Мост самоубийц

– Вы имеете в виду поведение девочки? – спросила я.

– Взгляд. Взгляд у нее был странный. Она как будто пыталась понять, что у тебя внутри. Разговариваешь с ней и кажется, что она копается в твоих кишках. Аж мурашки по коже бежали. Никто ее тут особенно не любил, если хотите знать. Но никто не мог бы объяснить почему.

Мы с Морошиным переглянулись.

– Анна Олеговна, а когда окружающие начали догадываться о том, что девочка, возможно, стоит за всеми странными отравлениями в Митяево? – спросила я.

Дождь за окном усилился, маленькая кухня потемнела, а снаружи залаяла собака. Хозяйка поднялась включить свет и закрыть форточку, чтобы лай не мешал разговору. Электрический резкий свет подчеркнул деревенскую неустроенность и неряшливость помещения, но вместе с тем стало как-то уютнее.

– Все заговорили о ней после случая с кошкой Лопахиных. У тех была ангорская кошка, которую не выпускали гулять на улицу – боялись, что убежит, потеряется или украдут. Очень красивая, породистая кошка. Регина как-то вертелась около лопахинского дома, просила у хозяев водички попить. Жарко, мол, родителей дома нет, а ключи забыла. В общем, они ее обедом накормили и чаем напоили. А когда девочка ушла, хватились Мурки этой – не видно нигде. Семья обыскала и перерыла весь дом. А к вечеру нашли в сарае – она там издохла за ящиком с инструментами. У животного из пасти кровавая пена шла. Все, как с предыдущими зверушками. В общем, Лопахины догадались и другим рассказали.

– И никто ничего Южным не предъявил?

Анна Олеговна усмехнулась, поправив выбившуюся из пучка прядь волос.

– А доказательства-то какие? За руку эту ведьму никто не хватал. Хозяева вообще не поняли, как она умудрилась кошке отраву дать. Лопахин-старший, правда, ходил к Павлу, говорил ему: «Я знаю, что это твоя девчонка сделала!», но тот его выгнал. Правда, на какое-то время живность в деревне перестала умирать. А после смерти Серафимы всем уже не по себе стало. Поэтому, когда Южные резко собрались после похорон и уехали, всем легче стало.

– И животные больше не умирали?

– Умирали, конечно, – женщина откашлялась, – кого машина собьет, кого волк задерет, а кто от старости помрет. Но такие случаи отравления прекратились. Вот и думайте сами.

Мы еще немного поговорили с Анной Олеговной о Регине и ее брате, после чего собрались в обратный путь.

– Значит, Регина убила мать и отец увез семью отсюда подальше от слухов, – сказала я, выходя на террасу.

– Не думаю, что просто от слухов, – возразил Морошин. Он поежился, услышав звонкий, режущий лай снаружи, и, увидев мое недоумение, объяснил: – Не люблю собак.

– Боишься?

– Не люблю.

Я сняла с крючка у двери нашу верхнюю одежду и протянула следователю его утепленную кожанку.

– Почему ты думаешь, что отец увез семью не только от слухов?

– Если имело дело отравление, скорее всего, это легко выяснилось при вскрытии. Докопаться до сути при таких уликах – дело плевое даже для провинциальных органов.

– Намекаешь, что папаша просто бежал, пока широкая общественность не выяснила, что его дочурка – убийца?

– Намекаю, что он кому-то дал на лапу, чтобы прекратить дело. Во всяком случае, понятно, в каком направлении рыть и к кому обращаться. Когда вернемся, сделаю запрос.

– Думаешь, люди, которые взяли взятку, расскажут тебе в чем там дело было? Не смеши. Скормят тебе версию о случайном отравлении, – с сомнением ответила я, застегивая плащ и с сожалением представляя обратное путешествие до станции на трясущихся «жигулях», пропахших куревом.

– Дело было давно. Скорей всего, те, кто взял взятку у Южного, уже не работают. Но ты права, возможно, лучше съездить. Так или иначе, мне нужен доступ к базе, поэтому надо возвращаться.

Морошин распахнул дверь передо мной. Я бы поблагодарила его за галантность, если бы не понимала, что он просто боится первым встретиться с собакой во дворе.

– Идите, не бойтесь, – сказала хозяйка, выходя на террасу за нами, – она не кусается, только брехает.

Я сделала шаг к двери и остановилась.

– Подождите. А почему собака лает?

Морошин удивленно посмотрел на меня.

– А почему ветер дует?

– Нет, ты не понял. Мы зашли во двор, она не лаяла.

Анна Олеговна ответила вместо следователя:

– Так я с вами была, вот она и не лаяла. Видела, что с хозяйкой гости идут.

– А сейчас почему лает? Вы дома, а мы с вами.

– Да может, мимо кто прошел, – махнула рукой Анна Олеговна.

– Может. Но на всякий случай вернитесь в дом и заприте дверь на террасу, – велела я.

– Чего-о? – Женщина даже рассмеялась, хотя это вышло у нее довольно нервно. – Чего это мне прятаться?

– Мне кажется, ты перегибаешь палку, – с легким смешком сказал Лев Марсович, – сосед прошел рядом с забором и…

Он не договорил.

Из-за угла вдруг что-то метнулось, и в дверное полотно в миллиметре от моего лица со свистом впилась блестящим лезвием огромная коса. За ручку ее держала Регина, которая стояла теперь передо мной с намокшими от дождя прядями, свисавшими по обеим сторонам лица, и таким бешеным взглядом, что сомнений в ее душевном нездоровье у меня не осталось.