Шедевр под подозрением

– Похоже, опять выпали ключи… Наверно, выронила их по дороге к своему столику…

Я подошла к столу, за которым сидели Ева и Андрей, поискала пропажу на полу. Ключей нигде не было. Вернулась к нашему столику, оказалось, что ключи выпали, когда я сидела и ела свой обед. Посетовав на неудобные карманы, я переложила ключи в карман своей куртки, и вместе с Настей мы вышли из кафе.

– До встречи с Людмилой Ивановной остается мало времени, – заметила Настя. – Сейчас почти двенадцать, а нам надо быть в кафе уже в час… Мы успеем доехать?

– Я посмотрела по карте, «Полиглот» находится недалеко от редакции. В редакции придется сказать, что нам надо идти… Думаю, скажешь, что плохо себя чувствуешь после травмы головы, а я провожу тебя до дома.

– Ладно, – вздохнула Настя. – Видимо, остается только смириться с невыполненной работой…

– Понимаю, тебе все это не нравится, но для меня в приоритете твоя безопасность. А гарантировать ее я могу только тогда, когда выясню, кто напал на тебя в сквере.

Ленская согласилась, мы вернулись в редакцию. Настя сообщила, что у нее сильно болит голова и тошнит, я вызвалась проводить ее до дома. Пообещав, что фотографии пришлю Ульяне в ближайшее время, я записала адрес ее электронной почты. Попрощавшись с сотрудниками, мы покинули офис.

Кафе «Полиглот» находилось недалеко от Тарасовского государственного университета. На первом этаже заведения продавалась горячая еда, выпечка, салаты и кофе, на втором этаже располагался бар с алкогольными и безалкогольными напитками. Первый этаж был заполнен студентами, многие юноши и девушки за едой читали конспекты лекций. Второй этаж пустовал, в час дня горячительные коктейли никто не пил. Я поняла, почему Косенкина решила встретиться именно на втором этаже – народу гораздо меньше, а среди галдящих студентов говорить не очень удобно.

Людмила Ивановна уже дожидалась нас. Она сидела за самым дальним столиком, на котором стояла одинокая чашка кофе. К напитку Косенкина не притрагивалась, видно было, что заказала она его только для вида.

Мы с Настей подошли к женщине и поздоровались. Выглядела Людмила Ивановна устало, ее лицо как-то осунулось и постарело.

– Добрый день, – поздоровалась преподаватель. – Я хотела с вами встретиться раньше, весь вечер думала, стоит ли говорить… Я очень надеюсь на то, что успела…

– Успели что? – не поняла я, садясь на стул.

Ленская уселась рядом.

– Успела вам рассказать до того, как вы разрушите мою жизнь, – вздохнула Людмила Ивановна. – Скажите, вы уже говорили с моим сыном?

– Говорили, – подтвердила я.

– И вы спрашивали у него об Александре? – продолжала допытываться женщина.

– Мы много о чем спрашивали Петра, – уклончиво произнесла я. – Но, как я понимаю, вы позвали нас для того, чтобы что-то рассказать, а не расспрашивать. Давайте не будем терять время, мы вас внимательно слушаем.

– Что ж… – Людмила Ивановна задумчиво взяла в руки чайную ложку, повертела ее в руках. Положила на блюдце, посмотрела в сторону бара и проговорила: – Закажите себе что-нибудь, здесь не принято просто так сидеть. Я вас подожду. Заказывать надо в баре, официанты в «Полиглоте» еду не разносят.

– Хорошо, – мы с Настей встали, подошли к бару и заказали по стакану апельсинового фреша. Потом вернулись за столик с напитками.

– Вы меня спрашивали, была ли я знакома с Александром, – произнесла женщина. – Я сказала, что виделась с ним… Егор утверждал, что я с его братом не пересекалась, вы еще тогда решили, что кто-то из нас вам сказал неправду. Но я вам не лгала, и мой муж тоже не лгал.

