Кольцо с секретом
Мне при взгляде на него пришел на ум то ли дядюшка Ау, то ли чудище лесное из сказки про «Аленький цветочек». Однако, глянув на Ленку, я с немалым удивлением узрела, что от созерцания этого индивида она не только не приходила в ужас, но получала удовольствие.
– А что тут говорить? – проворковала она. – И так все видно. Демидов. Матвей. Добродушный русский богатырь.
Я уточнила, чисто на всякий случай:
– Этот шнауцер?
– Какой он тебе шнауцер? – воспротивилась она. – Никакой не… серьезный, хороший парень! Старается. Между прочим, он грант на обучение получил, стало быть, и небесталанный, и предприимчивый, знает, где всякие ходы-выходы. И ответственный!
– И в чем это проявляется? – осведомилась я, сатирически подняв бровь.
– Он старше всех в группе, и его уже назначили старостой, но он ответственно пошел в деканат и ответственно повинился: мол, не всегда смогу присутствовать, работать надо.
– Вот как. Надежный парень, а?
– А вот представь себе, – почему-то колко ответила Ленка, – руками работает, делом занимается. У него крестьянское фермерское хозяйство или автосервис…
– Да, легко перепутать, – хихикнула я.
– Ну что ты все смеешься-то? – возмутилась подруга. – Допустим, сельхозтехнику парень ремонтирует или нечто вроде. Он мне, между прочим, однажды кролика преподнес и ни копейки не взял – отличный кролик, нежный, жирный, чистенький. Не можешь представить, что не все фигней всю жизнь маются?
Я подозрительно поинтересовалась:
– Ты чего это завелась? Грядет импортозамещение? Французы разочаровали?
Ленка глянула довольно мрачно:
– С твоей стороны свинство.
Пришлось уверять в любви, дружбе и подливать еще.
– Ладно. А в смысле мозгов как он?
– Ну как. Конечно, до сестрицы далековато, но соображает. Не быстро, но соображает. По-русски тоже говорит гладко, грамотно, словарный запас вполне богатый. Если ты это имеешь в виду.
– Вот так вот, – пробормотала я, припоминая его комментарии, – в целом вот такой прямой и без заусенцев?
– Абсолютно, – твердо заявила Ленка, – положительный парень. Даже мужчина, так точнее. Не исключено, что Вознесенский и рад был бы свинтить от Ирины, да братца побаивается.
– Ну хорошо, хорошо, оставим твоего явного фаворита.
– Ты опять? – насупилась подруга.
Я заверила, что нет, даже не думала об этом.
– Давай по девочкам закончим? Хотелось бы вот по этому поводу услышать твое компетентное мнение.
Майя Ковач. Сразу скажу, мне эта девушка почему-то очень пришлась по душе. Не могу понять почему. Характер этой светлой шатенки, почти блондинки, читался, что называется, по картинке: внимательные ореховые глаза с небольшим прищуром, крупноватый, но изящный нос с чуть заметной горбинкой, немного выдающиеся подборок и нижняя губа. Исключительная красавица с умом и характером.
Чем-то они с Ольгой были похожи, но у Майи на лице отображалось то, что напрочь отсутствовало у Еккельн: спокойствие и здравый смысл.
– А, эта. Да, серьезная девица, – после паузы протянула Ленка, – сербка из Косова. Славная девушка, только чересчур серьезная, очень редко улыбается. Великолепно учится, автоматы ей ставлю, но она аккуратно все занятия посещает. И, знаешь ли, свои знания и таланты держит при себе.
– Это как?
– У нее французский идеальный – это я слышу, коллега утверждает, что и английский. Однажды – случайно, конечно – я слышала, как она на немецком по телефону шпарит. До кучи она еще разрядница по шахматам и капитан волейбольной команды. Мастер спорта.
Я одобрила:
– Разносторонняя личность. Ну, и на закусон – самый экзотичный персонаж? Та-дам.
И снова, к моему немалому изумлению, личность Рамзана Ленку и не поразила, и не впечатлила, и не вызвала ровным счетом никаких эмоций.
– А-а-а, конечно, знаю. Так и ты его наверняка знаешь.
– Я-то откуда?!
Присмотревшись повнимательнее, я так ничего особо знакомого в этой личности не увидела. Сухой, мускулистый, шея толстая, с характерными «парусами». Глаза светлые, нос крупный, нависающий. Уши крепко прижаты к черепу. Красиво очерченный рот, губы разве что тонкие. Волосы темные, аккуратная борода, усов нет и под нижней губой – лысое место, что придает всей физиономии экзотическое выражение.
