Рецепт предательства

– Не стоит. Лучше расскажите мне о том, как протекала болезнь Владислава Всеславина. Было ли в ней что-либо такое, что вызывало подозрения и могло бы подтвердить догадки Тамары Львовны о постороннем вмешательстве?

– Ничего ровным счетом! – как-то даже с сердцем воскликнул Вениамин Иосифович. – Все догадки Тамары Львовны – результат стресса. Просто все произошло очень неожиданно, скоропостижно… Нарушились планы, и Тамарочка не выдержала, сорвалась, стала всех подозревать в шпионаже. Думаю, вместо того чтобы заказывать расследование, ей лучше всего просто уехать на недельку куда-нибудь отдохнуть, и все подозрения рассеются сами собой.

– Но сейчас она заказала расследование, и я буду очень благодарна, если вы ответите на несколько моих вопросов.

– С удовольствием. Вам выложу все как на духу.

– Отлично! Так с чего же все началось?

– Для меня началось с того, что утром третьего дня позвонила Тамара и сказала, что Владислав плохо себя чувствует. Я сразу подумал, что что-то с сердцем…

– А у Владислава были проблемы с сердцем?

– Да, и, на мой взгляд, достаточно серьезные. Но он совершенно не желал считаться с этим и относился к своему здоровью просто безалаберно. Выкуривал по пачке в день, питался как попало… в общем, совсем не следил за собой, хотя в этом возрасте уже следовало бы. И вот результат. Первый же пробный шар оказался роковым.

– Итак, когда позвонила Тамара, вы подумали, что у Владислава проблемы с сердцем, а на самом деле это оказалось…

– Течение болезни очень напоминало острую пневмонию. Кашель, сильное повышение температуры, головная боль, адинамия… Все произошло очень быстро. Острая дыхательная недостаточность спровоцировала недостаточность других органов, в первую очередь сердца. Как говорится, где тонко, там и рвется. Мы делали что могли. Проводили респираторную поддержку, реанимационные мероприятия… Но все было тщетно. Если бы он хоть какие-то меры предпринимал заблаговременно… А то все мои рекомендации были лишь бессмысленными колебаниями воздуха. Если уж очень прижимало, приедет, денек-другой отлежит в стационаре, на третий ему уже скучно. Дела ждут. А по мне, так все эти дела забросить подальше да собой заняться как следует. Вот и доигрался. Деятель… Так что, милая девушка, если хотите знать мое мнение: никто не виноват в смерти Владислава больше, чем он сам.

– А раньше у него были проблемы с легкими?

– Да нет… пожалуй, нет. Печень, почки… пищеварение. Он ведь не следил за диетой. А на легкие… нет, не припоминаю, чтобы он жаловался.

– Вам не кажется это странным? Человек никогда не жаловался на легкие, а умер от легочной недостаточности?

– Нет, девушка, вы, пожалуйста, на путайте. Причина смерти Владислава – не легочная, а полиорганная недостаточность, спровоцировавшая токсический шок. В таких случаях легочная симптоматика отступает на второй план и события развиваются уже по другому сценарию. Не идите на поводу у Тамары и не придумывайте себе лишней работы. Кончина Владислава была неожиданной для нас всех, но совершенно естественной, уверяю вас.

Что я могла здесь возразить? Уже второй медик настойчиво уверял меня в беспочвенности подозрений Тамары, да и сама я склонялась к этой же мысли. Но инстинктивно во всех этих уверениях и убеждениях я чувствовала некую недосказанность, незавершенность, которую хотелось прояснить.

Специфика моей работы приучила мыслить конкретными категориями, и опыт подсказывал, что в жизни каждое следствие имеет вполне определенную причину. Например, у преступления всегда имеется мотив, хотя иногда и очень тщательно завуалированный, но всегда совершенно конкретный.

То же самое и с болезнями. Отравление случается от совершенно конкретного некачественного продукта, перелом – от весьма определенного и однозначного воздействия, и даже пресловутый инфаркт миокарда, который, казалось бы, можно обусловить совокупностью разных факторов в данный определенный момент времени, происходит от того, что в совершенно конкретном месте оторвался совершенно конкретный тромб.

Здесь же я слышу весьма неоднозначное и многовариантное слово «инфекция» и набор непонятно-ругательных терминов. Да, теперь ясно, что конкретно вызвало смерть, но что конкретно вызвало инфекцию? Неужели такое резкое и роковое ухудшение здоровья произошло из-за того, что набралось всего понемножку?

Возьмите немного стафилококков, добавьте пневмококков и дифтероидных бацилл и токсический шок обеспечен?

– Вениамин Иосифович, в морге мне сказали…

– А вы уж и в морге побывали?! – в изумлении воскликнул мой собеседник. – Какая бойкая девушка…

– Работа такая. Волка ноги кормят. Так вот, в морге мне сказали, что проводили бактериально-вирусный анализ, чтобы выявить возбудителя болезни, а вы у себя здесь в клинике не занимаетесь подобными исследованиями?

