Тем временем мои родители не на шутку переполошились, подняли на ноги полгорода и на третьи сутки подключили к поиску папиного друга, частного детектива. Константин Дмитриевич молниеносно вычислил место моего обитания и уже к вечеру следующего дня меня с позором и упреками депортировали домой.
В машине мама рыдала навзрыд, а по приезде домой перестала со мной разговаривать. Папа, напротив, был чрезвычайно многословен. В течение часа он взывал к моей безвременно уснувшей совести и был так убедителен и логичен, что, в итоге рыдала уже я, горькими покаянными слезами на широкой отеческой груди.
После этой истории папа стал необычайно заботлив и внимателен. Его интересовало все: что я ем, где бываю, кому звоню. Чего нельзя было сказать о маме. Её реакция оказалась совсем иной. Мама, затаив то ли обиду, то ли злость, держалась со мной подчеркнуто холодно и отстранено вежливо, заставляя меня плакать по вечерам в подушку тихими беспомощными слезами.
К тому времени бизнес Кристины набирал обороты, фирма стремительно разрасталась, подминая под себя конкурентов и новые территории. А после того, как один из её соучредителей неожиданно уехал в Австралию на ПМЖ, мама и вовсе «заболела» идеей партнерства, практически перестав бывать дома.
Последней каплей, переполнившей чашу отчаянья, стало мое шестнадцатилетние, о котором мама попросту… ЗАБЫЛА.
Я пожертвовала в этот вечер всем: «пати» с друзьями, девичником с близкими подругами и даже подаренным Наташкой билетом на концерт обожаемого мной «Океана Эльзы».
Наташка беспросветно и, как мне кажется, абсолютно справедливо, обиделась. С самого обеда и до вечера я накрывала праздничный стол. Готовила всякие вкусности, расставляла свечи, сворачивала хитрым способом ажурные салфетки, раскладывала по фен-шую фрукты и цветы. Маленькие трогательные букеты угасающих астр. Сотню раз я набирала номер любимой подруги, готовая выдать на гора самую искреннюю и покаянную речь. Столько же раз я звонила маме. Часов в девять вечера я в последний осуществила попытку до них дозвониться, выслушала длинные безответные гудки и пошла уговаривать папу надеть парадный костюм.
Папа вышел из комнаты нарядный и очень торжественный, держа перед собой небольшую бархатную коробку. Я открыла и обомлела. Это было настоящее бриллиантовое колье. Пусть не вычурное и массивное, пусть с небольшими осколочками, но самое что ни есть настоящее. «Взрослый подарок для взрослой дочери», – улыбнулся папа, считывая мой восторг и нежно целуя, – «С днем рождения, моя хорошая…»
«Папа… ты… Ой, папа… ты самый лучший», – лепетала я, не в силах оторваться от зеркала.
Мы прождали маму до полуночи. Но она так и не появилась. И не перезвонила. На мою попытку дозвониться автоответчик беспристрастным голосом офис-менеджера попросил оставить сообщение. Мобильный телефон гнусно констатировал: «Ваш абонент недоступен или находится вне зоны действия сети…».
Я закрылась в ванной. Рыдала долго и безутешно. Мама была от меня вне досягаемости…
Папа впервые в жизни напился и уснул тут же, за столом, среди поплывшего стеарина, поникших астр и остатков праздничного торта.
Наутро обида прошла. Появилась злость. И стала разъедать меня изнутри, как ржавчина. Даже после запоздалых маминых извинений, длительных объяснений, искренних поздравлений и целой кучи подарков, злости не стало меньше. Я равнодушно выслушала сбивчивый мамин рассказ о том, как они с Кристиной застряли в одном из филиалов фирмы, где якобы нет ни одного нормального телефона, а мобильный, как назло, не берет – и почувствовала, как во мне вызревает план мести.
По дороге в школу к стратегии добавились тактические ходы, и мне недоставало лишь одного – подходящего исполнителя, главного героя, а вернее-героини.
И тут я увидела Ларису.
Она, как обычно, была невыносимо хороша. Двадцатитрехлетняя красавица-соседка общалась, как правило, со взрослыми и состоятельными дядями, но порой её ненадолго заносило в нашу малолетнюю компанию. Она отогревалась в трепетных взглядах недозрелых воздыхателей, пылающих тайной или явной, но всегда безнадежной страстью, готовых в любую секунду умереть у её потрясающих ног.
Чего она искала в жизни, никто не знал. Хотя и подвозили её к дому на крутых тачках богатенькие владельцы всего того, чем можно владеть, в сопровождении «бульдогоподобных» охранников, репутация её оставалась удивительно безупречной. О её переборчивости ходили легенды. По одной из них, какой-то там шейх готов был заплатить пять миллионов американских долларов за одну только ночь с украинской красавицей. Шейх был готов, а она ему отказала. Правда это или нет, я не знала. В тот момент я знала лишь одно – сейчас мне нужна именно Лариса.
И уже через пятнадцать минут, забив на контрольную по физике, я сидела в дорогущем кафе с самой сексапильной девушкой города, уговаривая её стать моей сообщницей.
То, о чем я просила, поначалу шокировало даже её, искушенную в интригах. Лариса смотрела на меня с удивлением, почти с опаской. Ей трудно было поверить в то, что я просила её… СОБЛАЗНИТЬ МОЕГО ОТЦА.
Поэтому, чтобы заполучить её в соучастницы, мне необходима была предельная искренность. Я не только предельно честно и очень подробно рассказала Ларисе все тайны нашей «образцовой» семьи, но и озвучила ей главный мамин страх. Никто и подумать не мог, что красивая благополучная женщина, обожаемая мужем, больше всего на свете боится остаться одна.
У этого страха тоже была СВОЯ давняя история. Моя бабушка умерла, когда маме не исполнилось и трех лет. Прожив долгие годы под прессингом авторитарной, сразу невзлюбившей её мачехи, падчерица не приобрела эмоционального иммунитета, а наоборот стала панически бояться одиночества. Муж, своей всепроникающей любовью, заботой и преданностью, казалось, должен был навсегда избавить её от этого страха. Должен был. Но, видимо, не смог… Мама всегда панически боялась его поздних задержек с работы. Была подозрительной, мнительной и жутко ревнивой. За долгие годы совместной жизни она приучила отца к частым телефонным звонкам и подробнейшим отчетам. Увлеченность работой казалось бы притупила в ней эти страхи, но я точно знала, что где-то там в глубине души… Знала и решила, что если лишить маму привычного покоя, выбить почву из-под её ног, то все вернется на круги своя… Я хотела вернуть прошлое, чтобы изменить будущее, казавшееся мне тогда абсолютно безнадежным. Я была убеждена, что только ревность, только страх потери сможет вернуть маме такой комфортный для нас всех статус хранительницы домашнего очага.
Лариса сопротивлялась как могла. Но спорить со мной было трудно, практически невозможно. Я вцепилась в неё мертвой хваткой бойцовской собаки. Для начала я попробовала усомниться в её магическом влиянии на мужчин, что, по моему мнению, должно было зацепить Ларискино самолюбие и подтолкнуть к действию. Но это как раз абсолютно не «сработало». Затем последовала серия столь же глупых, сколь и наивных попыток сманипулировать ею. Но Лариса была явно взрослее и умнее и на манипуляции не велась… Мои убеждения и «железные» аргументы на неё никак не действовали. Зато подействовали мои слезы, неожиданно брызнувшие из глаз, когда я поняла, что мой гениальный план провалился.