– Нет, не знаю, – возразила я, – а кто это?
– Да ну что ты, не узнаешь? Это же сын Исламова, Хусаина Адиевича. Не помнишь такого? Ты тогда как раз из прокуратуры сбежала, когда он прибыл. Он был личный враг Дудаева, если я ничего не путаю.
– Ах вот оно что, – после такой вводной потихоньку стало проясняться.
И в самом деле, нечто похожее на героического Хусаина в юноше было.
– Ну, оставим его семейство. Сам-то по себе он что представляет?
– А ничего.
– То есть как?
– Ну вот так. С его акцентом во французском точно делать нечего, письменно еще куда ни шло, а как до говорения доходит – то хоть святых выноси, и вообще…
Я умоляюще подняла руку:
– Стой, стой, остановись. Я же не только про учебу, а именно вообще! Смотри внимательно на этот «тест». Вот все, что до «вообще» – забудь, а скажи, что он за человек.
Ленка подумала-подумала и призналась, что не знает.
– И сказать-то нечего. Вежливый, уравновешенный. Говорит мало, наверное, из-за акцента. Спортсмен, вроде борец, в костюмах-пиджаках не ходит – плечи не помещаются. Больше ничего не вижу.
– Тогда отдавай бокальчик, – пошутила я.
– Фигушки, – ответила она, – мое. Слушай, Танька, а вот вопрос, как детектив детективу.
– Та-а-а-ак?
– По какому критерию ты их отобрала и мне показываешь? Допустим, они одногруппники, так кроме них еще два десятка рыл. Что у них общего?
Ох и велик был соблазн признаться, что кто-то из них – злодей и убийца, а то и все разом. Только ведь потом Ленку на вечерние пары не загонишь. И бедные дети фермеров-прокуроров и иже с ними так и помрут неучами, французского не ведающими.
Но, по счастью, как раз вовремя зазвонил телефон, и я, подняв палец, потребовала тишины, а потом и вовсе покинула кухню.
Глава 17
Звонила Римма Алексеевна.
– Алло?
Та ответила после паузы, как будто с трудом:
– Танечка. Тут очень странное происшествие. Точнее, сообщение. Голосовое сообщение…
Пауза затянулась. Я даже сначала предположила, что эта селфмейд Римма наплевала на здоровый образ жизни – или что ей позволяет в сто лет так великолепно выглядеть – и напилась.
Однако, когда она снова заговорила, мне стало откровенно не по себе:
– В общем… если позволите, я сейчас подъеду к вам.
– Ко мне не совсем удобно, – замялась я, представив эпическую встречу нетрезвой Ленки и мадам Еккельн, но та сообразила быстро:
– Я не буду подниматься. Мне жизненно необходимо, чтобы вы это услышали.
– А…
– Конечно, все наши денежные договоренности остаются в силе.
– Я не это имела в виду, но спасибо. Я хотела спросить, знаете ли вы мой адрес.
– Да, конечно.
– Тогда жду вас.
Я вернулась на кухню.
Ленка, приканчивая очередной бокальчик, зависала во «ВКонтакте», в группе «Это Тарасов, детка!», чувствуя себя в моем ноуте как дома.
– Как там, что-то увлекательное? – спросила она без особого интереса, не отрываясь от монитора.
– И не говори. А у тебя что там нового слышно на белом свете и в окрестностях?
– Да ужасы всякие. Поножовщина. Нашли вот модель, которую упаковали в чемодан. Надо же, убил в столице, а привез сюда, охота ему было тащиться… и вот, забавник какой, еще и с мужиками переписывался от ее лица… Украли сейф с дневной выручкой – три лимона – из стоматологии на Маштакова. Ничего себе напломбировали. Схрон с оружием…
Ленка продолжала выдавать криминальную сводку, но я ее практически не слушала, а все пыталась представить, что такого мне Римма хочет рассказать, кто ей звонил и что сказал.
«А может, все не так уж плохо. Может, Ольга все-таки вышла на связь. Скажем, из Амстердама, где ее удерживает пылко влюбленный трансгендер турецкого происхождения. А что? Вполне может быть…».
– …и надо же, сколько месяцев туда-сюда труп перепихивали, от берега к берегу, и так допинали до самой Волги!
– Что?! – очнулась я. – О чем ты?