– Нет, милая девушка. У меня несколько иная специализация. Я терапевт. К тому же могу только в очередной раз повторить вам, что ситуация достаточно очевидна и в каких-то углубленных исследованиях не нуждается. Скажу по секрету, что и в морге наверняка не очень старались. Криминальная составляющая этой смерти существует только в воображении Тамары, а для специалиста все совершенно ясно и без углубленных анализов. Не думаю, что кто-то старательно выискивал вирус-убийцу. Да у них и условий для этого нет. Подробные исследования можно провести только в лаборатории, но повторяю, в данном случае в них нет никакой нужды.

Домой я ехала медленно и задумчиво, невнимательно следя за дорогой.

В сущности, дело можно было закрывать. Все высказывания предельно однозначны, да и самой мне плохо верилось, что даже Мазурицкий со всеми его связями вот так вот просто пошел, насобирал в баночку понемногу разных бактерий и накормил ими своего недруга.

Для того чтобы расставить последние точки и чтобы Тамаре не было слишком обидно, что, взяв задаток за полторы недели, я уложилась в несколько часов, нужно будет проверить окружение Мазурицкого, а для успокоения собственной совести – и саму Тамару, но в свете вышеизложенного это же формальности.

Легочная инфекция, дорогие товарищи. И не более того.

Но шестое чувство не давало так просто успокоиться, и, убеждая себя, что расследование завершено, я понимала, что совесть загрызет и замучит меня, если я брошу дело там, где оно сейчас находится.

В последних фразах благообразного Вениамина Иосифовича проскользнули два словечка, которые меня как-то очень тронули и заставили навострить уши. Это слова «вирус-убийца» и «лаборатория». Как-то слишком уж явственно они перекликались со всем, что я считала недосказанным в этом деле.

Если даже почтенный эскулап упомянул про вирус-убийцу, значит, он все-таки существует. Или, по крайней мере, может существовать. И выделить его вполне возможно. В лаборатории.

Остается пустяк – сделать это.

«Лаборатория… лаборатория…» – мысленно все повторяла я, поднимаясь к себе на седьмой этаж. Что-то такое было…

И тут перед моим мысленным взором возникло веснушчатое очкастое лицо почти позабытого одноклассника. Женька-ботаник с вечной двойкой по физкультуре и пятеркой по биологии. С каким восхищением заглядывался он на всяких червяков и опарышей, при виде которых мы, девчонки, верещали от отвращения. С каким неподдельным интересом рассматривал под микроскопом всевозможные фрагменты гниющей и заплесневевшей материи. С какой гордостью несколько лет назад на встрече выпускников говорил мне, что работает в лаборатории и проводит всякие микроскопические исследования всяких гадостей.

Еще в школе Женька назубок знал латинские названия всех вирусов и со всеми бактериями был запанибрата. Лаборатория, где он трудился, занималась и прикладными анализами, и научными исследованиями, и что-то подсказывало мне, что если в Тарасове и можно где-либо раздобыть штамм вируса-убийцы, то именно там.

«Точно! – вдохновленная гениальной догадкой, думала я, поворачивая в замке ключ. – Взять этот… как его… промыв, отмыв… как это Валера говорил… короче, пробник для анализов и – к Женьке. Чай, не откажет однокласснице-то. Проанализирует. А учитывая его фанатическую тягу к расковыриванию всякого дерьма, можно на двести процентов быть уверенной: если уж ничего Женька не нашел – не найдет никто. Значит, ничего и не было. Значит, причина инфекции – действительно случайная концентрация бактерий, и я с чистой совестью могу закрывать дело».

Заварив кофе, я набрала номер Валеры.

– Эльвира! Рад вас слышать. Ну что, едем на экскурсию?

– Спасибо, Валерий, вы очень любезны, но сейчас не совсем походящее время. У нас такая трагедия… Я, собственно, по другому вопросу.

– Жаль.

– Мне тоже жаль, но… может быть, со временем…

– Буду ждать.

– Валерий, вы можете очень помочь нам…

– Чем же?

– Видите ли, Тамарочка… она такая настойчивая… Я передала ей все, что вы мне сказали, слово в слово, но, по-видимому, не смогла убедить. Она хочет провести более тщательные исследования на предмет причины возникновения инфекции.

– Какая-то она у вас… действительно странная.

– Я думаю, это просто эмоции, удар оказался таким неожиданным… Даже я никак не приду в себя от всего этого, что уж говорить о ней… Валерий, не будем строго судить расстроенную женщину, лучше помогите нам. Для лабораторных исследований нам необходим образец… или… как это вы там называли…

– Смыв с легочной ткани?

– Да, да, именно. Смыв. Смыв для микробиологического исследования.

– Рад буду помочь вам, Эльвира, но такие материалы мы не можем раздавать по своей инициативе. Необходим либо запрос от компетентных органов, либо заявление кого-то из родственников, разумеется, близких.

– Жена – достаточно близкий родственник для такого заявления?