Огуречный рай

Но сколько ни крутил Виктор Иванович ручку радиоприемника, ничего о соседкиных вояжах он не узнал. Обычно обсуждались наряды для Оксанки, велись беседы о жизни, об учебе все той же Оксанки и разная прочая галиматья. Но больше всего Виктора Ивановича возмущала музыка, которую слушала эта вертихвостка.

– Дурдом какой-то, – возмущенно ворчал он, отключая самодельный приборчик.

* * *

Узнав Нину Еремеевну, Виктор Иванович поспешно схоронился за деревом, не желая предстать перед ней в пальто и в шапке, и стал наблюдать.

Ленька вздохнул было с облегчением, но тут обратил внимание, что к приюту влюбленных приближается странная процессия.

Впереди шла старушка с авоськой, похоже, довольно тяжелой. За ней крались двое парней. Оба были в темных масках. Сначала пацан испугался, что они застукают его сестренку. От волнения он чуть с ветки не свалился. Но потом мальчишка увидел такое, что забыл и о сестре, и об ее очкарике.

Один из молодых людей внезапно резко поднял руку и ударил старушку в левый висок. Другой в тот же момент выхватил у нее сумку, так что она даже упасть не успела.

А старушка беззвучно рухнула наземь. Парни, жестикулируя, сначала на мгновение наклонились над ней, а потом помчались прочь.

Придурок, который прятался за деревом, мигом испарился. Еще через минуту «сладкая парочка», поспешно натянув, поправив, отряхнув то, что положено, едва ли не бегом поспешила туда, где горели огни и разные люди шли по своим делам.

Ленька слез с дерева. Он был потрясен и совершенно не знал, что же ему теперь делать. Подойти к неподвижно лежавшей старухе он не решался, было страшно. Немного подумав, он тоже побежал прочь.

* * *

В отделении «Скорой помощи» вечер выдался неспокойный. Дежурная медсестра едва успевала принимать вызовы. Похоже, жара плохо влияла на жителей Тарасова: сердечные приступы, приступы удушья, параличи следовали сплошным потоком.

Антонина Ивановна уже изнемогала, как вдруг на несколько минут телефон замолчал. Она тяжело поднялась и пошла вскипятить себе чайку.

И тут телефон задребезжал вновь. Раздраженно чертыхнувшись, медсестра сняла трубку:

– Отделение «Скорой помощи». Говорите. Вас слушают.

В трубку прерывисто дышали. Невидимый собеседник никак не мог с собою справиться.

– Вас слушают, говорите, – настойчиво повторила Антонина Ивановна.

– Тетенька, тут в парке бабушка лежит и не двигается.

– Живая?

Снова прерывистое дыхание испуганного ребенка – голос явно был детский. Антонина Ивановна не знала: верить или нет. Сколько таких вызовов оказываются ложными. Но этот голос уж больно испуганный.

Антонина Ивановна как можно мягче переспросила:

– Я спрашиваю, живая ли бабушка?

– Я не знаю. Боюсь смотреть. Ее ударили, и она упала.

– Надо было посмотреть! – Подумав, она добавила: – Ты, наверное, милицию вызывай… Хотя ладно. Где этот самый парк, о котором ты говоришь?

Ребенок объяснил, как мог. Антонина Ивановна не успела предупредить, чтобы он (или она) дождался прибытия «Скорой помощи». Ребенок положил трубку.

Медсестра сама позвонила в милицию и переадресовала вызов, но только она успела положить трубку, как вновь раздался звонок. Ломающийся голос подростка тоже сообщал о старухе, которую ударили.

Теперь Антонина Ивановна решила, что ее точно разыгрывают, и сердито закричала:

– Прекратите безобразничать! У меня есть определитель номера. Я вот сейчас сообщу в милицию, вас поймают и оштрафуют родителей на кругленькую сумму! Они вам уши оборвут!

Подросток, видимо, испугался и сразу бросил трубку.

– Вот черти полосатые! Творят что хотят. Все от безнадзорности. А я еще милицию впутала!

Не успела Антонина Ивановна пожалеть о своем звонке, как вновь поступило сообщение о нападении на бабушку. На этот раз голос был мужской, сообщение – обстоятельным. Антонина Ивановна приняла вызов, записала данные звонившего и попросила его дождаться приезда «Скорой помощи».

* * *

Оперативная группа и машина «Скорой помощи» прибыли на место происшествия практически одновременно. Но мужчину, который звонил в «Скорую», они не застали.

Старушка была мертва. Медики уже не могли ничем помочь и сразу же уехали.

Зато милиции дел хватало. В этом пустынном месте не оказалось ни одного свидетеля происшествия. Все, кто звонил в «Скорую помощь», словно испарились. Данные, которые сообщил о себе мужчина, оказались липовыми. Такого просто не существовало. Жители окрестных домов ничего не видели и не слышали. В парке, как обычно, было темно и тихо.

Смерть старушки, по данным экспертизы, наступила около десяти часов вечера от удара тупым предметом в левый висок.

– Кастет, – вздохнул тучный опер, обращаясь к своему юному коллеге, почти мальчику. – И поработал, похоже, левша.

– Чего ради ее убили? С целью ограбления? – отозвался молодой опер.

– Это пока не ясно. Знаю одно: это висяк. Голову на отсечение даю.

* * *

Когда вернулась домой Катя, Ленька уже был в постели. Она подумала, что мальчишка спит без задних ног, а он лежал, укрывшись с головой, и прислушивался к ночным звукам за окном. Ему было очень страшно. И, главное, он никому не мог ничего рассказать. Тогда все узнают, чем он там занимался, и про Катьку – тоже.

А Катя с Витей решили не встревать в это дело. Им тоже было что скрывать. Начнут на допросы таскать – все наружу и выплывет. Тогда им, уж точно, родители уши пообрывают. Они, в общем-то, ничего толком и не видели. Помочь все равно ничем не смогут. Те двое были в масках. В темноте они чуть не наступили на Витю с Катей. Ох и страшно же было!

* * *

Виктор Иванович испытывал некоторые угрызения совести, но утешал себя тем, что ему с милицией совсем даже не по пути. Главное ведь он сделал: вызвал «Скорую помощь» и милицию. Остальное пусть решают сами.

Во-первых, он очень страшился, что узнают про его незаконное пристрастие. Подслушивание соседских разговоров могло и боком выйти… Маловероятно, но вдруг.

Во-вторых, он не был вполне уверен, что о его прогулках в зимней одежде не знает никто из соседей. Ведь до чужих странностей, как и до чужих тайн все охочи. Это он по себе знал. Поди потом объясни все это.

Одним словом, пусть ищут. Сами.

* * *

Оксанка не волновалась до одиннадцати вечера: были уже случаи, когда бабулька задерживалась. Но когда по радио объявили:

– Московское время двадцать три часа… – Оксана забеспокоилась не на шутку. Она выключила свет и встала у окна, поглядывая на улицу. Бабушки не было.