– Да вот же! – возмутилась Ленка, тыча бокалом в соответствующий пост.
Я пробежалась по строчкам: «…чертовы оборотни в погонах… обезглавленный труп в узле… утверждают, что это с сортировки бытовых отходов… темные слухи по городу».
В общем, из какофонии идиом и мата следовало, что на протяжении энного периода времени по речке Осиновец, что протекает вплоть до самой Волги, крейсировал безголовый труп, увязанный в тряпье. Загвоздка состояла в том, что левый берег «обслуживало» пятое отделение, а правый, соответственно, шестое, и ни у одного, ни у другого с показателями не заладилось. Поэтому доблестные правоохранители все это время – когда под покровом темноты, иной раз и среди бела дня – отпихивали несчастные останки от «своих» берегов, пока в конце концов не достигли устья. Там попытались свалить вину на мусоросортировочный комплекс.
И разразился скандал.
Да уж, не завидую я никому в этой ситуации.
Постойте, Осиновец, Осиновец… минуточку.
Ленка продолжала что-то рассказывать, я, кивая да поддакивая, открыла карту, полученную от агентши перед моим историческим визитом в «Дуб и липу». Так и есть. Я без труда установила, что тоненькая синяя извилистая ниточка всего-то в паре километров от поселка – именно Осиновец.
Зазвонил телефон. Римма вызывала меня вниз.
Надо отдать ей должное: характер и самообладание просто на высоте, хотя с первого взгляда было очевидно, что случилось что-то из ряда вон выходящее. Лица на ней не было в принципе, глаза смотрели куда-то внутрь головы, а руки ходили ходуном. Однако именно в таком состоянии она умудрилась самостоятельно доехать до меня, и, когда она заговорила, ее голос звучал размеренно и ровно. Как у робота.
– Вот здесь, – Римма протянула мне телефон, – сообщение от Ольги. Возьмите, вот тут наушники. Слышно не очень четко.
Я глянула на экран: был открыт мессенджер «ВКонтакте» и предлагалось мне послушать нечто из аудиозаписей.
Установив наушники в разъем, я запустила файл. Сначала были слышны помехи, шорох, как будто шум льющейся воды или дождя, а потом было озвучено следующее послание:
– Мам, привет, с того света шлю вам всем привет. И тебе, и всем тем, кто всегда хотел, чтобы я куда-нибудь – раз! – и сама по себе делась, не мешала и не отсвечивала. Ну, если вы слушаете этот шрайбн, то желание сбылось, и меня больше нет.
Я поставила на паузу:
– Это ее голос?
– Ее, – одними губами и почти неслышно ответила Римма, и лицо у нее было таким страшным, что я отвела взгляд.
– И лексика?
– Абсолютно.
Я запустила файл снова.
– Я принципиально против любой мести из могилок. В самом деле, умерла так умерла. Однако если вдруг все-таки кто-то решит кого-либо покарать за невозможность увидеть меня до всеобщего воскресения, то могу кое-что подбросить.
Запись оборвалась, начала воспроизводиться следующая:
– К великому делу впадания в нирвану причастны некоторые мои фройнды. Причастны – не значит, что именно они. Я, по вполне понятным причинам, пока этого не знаю. Возможно, что их имена – ключи к основному злодею. Сказать правду, я пока все до конца не знаю, но говорю заранее, потому что потом может быть поздно. Сыграем в шарады с того света?
Запись закончилась.
«Дурдом», – подумала я, но про себя.
Вслух же поинтересовалась:
– Продолжение загадки последовало?
– Да. Простите, я забыла очки. Можете прочитать сами?
В самом деле, далее шло пять сообщений, одно другого краше.
Исконно русский – черен, раскос,Режет всех, в том числе коз.С улыбкой нежнойНа кривой рожеДоит всех.И козлов тоже.С утра, как туча грозовая,Жиро-белками налитая,Ломает буйную головушкуО беду-хворобушку:Как в постели удержатьТого, кто норовит сбежать?Там, где с Карах идет бараш,И плов кипит в казан,Запил айран жижиг-галнашСпаси – Аллах…Со слезой наресничноюИ с ножом в карманеЖивет скотина двуличнаяПод двумя именами.В ней все – восторг и красотаОт рогов и до хвоста.На всех языках, аки птица, поет…О маче моя, как те череп не жмет?Я вдруг поняла, что улыбаюсь во весь рот, и немедленно изгнала неуместную мимику. К моему счастью и везению, Римма ничего не видела, сидела, закрыв лицо ладонями.