– Получается, Егор не в курсе, что вы общались с его братом? – догадалась я.

Косенкина кивнула.

– Да. Дело в том, что… В общем, мы с Александром были любовниками. Да, я изменила своему мужу, это было какое-то помешательство. Егор был в очередной экспедиции, у меня был трудный период в жизни. Тогда-то я и сблизилась с Сашей. Мой сын Петр, он… он сын Александра, а не Егора. Мне пришлось соврать мужу, Егор не знает, что воспитывал неродного ребенка. Когда я забеременела, то поняла, что если продолжу наши с Александром отношения, то разрушу свою семью. Я рассталась с ним и сказала, что не собираюсь уходить от мужа. У Александра была жена Марго, и, как я поняла, он тоже не хотел уходить от нее, роман со мной был для него не более чем интрижкой. Мы решили, что сохраним все в тайне. Егор на тот момент вернулся из экспедиции, мы много времени проводили с мужем вместе, а потом я «случайно» узнала, что беременна. Егор ничего не заподозрил, он очень обрадовался, что у нас будет ребенок. С Александром я больше не встречалась, и на похоронах его я не была. Марго тоже ни о чем не подозревала, мы умело скрывали наши встречи. Александру я, естественно, ничего не сказала про ребенка, он тоже считал, что я беременна от своего мужа. Александр погиб, Егор и Петр правду так и не узнали. Все это я вам рассказываю лишь потому, что опасаюсь за свою семью. Вы ведь не успокоитесь, пока не докопаетесь до правды, верно? А если муж и сын узнают о моей измене, пусть она и была в прошлом, то… то моя налаженная жизнь будет разрушена. Пожалуйста, оставьте нашу семью в покое, я не знаю, в чем вы кого подозреваете, но я уверена, что произошла какая-то ошибка!

– Вы уверены, что Петр не знает о том, что Егор – не его родной отец? – Я внимательно посмотрела на Косенкину.

– Естественно, – ответила женщина. – Никто, кроме меня, не знает о том, что настоящий отец Петра – Александр.

– И брат вашего мужа ничего не заподозрил? – спросила я. – Может, он догадался, что Петр – его сын?

– Нет, откуда ему знать? – удивилась Косенкина. – Я вас умоляю, не говорите ничего Петру и Егору! В чем вы нас подозреваете, почему вы расспрашивали меня, мужа и сына?

– Вы знаете о том, что Александр завещал квартиру своей жене Марго? – спросила я Людмилу Ивановну.

Та пожала плечами.

– Я не интересовалась, кто, кому и что завещал, – заявила она. – Почему меня должно это волновать? С Александром я больше не встречалась, если хотите знать, я жалею о том, что у меня с ним был роман.

– Петр может претендовать на эту квартиру, – продолжала я. – Если он узнал, что является сыном Александра, ему может не понравиться, что его лишили наследства.

– Так Александр и не знал, что у него есть сын! – воскликнула Косенкина. – Я сомневаюсь, что в своем завещании он упомянул Петра! С племянником и племянницей он не общался, с братом отношения не поддерживал, и я не слышала, чтоб в завещании говорилось о доле Петра и Жанны!

– Логично, – задумчиво проговорила я. – Дело в том, что сейчас в квартире Александра живет племянница его покойной жены Марго. И на девушку было совершено покушение. Возможно, ее хотят убить для того, чтоб завладеть квартирой, это самая очевидная версия.

– То есть вы Петьку подозреваете в этом? – изумилась Людмила Ивановна. – Бросьте, мой сын, конечно, раздолбай, но он человек здравомыслящий. Вот вы говорите, что Петр каким-то образом мог догадаться о том, что он – не родной сын Егора, так? Тогда зачем ему впутываться в неприятности, пытаться кого-то убить… Можно ведь спокойно пойти к юристу и решить вопрос миром!

