Очаг страха

– Не вопрос, я могу перезвонить. Или встретиться с тобой, это вообще будет прекрасно. Если хочешь, то в присутствии Юли, чтобы ты была уверена в том, что тебе нечего бояться.

– Не надо, – твердо ответила Маша. – С Сергеем все в порядке, просто его задержали дела. У меня уроков много, надо идти.

– Ты точно не хочешь поговорить? Или не можешь? Если не можешь, если кто-то рядом, а тебе нужна помощь, ты просто скажи «да», и я все пойму.

Последний вопрос я задала не случайно. Было одно дело, когда я точно так же разговаривала по телефону с человеком, которого насильно удерживали в помещении. Он прекрасно справился с ролью, которую ему навязали похитители. Он был вынужден создавать видимость того, что с ним все в порядке, что у него не сломана рука и не разбито лицо – он просто не мог сказать мне об этом во время телефонного разговора, ведь каждое его слово жадно ловили те, кто его похитил. И тогда я решила: предложу ему повторить то, что он от меня услышит – только так я смогу понять то, о чем он не может рассказать. Это была фраза «Я вам перезвоню». И он рискнул, повторил. Он повторил и рассмеялся. У него просто не выдержали нервы. Никто из тех, кто подслушивал его разговор, ничего не заподозрил, а через минуту дверь снесли ребята из группы захвата, которой руководил Владимир Сергеевич Кирьянов.

…

Маша явно не услышала меня. Случилось то, чего я никак не ожидала. Звуковой фон, звучавший из динамика моего мобильного, вдруг резко «затух», словно кто-то закрыл мои уши ладонями. Так бывает, если твой собеседник вдруг зажимает трубку рукой, не желая, чтобы тот, с кем он ведет диалог, слышал его слова. Вообще-то для таких случаев есть специальная кнопка на клавиатуре любого телефона, но иногда про нее забывают. Особенно если надо действовать быстро. Значит, Маше надо было действовать именно так. Но даже такая быстрота реакции не смогла скрыть едва слышный голос другого человека, которому Маша что-то сказала. Как и тот факт, что она не услышала мой вопрос.

– До свидания, – прозвучало из трубки. – Но я правда справлюсь сама.

Вот и поговорили, подумала я. Юлька растерянно мяла в руках край своей футболки.

– Говоришь, никаких подруг она домой не приводила? И Сергей гостей не приглашал?

– Всего я могу не знать, но почти уверена, что так и было, – пожала плечами Юлька. – А что она сказала?

– Отказалась от моей помощи. И очень не хочет пускать кого-либо на порог.

– Почему ты так думаешь?

– Потому что, Юль, в данный момент Маша в квартире не одна. И мне просто необходимо убедиться в том, что ее не удерживают там силой.

– Теперь она вообще мне дверь не откроет, – уперлась Юлька.

– Откроет, – успокоила я. – Ей придется. И поможешь нам встретиться именно ты.

…

Разговор с Машей мне сильно не понравился, на душе было очень нехорошо. Я попросила Юлю найти пару листов бумаги и ручку. Быстро изобразив на бумаге некое подобие таблицы, я вписала туда с десяток выдуманных фамилий с цифрами – якобы это номера квартир, напротив некоторых поставила подписи. На все это ушло от силы минут десять.

Я надела куртку, натянула сапоги. Подругу попросила остаться в домашней одежде.

Представление мы начали еще в квартире. Нарочно громко разговаривая, мы вышли на лестничную площадку и, не умолкая, позвонили в соседнюю дверь. Мне хватило бы одного взгляда на Машу, чтобы понять, как действовать дальше. До момента, когда дверь открылась, я успела собраться в комок, чтобы при необходимости среагировать по ситуации. Надеяться я могла только на себя, ни на кого больше. Оружия у меня с собой никакого не было, за что я очень себя ругала. Некстати вспомнила слова спарринг-партнера по карате, которому, увлекшись, засветила в переносицу, а через пару секунд пересчитала почки. Жутко испугалась тогда, когда он рухнул сначала на колени, а потом и вовсе упал ничком, но он ржал, лежа на татами, корчась одновременно и от боли, и от смеха: «Иванова, твое прозвище Зверь! Я тебе денег, что ли, должен? Ты ж не с бомжарой за место на помойке дерешься! Ох, е…»

– Кто? – прозвучал из-за двери уже знакомый мне голос.

– Это Юля, открой, пожалуйста, – подала голос подруга.