«Дурдом и… дурдом», – мелькнуло у меня в голове.
– Что все это значит? – глухо спросила она, не открывая лица. – Как вы думаете?
– Думаю, что ничего хорошего, – призналась я.
Она наконец убрала руки. Глаза у нее были блестящие, пустые, но совершенно сухие.
– Скажите, вы можете разобраться в этом деле?
– Возможно, – пожала я плечами.
– Тогда давайте так. Найдите мне человека или людей, виновных в этом деле. Выясните, где она – в любом виде. Гонорар за сутки я удваиваю плюс сто процентов, как и договорились.
– Да что вы…
– Я все сказала, – отрезала Римма, – нужна машина, содействие, средства на накладные расходы – что угодно, обращайтесь. Пока вот, возьмите.
Она протянула мне кредитку.
– Пин пять ноль шесть ноль. Тут примерно пятьсот тысяч. При необходимости счет будет пополняться. В итоге просто расскажите, что да, жива, или нет, не жива. И, конечно, вот он виноват – или она. Или они.
Поднимаясь на лифте обратно в квартиру, я в очередной раз подивилась: какая, однако, у меня мощная интуиция.
И знаю, что с жертвой, и знаю, кто к этому причастен. И даже – вполне возможно, – что знаю и способ убийства.
Дело, как всегда, за малым: доказать то, что и так знаешь. Бедненький Гарик, бедные мои бывшие товарищи, а ведь для них эта мука – рутина и повседневность.
На кухонном диванчике почивала Ленка, ноутбук почивал тоже. Первую я трогать не стала, просто прикрыв пледом, чтобы не мешалась, а второго растолкала.
«А что там Ленка болтала про труп в узле?» – и я полезла обратно в интернет.
Глава 18
С утра, первым делом с трудом собрав раскалывающуюся от мыслей голову, делом вторым позвонила Гарику и решительно напросилась на очередной интимный обед в служебном кабинете.
Правда, Гарик в этот раз был какой-то несвежий и недовольный жизнью. Сидел, страдая, обливаясь потом и даже с расстегнутой пуговкой на пузе.
– Заколебался, – с суровой мужской прямотой сообщил он, – Танечка-джан, просто как родной скажу: заколебался. Ну что за люди такие, ну не люди, а форменные с…
Я с укоризной постучала по столешнице:
– Гарик.
Он смутился.
– Да ты сама подумай.
Он принялся чертить толстым волосатым пальцем по той же столешнице, как бы невзначай подползая все ближе к моей руке. Я следила за его эволюциями с профессиональным сочувствием, но дистанцию держала.
– Осиновец, ширина – около четырех метров, – излагал он диспозицию, – глубина – воробью по колено. Течет с северо-востока по южной окраине города до самой Волги. Так?
Я пожала плечами:
– Наверное.
– Так, – кивнул он, – один берег – территория одних баранов, второй – вторых. Разные отделения полиции работают. Ясно?
Я, похлопав ресничками, соврала, что нет.
– Ну территория на одном берегу – одного отделения, на втором – другого. Так?
– Что, граница отделений проходит по руслу? – «сообразила» Танечка, прелесть какая дурочка.
– Ну да, – терпеливо, как и положено мужчине, подтвердил Гарик, – молодец. Ну вот и плыл узел, а в узле – труп, без головы и рук.
– Ужас какой.
– Ну плыл и плыл! – вспылил он. – Вытащи-оформи, будь человеком! Ну что тебе, жалко? Нет, они почти три недели – слышишь, джаночка?! – три недели, подлецы такие, перепихивали его от одного берега к другому. И так пока не сплавили до устья, а там мусоросортировка…
– И что? – продолжая невинно хлопать глазками, спросила я.
– И то! Моя земля, Таня, моя, понимаешь?! – горестно ответил Папазян. – Крышка, гроб, хана отпуску… у меня братан женится через месяц, я уже и билеты купил, дорого! Думаю, подойду, по-человечески попрошу – отпустят. А теперь как пойду? Так и слышу: «Какой отпуск, Гарик, слушай, у тебя пазл еще не собранный». Эх!
– Гарик, а ведь я как раз по этому делу к тебе, – подала голос я, выдав немалую долю сочувствия.
Гарик слегка поперхнулся:
– По какому «этому»?
– Ты хочешь в отпуск, к брату за стол?
– И очень даже, – искренне, от чистого сердца выдохнул он.
