Криминальный оракул

Н-да, вечер перестал быть томным. Не успела с клиентом познакомиться, как вон уже что вскрылось… Но кто предупрежден, тот вооружен: о вероятных затруднениях в работе лучше знать заранее. Тем более что сами заказчики далеко не всегда и не сразу обрисовывают мне полный расклад. А Арцах врать не станет.

Координатор у входа в зал поторопил нас, поэтому продолжить разговор мы не смогли. Но прямо у входа в зал я взглядом отыскала эту не-даму. И мне очень не понравилось, что она сидела на ряду позади нас, чуть сзади и справа. Слишком удобный обзор: так она (тьфу, то есть он, он) могла видеть и нас, и музыкантов.

– Этот в платье – он вас знает? – только и успела спросить я, задержав Арцаха у дверей, чтобы с ласковой улыбкой поправить ему галстук.

– Да, – кратко подтвердил Арцах, снова сгибая руку в локте, чтобы я оперлась. Он был ниже меня на десять сантиметров, так что, наверное, мы слегка привлекали внимание.

(Галантный армянский джентльмен и прекрасная леди из Владивостока, держим лица, не расслабляемся.)

Вот вернуться к прежнему спокойствию и дальше беззаботно наслаждаться концертом не получалось, хоть ты тресни. Внутренне я уже подобралась, как бывает со мной в потенциально небезопасной обстановке.

Телохранительский стаж, ага.

От третьей порции вина отказались и я, и Арцах.

Седой пианист Артур Лаврентьевич в моих глазах окончательно перестал быть уютным толстячком предпенсионного возраста. Спросить бы сейчас Арцаха Суреновича, отчего он вдруг согласился выступить посредником и дал Соколову мои рекомендации… но, пожалуй, это я выясню уже у самого Соколова. Варданян-то попросил меня об этой встрече в рамках «дружеской услуги». Клятвенно заверял, что «никаких обязательств, вы, разумеется, сами решите, браться за работу или нет», и что «за мной будет должок, хоть ночью разбудите – отдавать побегу».

В финале выступления артисты, все в черном, как на подбор, выстроились на поклон у края сцены. Медленно кланялись, устало улыбаясь друг другу и зрителям.

Рослая «дамочка» за нашими спинами во время оваций вскочила и, выкрикивая «Браво!», ринулась вперед, придерживая рукой внушительную корзину с цветами. Возле Соколова она оказалась аккурат в тот момент, когда он согнулся в очередном поклоне. Оттого он едва не уткнулся лицом прямо в протянутые ему цветы.

Если бы я уже охраняла Артура Лаврентьевича, этому субъекту в платье пришлось бы вести себя более сдержанно. А так вышло даже забавно. Соколов, впрочем, цветы невозмутимо принял и так с ними и простоял, пережидая овации: кланяться с этакой корзинищей и дальше было невозможно.

И спрятать в такой бандуре с цветами можно что угодно, невольно подметила я. Уж я бы ее проверила на предмет всякого излишнего. Бомбы, жучки-маячки, скрытые камеры, яд… Мало ли!

Но сейчас цветы не были моей проблемой, как и этот трансвестит. Может быть, и не станут.

…координатор – такой же пожилой и степенный, как музыканты, – не дал нам с Арцахом и шагу ступить от столика. Кашлянул, привлекая внимание, обратился ко мне:

– Артур Лаврентьевич просит вас пройти за кулисы.

Ага, щас. Много хочет.

Арцах нахмурился – похоже, не рассчитывал на такой поворот.

– И вас тоже, Арцах Суренович. – Координатор не дал моему спутнику и рта раскрыть для возражений.

Я, впрочем, тоже не успела возразить. Варданян шумно вдохнул и тихо попросил меня:

– Лучше пойдем.

Координатор был уже у дверей, явно торопя нас. Ишь ты.

– Кого ж это вы мне в подопечные сватаете? – прошипела я.

– Речь идет только о встрече. Не понравится – откажетесь, – напомнил Арцах.

