После того как я, словно выдрессированная собачка, преодолела барьер и понеслась следом за воришкой, человеческого во мне осталось немного.
Он оказался на редкость быстрым, и мне пришлось заставить себя здорово шевелить ногами, чтобы сократить разделявшее нас расстояние.
Мы понеслись через дворы, будоража воркующих на лавочках бабулек и привлекая внимание прохожих. Затем он вывел меня за собой на обочину оживленной трассы и, промчавшись около пятидесяти метров, вновь скрылся в хитросплетениях двориков.
Если я его потеряю, то шансов отыскать пацана мне больше не представится. Я поддала еще, в то время как мой менее подготовленный физически оппонент начал сдавать.
Победа близка!
– Какая дрянь!
Засранец нырнул в подвал через дыру в стене. Я остановилась у этой норы и стала осматриваться.
Кучка парней, расположившихся в беседке на другом конце двора, выразила удовлетворение развитием событий, демонстрируя всякие неприличные жесты и громко улюлюкая.
Я старалась не обращать внимания на издевательства и сосредоточиться на деле.
Не лезть же следом. Да и как его высмотришь в подвальном полумраке?
В подъезде я обнаружила вполне цивилизованный вход в погреба, но дверь была заперта.
Снова метнулась на улицу, чем вызвала новую порцию громкого мычания и посвистывания.
Досада от того, что вас обставил малолетка, имеет особый привкус. Она туманит разум и делает ваше поведение непредсказуемым.
Плюнув на все, я направилась в сторону вызывающе одетых и нагло ведущих себя подростков. Никто из них и не думал подниматься с насиженного места и бежать прочь. Чем ближе я подходила, тем большее количество ругательств неслось в мой адрес. Только вот не знали они, что баллончик у меня с турбонаддувом.
Три метра – отличная дистанция для атаки. Я пшикнула в их ораву и в течение минуты наслаждалась пораженческими ругательствами. Кодла быстренько отступила, утащив под руки тех, кому повезло меньше других, а я решила вновь вернуться к дому, уже не рассчитывая на удачу.
Белый овал лица мелькнул в вентиляционном проеме.
Любопытный, паскудник. Услышал крики.
Я ввалилась в подвал ногами вперед и затаилась. Слева отчетливо можно было расслышать удаляющиеся шаги.
Теперь кто быстрее.
Подвал пятиэтажного дома был приспособлен под погреба. Я вывернула с бокового прохода и, спотыкаясь о ящики и пустые бутылки, стала продвигаться следом. Каждую секунду можно было налететь на что-нибудь и нанести ощутимый вред своему здоровью, но я, по мере того как глаза привыкали к темноте, неслась вперед. Маленький человечек бросил мне вызов и должен был получить по заслугам.
Налетев на что-то большое и мягкое, я уткнулась носом в бетонный пол. Комок плоти зашевелился и, хихикая, стал удаляться от меня.
Вот это наглость! Старая корова! Не столько больно, сколько обидно!
Не мешкая, я вновь бросилась следом.
– Тварь, поганец, выродок. Поймаю, оторву ноги! – выкрикнула я вслед.
Как он меня делает! Как он меня делает!
Впереди раздался шум падающего хлама. «Никак вылазит?» – решила я и не ошиблась. Извиваясь, словно змея, он старался побыстрее покинуть подвал через одно из оставленных строителями в основании дома отверстий.
Я успела схватить его за ноги и втянуть обратно.
– Куда это ты собрался?
– Отпусти, зараза!
Он резво извивался некоторое время, затем присмирел.
– Где кукла?
– Не скажу.
Мальчишка был на две головы ниже меня. Остроносый, скуластый, он решил вести себя словно Рэмбо в плену у вьетконговцев.
– Ты знаешь, что это такое? – Я покрутила у него перед носом баллончиком со слезоточивым газом.
По тому, как паршивец прекратил упираться, я поняла, что знает.
– Ну и что вы мне сделаете? – Он снова натянул ворот цветастой рубашки.
– Полезешь первый, я подсажу тебя, но ногу твою не отпущу. Попробуешь удрать, будешь целую неделю плакать горючими слезами, понял?
Он наверняка видел, как я разобралась с ребятами постарше, и не счел нужным рисковать по-крупному.
Увидев себя в дневном свете, я несколько пересмотрела сумму, которую мамашам придется выплатить за поимку воришки: за время погони одежда пришла в негодность.
– Как тебя зовут?
Он не торопился с ответом, демонстрируя стойкую говнястость.
– Упираться бесполезно, – я не торопилась менять интонацию на более требовательную. Совсем наоборот. Фраза о неизбежности привода в милицию, тихонько произнесенная над самым его ухом, возымела действие.
– Ты мильтошка!
– Нет.
– Ла-а-адно. Я – Саша.
Это наивно-соглашательское «ла-а-адно» достучалось до глубин сознания, и я только теперь отчетливо поняла, что передо мной ребенок.
– А я – Таня. Сколько тебе лет?
– Десять.
– В третьем классе?
– Во втором, – как-то смущенно пролепетал изловленный мною несовершеннолетний преступник.