– А не можешь. Пазл у тебя не собран, так?
Гарик развел руками: мол, нечего прибавить.
– Ну вот, а я по определенным причинам страстно желаю разобраться именно в этом деле. Видишь, как совпадают наши с тобой цели?
– Не во всем, – со значением протянул он, – чем я крайне огорчен.
– И даже более того тебе скажу, если угодно.
– Угодно, еще как, – заверил Гарик, – не тяни, чего там.
– Да в целом уже есть и версия, и круг подозреваемых, и вообще практически все есть. Не хватает основного: трупа, ну и по мелочи.
Я сделала драматическую паузу и закончила:
– Документальных доказательств.
Гарик на секунду опешил, потом разразился аплодисментами – явно под влиянием корпоративного духа:
– Вот это работа. Труп, джаночка, у меня есть. Сколько угодно. Экспертиза тоже скоро будет. Только, прости, не уловил суть твоего уникального предложения.
– Ты делишься со мной информацией и помогаешь справиться с объективными трудностями… сам понимаешь, без служебного удостоверения кое-что не всегда просто.
– Так, а ты? – подбодрил он.
– А я тебе на стол – материалы под ключ, хоть сейчас в прокуратуру. Ну что, по рукам?
Гарик пошевелил носом, точно пытаясь вынюхать, в чем подвох:
– Таня-джан будет за меня народ опрашивать, инфу добывать, по помойкам в поисках улик ползать, общаться с кучей уродов – а я на выходе еще и в отпуск да на свадьбу свалю. Ты что же, думаешь, я откажусь?
– Отлично! Тогда первым делом – фото покажи мне.
– Может, доешь сначала? – черновато пошутил он, но в сейф полез.
Да, он прав. Сколько ни привыкай, к этому привыкнуть невозможно.
Впрочем, в чем я желала убедиться – в том убедилась. На трупе имелась кофта с V-образным вырезом, и вот оно: в районе живота полотно повреждено явно очень острым клинком: нити были в основном – насколько можно было судить – разрезаны, а не раздвинуты.
– Острая штука?
– Очень, – подтвердил Папазян, – даже концы у ниток ровнехонькие.
– А вариант «сама напоролась»?
– Не-е-е-е. Исключено. Это удар, зуб даю.
– И только одно повреждение?
– Да, из ран только этот след. Но, сама видишь, шеи нет тоже. Нельзя исключать и удушение.
– А по поводу того, чем голова отделена, можешь сказать что-нибудь?
– Вряд ли, – покачал он головой, – вот так с уверенностью не могу утверждать, тем более после воды… надо в любом случае ждать результатов экспертизы.
– Ну а в целом-то что скажешь?
– Ну что-что… не первую неделю в воде, причем, на мое счастье, в холодной и проточной. Тканям практически ничего не сделалось. Ну, насколько судить можно, по возрасту не более двадцати – двадцати пяти лет. Одета очень хорошо, качественный трикотаж, джинсы фирменные, Италия. Дорогое белье, вообще все дорогое. Даже тряпье, в которое труп был увязан, – ни много ни мало стопроцентный лен.
– Какие-нибудь штампы, маркировка?
– Нет, ничего нет. Однако не Китай, ткань качественная, толстая.
– Следов связывания, потертостей не видел?
– Да нет, разве что изначально… ну, то есть когда паковали… подтягивали колени к животу, руки вокруг, для компактности. Однако следов веревок, наручников и так далее – нет, не видел. Все.
Я прищурилась:
– Все ли?
– Все, – уже менее уверенно ответил он, потом, спохватившись, решительно закончил: – Ну точно все. В карманах, при себе – ничего, ну а подробности, возможно, эксперты скажут. Что ты еще хочешь?
Я задумалась, потом попросила копии фото с руками и корпусом, а также, якобы засмущавшись, попросила:
– Мы можем с тобой сымитировать проверочку фэмээс?
– А что тут имитировать-то? И делать нечего. Изложи, зачем, почему и куда.
Глава 19
В течение нескольких часов операция была организована и блестяще проведена: Макс и Алсу подверглись проверке документов, в результате выяснилось, что патент у Макса просрочен и грядет депортация обратно на историческую родину в славный мегаполис Баткен (где это, интересно?).
Из кафе я прекрасно видела, как нужную мне пару «берриморов» отконвоировали в отделение.