– А этот господин, надеюсь, отказы принимает? Не придется разубеждать силовыми методами?

– Нет. Поверьте, он очень такое не любит.

Координатор, метрах в трех от нас, вел нас длинным закулисным коридором, а мы перешептывались, будто нашалившие дети.

Мелькнула внезапная мысль: хорошо, что тетушка Мила сейчас в санатории аж под Петрозаводском. Красоты Карелии, чистый воздух, сосны… и быть ей в этом раю – уф! – еще шесть недель.

– Да-да, войдите пожалуйста! – Голос у пианиста оказался мягкий. От обладателя такого не будешь ожидать жесткого напора. Но я была готова уже к чему угодно. Как и всегда: профессиональная привычка.

– Артур Лаврентьевич, вот, как вы просили… – Координатор кивнул на нас обоих, будто на доставленные под заказ деликатесы.

Вот тут у нас заливное из баранины, а это – лебединое суфле…

Тьфу ты, черт.

– Благодарю вас, Александр Владимирович, что привели. Больше ничего не требуется.

Координатор откланялся и вышел, и бровью не поведя на зверски развороченную корзину с цветами. Хотя ошметки зеленой губки (такую используют флористы), листья и лепестки усеивали диван и добрую часть пола. Сама корзина была пуста.

– Меры предосторожности, – кивнул Артур Лаврентьевич, заметив мой взгляд, – прошу простить за беспорядок.

Он успел снять концертный пиджак, и бабочку развязал, и нацепил круглые очочки. Сделался чрезвычайно уютным и домашним на вид; безобидный как зефирка, как сказала бы моя тетушка.

Словом, никак не напоминал матерого взломщика и вора. Коим и являлся в придачу к утонченной профессии пианиста. Интересно, кем стал стал раньше – вором или музыкантом?

– Артур Лаврентьевич Соколов, пианист, – Евгения Максимовна Охотникова, телохранитель. – Арцах странным образом перестал быть и нервным, и напряженным. Видимо, самое неприятное уже свершилось. Или он просто не показывал слабость перед лицом врага, так сказать. – Евгения Максимовна Охотникова – Артур Лаврентьевич Соколов.

– Очень приятно, Евгения Максимовна. – Мой потенциальный клиент пожал мне руку. Уверенно и крепко, даже властно.

– Взаимно. – Мое рукопожатие было не слабее.

– Арцах Суренович? – Соколов протянул руку и ему. – Ну-ну, не хмурьтесь, где ваши манеры? Оставили дома, с почтенной Гаруник Арамовной? Как ее здоровье?

– Бабушка прекрасно себя чувствует, спасибо. – Арцах поморщился и поторопился вытащить руку из крепкой хватки Соколова.

Похоже, стычка между ним и Соколовым вышла слишком уж болезненной, раз он не считал нужным скрывать свою неприязнь.

– Простите, что не предлагаю сесть, как видите, некуда. Да и встреча – вот, хотел только познакомиться, взглянуть… – Соколов был почти одного роста со мной. Вблизи было особенно заметно, что взгляд у него отнюдь не мягкий, в отличие от голоса. И смотрел он прямо в глаза.

– Позвольте выразить восхищение. Вы настоящий виртуоз. – Я непринужденно улыбнулась. – Я получила незабываемое удовольствие от концерта. Очень рада, что Арцах Суренович привел меня послушать вас.

Зато улыбка у Соколова оказалась мягкая. Мягкая и понимающая, как у доброго дядюшки, заранее простившего все шалости малолетним племянникам.

В лице нас с Варданяном.

– Позвольте вернуть вам комплимент, Евгения Максимовна, – ответил Соколов. – Первый раз вижу, чтобы стилеты так ловко спрятали в носках туфель и в поясе платья. Едва усмотрел.

– Ого. – Я лишь брови вскинула в изумлении. – Меткий у вас взгляд.

– Опыт, опыт… – Соколов потер ладони, переводя взгляд с меня на Варданяна и обратно. – Однако час поздний, а задерживать вас было бы невежливо. Вот…