учительница в школе сказала. Верить в него – это пережиток!

– Можэ у вас в городи и нема! Чого ему там робыть? – вроде в шутку ответила Мотя. – Вам ни дождю, ни урожаю нэ трэба. А у нас томаты, картошка жухнэ. У кого ж пытать, колы будэ дождь?