Маша приоткрыла дверь, оставив очень небольшой проем, который собой же и заслонила. Черт-те что, подумала я. Вернись, удача, мне же нужно заглянуть в эту квартиру. Это ж надо, чтобы так не везло, а!

Она была чуть ниже меня ростом. Вполне себе милая девушка, при желании даже школьницей не назовешь. Светлые прямые волосы. Белая футболка, серые штанишки. Идеальный макияж.

Стервозностью от нее несло за версту. Не очень приветливое выражение лица. Вопросительный взгляд сначала в сторону соседки и только потом в мою. Взлетевшая вверх бровь. Все буквально кричало о том, что этот дивный вечер она проводит не одна.

Учась в далеком четвертом классе, я, помнится, записалась в хор, куда набирали всех подряд. Нас вызывали по одному в сторонку и просили что-то спеть, чтобы понять, есть ли у претендента музыкальный слух. Помню, как задорно исполняла «Морячку» и топала ножкой по истертому ковровому покрытию школьного актового зала. А еще помню, что мне сразу же после того, как я замолчала, посоветовали заняться спортом, мол, прослушивали меня по ошибке, а так-то хор уже укомплектован. Зато вон как ножкой я умею, поэтому стоит тренировать не голосовые связки, а икроножные мышцы. Потом я шла по коридору и не понимала, почему прослушивание продолжается, ведь мне только что сказали, что в хоре больше нет мест.

К чему это я вспомнила? К тому, что давно не использовала в расследовании свой великолепный голос.

– Здравствуйте, – сказала я, подняв голос на пару октав выше. Даже Юлька вздрогнула. – Я подписи собираю. Наш двор хотят застроить, дома снести, но сначала я бы хотела пожаловаться на дворников. Вы что-нибудь желаете добавить? Вот соседка ваша уже расписалась. А дома есть еще кто-то, кроме вас? Пусть и они распишутся. Больше соберем – больше получим.

Маша посмотрела на Юлю, после чего перевела взгляд на меня.

– Вы кто? – спокойно спросила она.

– Выступаю от имени жильцов микрорайона! – продолжала я митинговать.

«Если спросит название микрорайона, то мне хана, – пронеслось в голове. – Быстро пудри мозги человеку, не останавливайся!»

– У вас наверняка есть претензии к тем, кто обязан следить за порядком и чистотой, – только что выдуманный бред лился из меня аки песнь. Главным было не тормознуть в середине фразы. – Алкаши вон в песочнице живут. Вековые дубы вырубают.

– Алкаши вырубают вековые дубы? – уточнила Маша.

– Где? – не поняла я.

– Ну, вы сказали, что алкаши вырубают вековые дубы, – захлопала ресницами девушка. – В песочнице.

– Не говорила я такого.

– Только что говорили.

Эта девочка, подумала я, далеко пойдет. Ну, сейчас я устрою ей один-один.

– Зачем, спрашивается, кому мешали? – выла я дальше.

– Алкаши? – уточнила Маша.

– Оставьте алкашей в покое, они тоже люди! – прекратила я этот сюр. – Контейнеры с мусором вывозят раз в сто лет. Запах такой, что…

– Они еще и контейнеры с мусором вывозят раз в сто лет? – не унималась Маша.

– Кто? – выдавила я.

– Алкаши, – припечатала Маша.

Юлька издала горлом странный звук.

– Наконец-то! Гнать сволочей с земли нашей с их помойкой поганой! – прогремело откуда-то сбоку. Я чуть не упала от такого поворота событий. И как я не услышала, что к нам кто-то подкрался?

Мы обернулись на голос. Маша даже вышла на площадку, не прикрыв за собой дверь. Я быстро зашла за Юлькину спину. Со стороны лестницы к нам приближалась старуха, которую с трудом можно было идентифицировать как героя наших дней. Скорее, героя сказок, которые даже детям не читают, потому что они жутко страшные. Старуха, видно, долго собиралась выйти «в люди». На ней была некогда белая мужская рубашка с кокетливо расстегнутой верхней пуговкой и старое зеленое байковое одеяло в пол, заменяющее юбку. Ансамбль венчала розовая чалма, сделанная из шерстяного шарфа, из которого время выдрало длинные спутанные нитки. Завершала картину одинокая лыжная палка, которая служила старухе опорой и, возможно, орудием убийства нерадивых дворников. У меня сложилось такое ощущение, что это пилигрим, а не современная пенсионерка.

Юля пришла в себя первой.

– Анна Петровна, – решительно произнесла она, – добрый вечер. Вы снова из дома убежали?

Старуха молча стояла около лестницы. Видимо, сказала все, что хотела.