Так называемых фэмээсовцев мне одолжили буквально на пару часов, но больше-то мне и ни к чему. Не могу же я позволить, чтобы носатые козы, сказочные голубые коровки и ни в чем не повинные рогатые гости с острова Джерси страдали.
– Танюша-джан, только чтобы минута в минуту, – предупредил Гарик, поднимая палец, – часам к двенадцати начальство с ковра вернется.
– Не бойся, успею, – заверила я, – только не забудь женщину оставить в коридоре, не тащи в кабинет.
– Ну ладно, тогда начинаю стращать, – деловито сообщил Гарик и дал отбой.
Пошел работать друг мой.
Отсчитав десять минут от его звонка, я расплатилась за кофе и отправилась в отделение.
Алсу, как и договаривались, сидела в коридоре, опустив голову и целиком погрузившись в свои, явно невеселые мысли. Рядом на сиденье лежал телефон, который сам по себе пытался дозвониться до кого-то под названием «Шеф».
Честно говоря, мне стало ее жалко. Ничего плохого мне эта женщина не сделала, да и мужчина тоже. И не без удовольствия я думала о том, что сейчас я верну в это семейство сладость и свет.
Я легонько похлопала ее по плечу, она подняла голову:
– Алсу? Здравствуйте, а что вы тут делаете?
Она не сразу меня узнала – я давно заметила, как трудно опознать в человеке, которого ты видел в спортивном костюме и ветровке, человека в костюме и пальто, – но узнала и даже улыбнулась:
– А… здравствуйте. Да вот, жду допроса. Ой, – это она, спохватившись, дала отбой на телефоне, – все равно не отвечает.
Я изобразила изумление:
– Допроса? Какого допроса? Что случилось?
– Не знаю, – искренне заметила она, – мы убирались. Приехала машина, объявили, что проверка документов… что патент у Максатбека истек…
– У кого? Ах да, это муж ваш… а он что?
Алсу, ломая пальцы, зашептала:
– Так неправда же. Патент в порядке, в полном порядке, выправили только полгода назад. Мы здесь уже третий год, оформлены официально!
– Тихо-тихо, – попросила я, беря ее за руку, – не переживайте так уж. В каком кабинете Макс?
Она молча указала на Гарикову дверь.
– Сидите тут, сейчас все уладим, – решительно сказала я и по-хозяйски уверенно распахнула дверь.
Ох, какой же взгляд бросил на меня этот Макс – слов нет. Ну волчара. И чем я ему так не глянулась?
– Здравствуйте, – официально приветствовала я сидящих.
Гарик с редкой экспрессией изобразил переполох и подобострастие:
– О! Татьяна Александровна. Здравия желаю.
Я подняла бровь – он немедленно покинул свое покойное креслице, в которое я милостиво опустилась. Гарик нависал надо мной в позе услужливого халдея.
Держа паузу по Станиславскому, я подняла бровь, указав взглядом на Макса. Гарик немедленно припал к моему уху и принялся нашептывать.
Правда, этот негодяй нашептывал такие вещи, что и пересказывать неловко. К тому же пришлось изо всех сил морщиться и сдерживаться, чтобы не рассмеяться.
– Понятно, достаточно, – с ноткой угрозы произнесла я, прерывая поток его креатива, – документы, пожалуйста.
Гарик подсунул мне первую попавшуюся бумажку, на которой я важно расписалась.
Я поднялась и протянула Максу руку:
– Лично от меня и от лица моих товарищей приношу вам наши извинения. Произошла ошибка. Мы были не правы.
Черные брови Макса взметнулись вверх, рот приоткрылся.
«Что, эффектно? – не без злорадства подумала я, любуясь картинкой. – То-то же! И чтобы в следующий раз приветствовал меня стоя!»
– А вас, капитан, попрошу внимательнее относиться к должностным обязанностям.
– Слушаюсь. – Гарик стукнул каблуком о каблук и горестно поник головой, мол, ну что поделаешь, и на старуху бывает проруха, конь о четырех ногах, и то спотыкается… и все такое.
– Вы свободны, – заявила я, отдавая Максу паспорт и патент – абсолютно, просто исключительно корректный и действующий.
Тот, забрав документы, неуверенно подался на выход.
– Вот невежа, хоть бы поблагодарил, – проворчал Папазян, глядя на часы, – уложились. Даже еще двадцать минут до начальства.
– Я тебя благодарю, – сказала я и чмокнула его в армянский нос, – Гарик, тебе же прямо сейчас машина ни к чему? Одолжи ключики на полчасика.