– Тоже верно, – согласилась я. – Но кто знает, может, Петр действовал в состоянии аффекта, на эмоциях решил восстановить справедливость…

– Нет, это вряд ли, – покачала головой Косенкина. – Вы просто не знаете характер моего сына. Он человек нерешительный, предпочитает все откладывать в долгий ящик. Действовать на эмоциях не в его стиле, хоть он и творческий парень, но он склонен тщательно все обдумывать. Поэтому, если бы Петр и узнал про своего настоящего отца, он, скорее всего, сперва допросил бы меня и Егора, потом уже нашел бы юриста и спокойно отсудил бы квартиру у этой девушки. Убивать он точно бы никого не стал! Только я очень надеюсь, что вы все это ему не расскажете, не нужно ему ничего знать…

– Говорить Петру о его биологическом отце я, естественно, не стану, – произнесла я. – Это не мое дело, вы разбирайтесь со своим прошлым. Но вычеркнуть из списка подозреваемых я его не могу, поэтому вопрос до сих пор остается открытым.

– Я верю в то, что произошло какое-то недоразумение, – покачала головой Людмила Ивановна. – И вы найдете настоящего преступника. Я могу вам верить, вы не станете говорить мужу и сыну о том, что я вам рассказала?

– Можете не сомневаться, – проговорила я. – От меня они ничего не узнают.

До своего бывшего ухажера Настя так и не дозвонилась. После разговора с Людмилой Ивановной мы поехали в детскую школу искусств, где преподавал Рожнев. По пути я раздумывала над своей первоначальной версией, согласно которой преступник – Петр Косенкин. Поначалу казавшаяся стройной теория трещала по швам. Мало того, что у Петра было алиби, так еще и слова матери парня заставляли задуматься. В самом деле, даже если бы Петр узнал о том, что является сыном Александра, он наверняка обратился бы за помощью к юристу, дабы заявить о своих правах на квартиру отца. Зачем убивать кого-то, если можно решить дело мирным путем? Петр не дурак, он прекрасно понимает, что за преступление придется отвечать перед законом, за убийство грозит солидный срок.

Если взять за основу гипотезу, что сын Егора действовал в состоянии аффекта, то появляются новые вопросы. Руководствуясь эмоциями, можно напасть на человека, однако одним нападением дело не ограничилось. Преступник ведь проник в квартиру Ленской, перед тем как совершить покушение на жизнь моей клиентки, переставил вещи в комнатах, а потом только выследил девушку и попытался ее убить. То есть преступление было тщательно спланировано, стало быть, злоумышленник готовился к воплощению своего замысла, изучал жертву, ее привычки…

Может, преступница – Ева?

Я не успела прослушать запись разговора девушки с Андреем Голубцовым. В кафе я не случайно уронила ключи, пока я искала их под столом, я успела закрепить «жучок» на ножке столика. А после того, как Ева и Андрей ушли, под предлогом поиска ключей я сняла прослушку и положила ее себе в карман. В редакции я тоже установила «жучок» – завтра можно будет прийти в офис и заменить прослушку на новую.

Ехали мы медленно – снег валил не переставая, машины стояли. Детская школа искусств находилась на улице Тараса Шевченко, дом два, и, судя по показаниям навигатора, ехать до школы предстояло час с небольшим.

Настя молчала всю дорогу – она пыталась дозвониться до Максима, но по-прежнему его телефон был выключен.

– Жаль, я не знаю телефона коллег Максима. – Ленская отложила телефон. – Иначе с ними бы связалась и попросила бы Макса к телефону. Не хочет со мной говорить – не надо, но телефон-то можно было включить!

Девушка раздраженно посмотрела в окно и протянула:

– Мы с таким снегопадом и за день не доедем до этой чертовой школы!

– По навигатору остался час пути, – заметила я. – В принципе, не так долго.

– Надеюсь, Рожнев не уйдет раньше с работы, иначе мы зря торчим в пробке, – фыркнула Настя. – Честно говоря, я уже сомневаюсь в том, что меня пытаются убить!

