Ловушка для дурака

Я вскинула брови.

– Не надо так смотреть. Так участковый записал, – пояснил Папазян, – встретив сопротивление в лице квартиранта гражданки Гутман, Волыны Вэ А, был вынужден временно отступить. Семейство Волын держалось до прихода основных сил, то есть собственницы помещения, гражданки Гутман, которая устроила им второе Капоретто…

– Говори, пожалуйста, по-русски, – попросила я.

– Ну что сразу. Не даешь блеснуть интеллектом. В 1917 году Королевской итальянской армии немцы при Капоретто наваляли по-крупному. Ну, Хемингуэй еще об этом писал, – напомнил он, открыв передо мной новую грань своей многосторонней натуры.

– Оставим эти истории? – предложила я.

– Как скажешь, джаночка. В общем, Гутман устроила там такое, что итальянцы – а на минутку, там было девять человек, в том числе одна итальянская мама и еще одна жена, – с ревом и, утираясь, поскакали в ближайшее отделение: спасите-помогите, требуем консула и прочее.

– Воображаю, – сказала я чистую правду. Картинка прямо стояла перед глазами: Баба Рита, и без того огорченная пропажей новобрачного, сталкивается с вопиющей попыткой рейдерского захвата. Не на таковую напали, это точно.

– Ну а в итоге что? Если вкратце, то синьор Джованни заявил, что купил квартиру гражданки Гутман у частного риелтора, передав за это с рук на руки эквивалент полутора миллионов рублей в евро.

Я выдвинула версию, вполне жизнеспособную:

– Он ненормальный?

– Не могу тебе сказать. Бегает и вопит, как это самое, но кто бы не поступал так же, лишившись такой суммы?

– А кто его в Россию-то звал?

– Он, видишь ли, давно желал обосноваться на земле предков.

– Каких еще предков?!

– Я не знаю, не изучал этот вопрос. Возможно, он счел, что коли дедушка замерз под Сталинградом, то, стало быть, Поволжье – исконно итальянские земли. Не могу сказать, зачем он сюда приехал, но неласково встретила его Россия. В общем, какой-то мошенник, с которым они законтачили в интернете, пересылал ему по мейлу документы на квартиру, экспликацию и тому подобное. Синьор все одобрил, внес аванс, ему на почту пришло уведомление от Росреестра, мол, все в порядке, приезжайте на окончательную сделку. Он приехал, они с «риелтором» сгоняли к нотариусу, в МФЦ, что-то там подписали, далее оставшаяся сумма перешла с рук на руки – и все. Ну а попытка справить новоселье потерпела фиаско.

Я кивнула:

– Все более или менее понятно, исключая нотариуса и МФЦ.

– А, это интересная история, – одобрительно подхватил Гарик, – провернуто с выдумкой и огоньком. И нотариус, и офис МФЦ – просто-напросто липа, созданная под одну-единственную сделку.

– Откуда такая уверенность?

Гарик пожал плечами:

– Да там нет никого. Если хочешь, можешь сгонять посмотреть, вывески до сих пор на месте.

Я на всякий случай записала адрес.

– Слушай, сам-то синьор где сейчас?

– Отправился восвояси за счет итальянской стороны, зализывать раны и переживать традиционное русское вероломство.

– То есть денег своих он не получит?

– А кто ж его знает? Он, конечно, грозился ЕСПЧ, ООН и прочими страшными буковками, но сама понимаешь.

– Ну да, – согласилась я, – слушай, а что Гутман, заявление подала?

– Подала, но скорее чисто из принципа – ей-то что, она же ни копейки не потеряла. Счастливо отделалась дамочка.

«Да, не лгала Баба Рита насчет своей удачи», – отметила я про себя, поблагодарила кэпа за все за все и, чмокнув в армянский нос, упорхнула синей птицей в форточку.

Что же, по дороге домой можно посетить «контору», в которой синьору Джованни наоформляли сделок.

