Склеп для живых

– А что, есть претенденты? – поинтересовалась я, понимая, что до сути Захаров дойдет не скоро.

– Как вам сказать? Есть один парнишка. Вроде неплохой. На мой взгляд, конечно. У Женечки иное мнение, но это естественно. У нее на все есть свое мнение, и как-то так всегда получается, что наши мнения оказываются кардинально противоположными, – выкладывал Захаров.

– Чем же ей не по вкусу избранник дочери?

– Всем, – ответил химик. – И выглядит не так, и одевается непрезентабельно, и занятие у него несерьезное. А главное – возраст. Риточкиному другу почти двадцать пять. А Женечке самой едва перевалило за тридцать пять, вот она и бесится. Ее можно понять. Сынок младше матери на десять лет. Абсурд! Но такова жизнь.

– Чем занимается Ритин друг? – спросила я.

– О, точно не скажу. Что-то связанное с компьютерными технологиями. Он, конечно, не ученый, но дело тоже стоящее. Как говорит Ритуля, за цифровыми технологиями – будущее. Я склонен с ней согласиться. Знаете, сколько нового оборудования работает благодаря именно этим самым технологиям? Да если бы не было этих приборов, современные ученые не смогли сделать и половины тех открытий, что сделали за последние двадцать лет!

Я поймала себя на мысли, что Захаров нравится мне все больше и больше. Впечатление, произведенное его супругой, улетучивалось с каждой минутой. Я даже про Коваленко и его деловой миссии забыла. Ну, или почти забыла.

– Значит, вам он нравится? – переспросила я.

– Кто? Санчик? Ну, в принципе, я против него ничего не имею. Разве что дружков его не одобряю, но это уж дело сугубо личное. Я имею в виду – личное дело Санчика, с кем и сколько общаться, – пояснил Захаров.

– Санчик – это Александр? – уточнила я.

– Нет! Санчик – это Сазонычев. Фамилия такая. А зовут его Федор. Санчик, это Ритуся придумала. Ей имя Федор не нравится. И фамилия, говорит, незвучная, а Санчик – в самый раз, – было видно, что дочерью Захаров восхищается.

– Ну, хорошо. С домашними разобрались. Может, перейдем к делу? – предложила я.

– Ох, что же вы меня сразу не заткнули? Я ведь, грешным делом, как начну монолог разводить, так меня только Женечка остановить может. Вы уж простите дурака. Пришел про вора рассказать, а сам тут битых два часа семьей своей хвастаюсь, – спохватился Захаров.

– Ничего страшного, – успокоила я его. – Про родню все равно пришлось бы рассказывать. Так что можете считать, что вы просто с другого конца начали.

– Вот-вот. И Женечка всегда так говорит. Не с того ты конца начинаешь, старый дуралей, – смеясь, процитировал жену Захаров.

«Про жену твою я уже много чего знаю, – подумала я про себя. – И с чего это он старый? Так жена обзывает? Сколько Захарову лет? Если женился он в двадцать девять, а дочери семнадцать, выходит, что ему и пятидесяти нет. Для мужчины это не возраст. Да, видно, мозги промывать Евгения умеет профессионально».

– Так что же у вас все-таки случилось? – напомнила я о цели нашей встречи.

– Тут в двух словах не расскажешь, – переходя на серьезный тон, произнес химик.

– А мне в двух и не надо. Временем я располагаю. Можете начинать хоть с какого места. Если появится необходимость, я буду задавать вопросы, а вы на них ответите, – предложила я. – Не стесняйтесь. Как считаете нужным, так и рассказывайте.

– Ну, если вы готовы выслушивать жалобы такого брюзги, как я, тогда начну с главного. Работа для меня – все. И материальный достаток тут вовсе не основной стимул, хотя, сами понимаете, содержание семьи держится все-таки на мне. Для меня гораздо важнее моральное удовлетворение от осознания, что я смог справиться со сложной задачей. С такой задачей, перед которой многие другие спасовали. В случае с разработкой формулы нового аромата как раз этот фактор был ключевым. Понимаете, в наших кругах не так просто добиться признания. Пожалуй, сложнее, чем актеру или певцу в шоу-бизнесе. А я с этой задачей справился на «отлично». Одно то, что мою формулу утвердили, несмотря на то, что разработчиком, по мнению жюри, оказался никому не известный человек, уже говорит о том, что работа выполнена на высшем уровне. Тем обиднее для меня, что результатами многодневного труда воспользовался какой-то проходимец. Именно поэтому для меня так важно найти этого нечистоплотного человека и проучить, как он того и заслуживает.

– Это все понятно, – воспользовавшись паузой в высказываниях химика, произнесла я. – Но почему вы отметаете вероятность того, что кто-то мог прийти к такому же результату параллельно с вами?

– Это исключено! – категорически воспротивился Захаров.

– А основания? – настаивала я на конкретике.

– Ну, как вам объяснить, чтобы сразу стало понятно, – Захаров на минуту задумался. – Скажите, вы любите готовить? Есть у вас какое-то коронное блюдо?

– Боюсь, в кулинарии я не сильна, – развела я руками.