– То есть? – не поняла я.

– Напасть на меня мог и обычный грабитель, – пояснила девушка. – А вещи в комнате… Может, я их сама переложила? Или тот же самый Максим, кто его знает? Женя, может, оставим это расследование? Скажем, вы просто будете сопровождать меня и все… А то получается, что целыми днями мы таскаемся по городу, а толку ноль! Я не успеваю работать, у меня уже сдают нервы, и я сама хочу, чтобы этот преступник поскорее напал на меня, и все! Если он, конечно, нападет…

– Ладно, я понимаю, что все это тебе порядком надоело, – согласилась я с Ленской. – Все-таки давай поговорим с Максимом, и после этого я обещаю, что постараюсь лишний раз тебя никуда не таскать. Одну я тебя оставить не могу, сама понимаешь, но найти преступника – моя обязанность, поэтому приходится ездить по городу и допрашивать подозреваемых. Завтра я не стану тебя дергать – буду, как ты и хочешь, сопровождать тебя, и все. К тому же я вроде как почти устроилась к вам на работу в редакцию, только надо Ульяне отправить обработанные фотографии, я ей обещала.

– В этом я тебе помогу, – кивнула головой Настя. – Дома все сделаю и отправишь.

Наконец мы доехали до школы искусств. Часы показывали начало четвертого, Рожнев должен быть на работе. Я припарковала машину, мы прошли в школу.

Детская школа искусств располагалась в двухэтажном здании, в котором недавно был произведен ремонт. На вахте дежурил охранник, в вестибюле стояли две женщины – видимо, встречали своих детей после занятий. Охранник сперва принял нас за родителей, которые пришли забирать учащихся, но, когда я подошла к нему и предъявила удостоверение частного детектива, удивленно поинтересовался, с какой мы целью приехали в школу искусств.

– Нам надо поговорить с одним преподавателем, Максимом Рожневым, – заявила я. – Он преподает детям живопись. Скажите, куда пройти?

– Рисуют на втором этаже, – сообщил охранник. – Но посторонним проходить нельзя, только детей и преподавателей пускают…

– Тогда позовите Рожнева сюда, – пожала плечами я. – Нам без разницы, где с ним разговаривать!

– Сейчас, я посмотрю, в каком он точно кабинете… – Охранник взял большую тетрадь, куда преподаватели записывали время прихода и номер кабинета, ключ от которого они брали.

Некоторое время он просматривал сегодняшние записи, потом отложил тетрадь и заявил:

– Вы что-то путаете, Рожнев сегодня не приходил!

– То есть как – не приходил? – удивилась я. – Насколько мне известно, сегодня его рабочий день, он должен проводить уроки!

– Да сами посмотрите, в тетради нет записи его прихода! У нас учителя всегда записывают время, когда они приходят, и ключ им надо от кабинета взять! Но Рожнев сегодня в школе не был!

– Ясно… – Я задумалась. – А где у вас расписание учителей? Я хотела бы уточнить, быть может, произошла какая-то ошибка, и во вторник Рожнев действительно не работает…

– Так, давайте посмотрим прошлый вторник… – Охранник перевернул несколько страниц журнала и заявил: – Неделю назад Рожнев пришел в школу в восемь часов сорок минут… Он взял ключ от двести первой и двести третьей комнаты, тут все записано! Ушел в шестнадцать часов десять минут, сдал все ключи на вахту… Может, он заболел, поэтому не пришел сегодня? Это надо узнать у заместителя директора. Вы можете пройти на второй этаж, кабинет двести десять. Наталия Владимировна должна быть на месте. Я думаю, вас можно пропустить, вы удостоверение показали…

– Спасибо, – кивнула я и прошла в коридор.

Настя последовала за мной. Стоящие в вестибюле женщины с удивлением и даже ужасом провожали нас глазами.