Глава 7

По адресу, данному Гариком, – Почтовая, дом два, – имел место первый этаж с отдельным входом, на котором красовалась пара бумажек с телефоном и словами: «Сдается дешево» и телефон. В самом деле, на двери все еще красовалась табличка «Нотариус Ронинсон Г. С.» – красивая, добротно сделанная, капитальная, с часами работы и реестровым номером. Для очистки совести я пробила его по сайту Федеральной нотариальной палаты и безо всякого удивления убедилась, что ни фамилия, ни номер в списках не значатся.

Сквозь оконное стекло – явно отмытое не так давно, – не проглядывалось ничего примечательного: несколько стульев, перегородка со стеклянной стойкой, на которой нанесена была трафаретная надпись «Окно № 1». Окна № 2, 3 и так далее отсутствовали, перегородка была одна-единственная.

Подумав, я набрала номер, указанный на листочке о сдаче. Ответил жизнерадостный мужской голос, обладатель которого очень быстро сообразил, что от него хотят, пообещал подъехать в течение пяти минут – и не обманул. Не успела я соскучиться, как вишневая девятка, жизнерадостно отфыркиваясь, уже шикарно осадила у подъезда. Оттуда выскочил круглый, веселый, как дитя, дядька:

– Приятно, чересчур приятно, позвольте представиться: Эдуард. С кем честь имею?

– Татьяна, – представилась я, сделав подобие книксена, – насчет аренды.

– Да-да, помню, – закивал он, – только я сразу вам скажу: помещение освободится через неделю.

– А чего ж так? Оно же освободилось, видно, что пустое.

– Пустое, но проплачено еще неделю, – объяснил честный бизнесмен, – так что никак не могу нарушить договорные обязательства!

– И это правильно, – похвалила я, – но посмотреть-то помещение можно?

– Конечно! – ответил он и открыл дверь своим ключом. – Занимать нельзя, а смотреть – почему нет, логично?

Восхитительная находчивость.

Итак, мы прошли в помещение, оформленное по-деловому минималистично.

– Здесь два вместительных помещения. Санузел просторный, в коридор можно поставить кресла для ожидания, – пояснял хозяин, – ремонт, как видите, свежий, об углы порезаться можно. Две фазы подведены, стоянка вполне удобная…

Он все говорил, разливаясь соловьем, я поддакивала, задавала какие-то вопросы – и осматривалась в поисках чего-нибудь интересненького. На такой куш позволяло надеяться то, что отсюда явно отваливали в спешке. Нетронутыми остались полки с книгами, портреты маститых правоведов и президента, письменные приборы на столе и даже стекло на нем же. Виданное ли дело, чтобы оставлять такой ценный раритет! Так что не исключено, что в этих шкафчиках имеется нечто полезное.

Продолжая изображать безмозглую арендаторшу – помнится, я мяукала нечто в том смысле, что стол для массажа тут будет смотреться не совсем гармонично, а окошки прорезаны не по фэншуй, и, судя по тому, как дергался мой собеседник, у меня отлично получалось, – я прошлась по обеим комнатам. Потом зашла за стойку со стеклом, уселась за стол, покрутилась на кресле, постучала каблучками и – бинго! – усмотрела в нише под столешницей безжалостно брошенный копир. Ничего себе, какая расточительность.

Выдвинув машинку, подняла ее крышку и – снова удача, – обнаружила листок копии, причем отксеренными оказались не ерунда какая-то, а развороты паспорта. Те самые, первый (Ф. И. О., фото, дата рождения) и с пропиской (Москва, улица Гиляровского, дом тридцать три, квартира десять). В свете всего услышанного и увиденного я совершенно без удивления узрела, что на фото красуется уже знакомый мне веселый рыжий клоун Максим, муж Бабы Риты. Правда, имя у него иное и совершенно неподходящее, а именно: Мовсесян Овик Георгиевич. Вот она, тайна суперуважительного обращения «О вы!», которое отметила Ирина.

Если бы этот сеньор Джованни был бы поумнее, то сразу бы заподозрил неладное. Разве так должен выглядеть уважающий себя Мовсесян?

– Это не ваш приборчик? – на всякий случай спросила я.

– Что вы, я бы его не оставил, – заверил Эдуард, – хорошая штука.