– Хорошо, тогда предположим, что перед вами лежит несколько образцов почерка. Сможете вы среди них определить свой собственный, если все остальные будут пусть хорошей, но все же подделкой? – задал Захаров новый вопрос.

– Иногда подделки бывают на редкость искусные, – протянула я.

– Ладно, зайдем с другой стороны, – не сдавался Захаров. – Как вы думаете, настоящий художник сможет отличить свою работу от высококлассной копии?

– Думаю, что да, – неуверенно ответила я.

– Конечно, сможет. Определенная манера накладывать мазки. Своеобразный способ подготовки холста. Совершенно индивидуальная технология смешивания красок и многое другое, что позволит художнику безошибочно определить, его ли эта работа. Так вот. В моей работе прослеживается нечто подобное. Я еще могу допустить, что кто-то другой, в силу неподдающихся логике кармических обстоятельств, выбрал идентичный набор ингредиентов. Но чтобы угадать пропорции с точностью до десятой доли тысячных да еще повторить последовательность их смешивания со стопроцентной идентичностью? Нет, такое никакой карме не под силу! – произнося последние слова, Захаров даже привстал со стула, отчего и стул и стол опасно зашатались.

– А разработка другого автора повторяет вашу именно со стопроцентной точностью? Хотите сказать, что плагиатор не посчитал нужным хоть что-то изменить в ваших формулах? – поразилась я.

– Ох, голубушка, вижу, вы и от науки так же далеки, как от кулинарии, – пошутил Захаров. – Поясняю. В нашем деле изменение определенного состава хоть на малую долю приведет к тому, что результат может стать абсолютно противоположным. И великолепный аромат превратится в безобразную вонь. И потом, я думаю, что человек, выдавший себя за автора разработки, делал ставку на опережение. Все, что ему было нужно знать, это конкретную дату, когда я собираюсь представлять свой продукт. И успеть представить свой, хотя бы на день раньше.

– Но тогда получается, что этим человеком может быть только кто-то из самого близкого вашего окружения, – задумчиво протянула я.

– Или это кто-то на удивление ловкий и дерзкий, не побоявшийся проникнуть ко мне в дом, – добавил Захаров.

– Почему в дом? Разве вы вели работы дома? – спросила я.

– Нет, конечно. Для этого в моем распоряжении имеется лаборатория, оснащенная по последнему слову техники, – ответил Захаров.

– Тогда почему же вы заговорили про дом? – спросила я.

– Да потому что результаты вычислений и опытов я хранил у себя дома. В надежном, как мне тогда казалось, месте. После злополучного ночного налета я старался максимально обезопасить плоды своего труда и никогда, ни при каких обстоятельствах не собирать все материалы в одном месте. Попасть в лабораторию на территории завода практически невозможно. Значит, кто-то пробрался в дом, – сообщил Захаров.

– Как вы оказались в том дворе, где на вас напал грабитель?

– За вором погнался. Я ведь на автобусную остановку шел. Дежурный автобус в нашу степь всю ночь ходит. Дойти до остановки не успел, тут он, грабитель мой, кейс вырвал и бежать. Ну, я за ним. Только не я его догнал, а он меня. И по башке саданул, – смеясь, рассказал Захаров. – Сам виноват, тоже мне спринтер двухсотпудовый. Удивительно, что я вообще сумел столько пробежать.

– Скажите, какая часть вашей работы попала в чужие руки в результате нападения?

– О, там были разрозненные материалы. В тот день я взял на дом бумаги по другой проблеме. Чисто случайно, но крайне удачно, – Захаров снова рассмеялся. – В этот день мне нужно было закончить текущую работу: найти способ уничтожать неприятный запах. Знаете, есть такие специальные растворы, избавляющие канализационные трубы от запаха разложений и застоявшейся воды? Вот над этим я и работал.

– Значит, в тот раз злоумышленник остался с носом? – спросила я.

– Это точно. С длиннющим носом. Признаться честно, я не думал, что последует какое-то продолжение. Я тогда вообще не подумал, что нападение как-то связано с моей работой. Думал, что стал жертвой обычного грабителя. Просто он увидел мой кейс и предположил, что там есть чем поживиться, вот и напал. А то, что впоследствии я стал более осторожен с бумагами, связанными с разработкой нового продукта, так это скорее для своего собственного спокойствия. Ведь пропади хоть часть моих формул, и пришлось бы всю работу заново начинать, – пояснил Захаров.

– Первое происшествие со вторым вы связали только после презентации? – спросила я.

– Не сразу. Предположение сделала Женечка. Это, говорит, не может быть простым совпадением. Тот, кто напал на тебя ночью, охотился за документами, а не за деньгами. Я поразмыслил на досуге и вынужден был согласиться с ней.

– Ну, хорошо. С этим более-менее понятно. Теперь ответьте на несколько вопросов, – попросила я.

– Я готов. Спрашивайте, – сосредоточенно произнес Захаров.

– Вы интересовались именем того, кто представил на конкурс вашу презентацию?

– Естественно. Только ответа не получил. Председатель жюри сказал, что не вправе раскрывать эту информацию. Автор, мол, пожелал остаться неизвестным, значит, так тому и быть.