В школе искусств преподавали не только рисование. Из приоткрытых дверей кабинетов до нас доносились звуки музыкальных инструментов, пение, музыка. Дверь одного кабинета была открыта нараспашку, мы увидели балетный класс, где занимались девочки, одетые в обтягивающие спортивные трико. «Наверно, класс хореографии или художественной гимнастики», – подумала я про себя.

Мы дошли до лестницы, поднялись на второй этаж. Двести десятый кабинет был приоткрыт; я постучалась, потом толкнула дверь и вошла в помещение.

Кабинет оказался небольшим, за письменным столом сидела женщина лет сорока и заполняла какие-то бумаги. Одета она была в белый свитер и черные брюки.

Женщина подняла голову и спросила:

– Вы ко мне?

– Нам нужна Наталия Владимировна, – произнесла я, предъявляя удостоверение частного детектива.

– Это я… – Заместитель директора удивленно посмотрела на меня. – Частный детектив? Вы ко мне с каким вопросом?

– Нам нужно поговорить с Максимом Рожневым, – заявила я. – Он работает у вас, где его можно найти?

– Мне и самой интересно, куда подевался преподаватель! – воскликнула Наталия Владимировна. – Сегодня он не пришел на работу, я пыталась до него дозвониться, но телефон Рожнева выключен. У него уроки с девяти утра до четырех дня, что с ним – неизвестно. Он не звонил, не предупреждал, что сегодня не появится на работе… Пришлось срочно звонить другому преподавателю и просить выйти на замену. Любовь Андреевна смогла приехать только к одиннадцати утра, первые два урока у детей пропали… А зачем вам Рожнев? Он что-то натворил?

– Пока нам это неизвестно, – проговорила я. – Мы тоже пытались с ним связаться, но нам это не удалось, поэтому пришлось приехать в школу искусств, где он работает.

– Увы, вы зря потратили время, – вздохнула Наталия Владимировна. – Боюсь, если Максим Константинович не выйдет на связь, придется поднимать вопрос о его увольнении. Неявка на работу без веских причин считается прогулом, если преподаватель заболевает, он должен предупредить меня, вызвать врача и уйти на больничный. Наша школа искусств – государственное учреждение, это не студия, в которой можно обходиться без больничного листа. Здесь нужны документы, сами понимаете.

– Понимаю, – ответила я. – Скажите, как давно Максим Рожнев работает в школе?

– С сентября этого года, – произнесла Наталия Владимировна. – Нам требовались преподаватели, объявление Рожнев нашел в интернете. До сегодняшнего дня проблем с ним не было, Максим Константинович всегда приходил на работу, даже больничный не брал ни разу, несмотря на то что в начале зимы многие преподаватели заболели. Конечно, если Рожнев объяснит свое отсутствие на рабочем месте и причина окажется веской, увольнять его не будем, но вот если это просто прогул, тогда не знаю… Как минимум придется вычесть из его зарплаты, а дальше смотреть по ситуации.

– В договоре, который Рожнев подписывал при устройстве на работу, должны содержаться сведения о его родственниках, – заметила я. – Вы им звонили?

– Родственников у Максима Константиновича нет, – покачала головой заместитель директора. – Он не женат, родители умерли, когда Рожневу было девятнадцать лет. Братьев и сестер у него тоже нет, поэтому получилось, что звонить некому.

– А адрес проживания у него какой?

– Минуту, мне надо открыть программу, где записаны данные преподавателей… – Через некоторое время Наталия Владимировна проговорила: – Адрес проживания Рожнева – улица Пензенская, дом двенадцать, квартира сто пять.

Я записала данные, потом спросила:

– До этого где Рожнев работал? У вас ведь есть информация?

– Официально нигде, неофициально преподавал в художественной студии «Акварель» три года, – произнесла Наталия Владимировна. – Окончил Тарасовское художественное училище, учился на живописном отделении. Вот, собственно, все данные о Рожневе.

– Скажите, у вас есть подлинники документов Максима Константиновича?

– Да, диплом о среднем профессиональном образовании.

– Можно на него взглянуть? – поинтересовалась я.

– Думаю, да… Олеся Федоровна у себя в двести девятом кабинете, – ответила заместитель директора. – Все документы у нее…

– Спасибо, – поблагодарила я. – С кем-нибудь из коллег Рожнев общался?

– Ну… наверно, по рабочим делам все преподаватели общаются друг с другом, – заметила Наталия Владимировна. – Вам лучше поговорить с Любовью Андреевной, до четырех часов она тут, заменяет Рожнева. Пройдете в двести третий кабинет, там сейчас урок у первого «Б». Рожнев ведет занятия у первоклассников – у первого «А» и первого «Б».

– Хорошо, спасибо вам за информацию! – поблагодарила я. – Вот мой номер телефона, если Рожнев выйдет с вами на связь, сообщите, пожалуйста, мне.

Наталия Владимировна записала мой номер, мы вышли из кабинета. Первым делом направились в двести девятый кабинет, я собиралась изучить документы Максима Рожнева.

Олеся Федоровна, брюнетка лет сорока пяти, была на своем рабочем месте. Она тоже удивилась, когда я предъявила удостоверение частного детектива, но документы Рожнева показала.

Я сфотографировала диплом преподавателя, копию паспорта, на всякий случай сделала снимки остальных документов. После мы пошли в двести третий кабинет, разговаривать с Любовью Андреевной.

В первом «Б» учились дети в возрасте десяти-двенадцати лет. Класс был большой, я насчитала одиннадцать человек. Любовь Андреевна оказалась высокой блондинкой лет сорока – сорока трех, одета она была в черную кофту и черные брюки. Для разговора Любовь Андреевна предложила пройти в двести первый кабинет, дала детям задание и вышла.

– Что произошло с Рожневым? – спросила преподаватель, внимательно изучив мое удостоверение. – Не думала, что частные детективы будут им интересоваться…

– Что с ним случилось, нам неизвестно, – произнесла я. – Поэтому и приехали сюда, думая, что Рожнев на рабочем месте. Как оказалось, нет… Скажите, вы общались с Максимом Константиновичем?

– Периодически, – пожала плечами Любовь Андреевна. – Я давно работаю в школе, новые преподаватели часто советуются со мной по тем или иным вопросам. Но Рожнев быстро вошел в курс дела, к детям он нашел подход, никаких нареканий не вызывал. Так что не могу сказать, что мы часто с ним разговаривали, только иногда он что-то спрашивал у меня.

– А с другими преподавателями Рожнев общался?

– Не уверена, – покачала головой Любовь Андреевна. – По крайней мере, особой общительностью он не отличается, подробностями личной жизни и своими творческими успехами тоже ни с кем не делился.

Из разговора с преподавателем я поняла, что никакой информацией об учителе женщина не располагает. Поэтому я решила не тратить время зря, а поехать к Рожневу домой. Быть может, бывший ухажер Насти находится у себя, а телефон у него сломался или разрядился. Только почему он не пришел в школу и не нашел способ предупредить о своем отсутствии? Внезапное резкое недомогание, температура под сорок и полубессознательное состояние? Или что-то еще?..

Поблагодарив Любовь Андреевну, мы покинули школу.

В машине Настя проговорила:

– Что-то мне все это не нравится… Вдруг с Максом и правда что-то произошло?

– Я собираюсь это выяснить, – произнесла я. – Для этого мы поедем домой к Максиму. Ты ведь у него была, верно?

– Да, пару раз. Потом мы встречались только у меня. Но там особо смотреть нечего, бардак, да и только…

– Бардак – это просто замечательно, – заметила я. – В бардаке можно обнаружить массу интересных вещей, и я надеюсь, что мы либо найдем Максима дома, либо поймем, что с ним случилось.