Вечный двигатель смерти

– Я приехала по делу, – ответила я. – Та девушка, которая ко мне сегодня приходила, забыла у меня свою вещь.

– Покажи.

Он протянул руку, обтянутую медицинской перчаткой. На пальцах темнели кровавые разводы. Внутри все оборвалось.

Чертыхнувшись, Кирьянов сорвал перчатку с руки.

Я достала из сумки браслет и положила на его ладонь.

Наша встреча на минуту отвлекла меня от причины сборища. Правда, кое-что я уже знала наверняка. Недавний разговор с Кирьяновым, его слова о женщине, выпавшей из окна, вызов на место происшествия. Значит, несчастный случай произошел тут.

– А кто так кричал? – спросила я у подполковника. – Родственники?

Он не ответил.

– Этот браслет, говоришь, у тебя сегодня забыла клиентка?

– Да.

– Фамилии совпадают. Погибшая носила такую же, которая указана на браслете – Соломко. Только ее звали Елена.

– А мою клиентку – Виктория.

– Не она?

Кирьянов отошел в сторону. И я увидела Викторию. Она сидела прямо на земле, уронив на колени руки. И на ней не было лица.

Глава 2

– Ее сразу узнали. Елена Соломко, сорока пяти лет. Жила вдвоем с дочерью. Спокойно жили, ни в чем замечены не были. О них в принципе отзываются нейтрально. Те, кого успели опросить, в один голос заявляли, что погибшая близко ни с кем не общалась. Ладно. Похоже, у нас опять какая-то совместная фигня намечается. Отойду. Вечером созвонимся. Но я тебя прошу, Тань, не сильно усердствуй.

– А когда я?…

– Ну, было дело, было, – примирительно сказал Кирьянов. – Просто соблюдай дистанцию. А то у людей произойдет разрыв шаблона. Не поймут, к кому нужно обращаться: к частному детективу или к представителям закона.

Я кивнула. Само собой разумеется, что если наши с Вовкой пути пересекались, то я не лезла вперед. Но на деле выходило иначе. Он был «фасадом», за которым огромную часть работы делала я.

На асфальте темнело влажное пятно. Оно располагалось прямо под окнами дома.

Я задрала голову и не поняла, из какого окна выпала женщина. Половина окон из-за жары были открыты. Из некоторых выглядывали жильцы. Земля под окнами была плотно утоптана до такой степени, что никакой самый упорный росток не смог бы ее пробить.

О доме стоило рассказать отдельно. Он был старым, и, судя по тому, что другие дома тоже не выглядели современно, власти решили не подвергать этот район реновации. Просто привели дома в порядок, насколько это было возможно. Высота потолков в квартирах составляла почти четыре с половиной метра. Плюс толщина перекрытий и размашистые лестничные пролеты. М-да, шансов выжить у Елены не было.

Но меня больше заботила Вика. Рядом с ней на коленях стояла женщина лет сорока пяти в малиновом пиджаке и черной юбке. Она тихо что-то говорила девушке, гладила ее по лицу, по голове, по плечам. Словно смахивала с нее что-то. Я не слышала, что она внушала Виктории, но, когда та, будто бы в очередной раз увидев перед собой какой-то ужас, издала гортанный вой, я второй раз за день ощутила мурашки.

– Это она, Вов, – подтвердила я. – Девушка, которая кричит. Виктория Соломко.

– Дочь погибшей, – резюмировал Кирьянов. – Приехала сюда одновременно с нами. Что тут было – не передать словами. От тела не оттащить было. Пришлось нацепить перчатки и вчетвером ее в сторону отволакивать.

– Господи…

Женщина в малиновом пиджаке поднялась с колен, нашла взглядом Кирьянова и направилась прямиком к нему, на ходу отряхивая юбку.

– Вы тут главный? – спросила она, подойдя к нам.

– Подполковник… – начал было Кирьянов, но женщина протянула ему руку.

– Грузанкова Нина Тимофеевна, – представилась она. – Лечащий врач Виктории Соломко. Вы ее собираетесь допрашивать?

Она разговаривала таким тоном, словно заранее хотела предупредить, что с ней шутки плохи и ни на какие компромиссы она не пойдет.

– Нет, мы ее не будем допрашивать, – спокойно ответил Кирьянов. – В таком состоянии от нее мало толку. Врачи ею займутся.

– Не нужно никаких врачей, – жестко произнесла Нина Тимофеевна. – Я сама ей помогу.

– Простите, но с какой стати? – поинтересовался Кирьянов.

– Мы с Викой давно знакомы, – отчеканила Грузанкова. – Она состоит на психиатрическом учете с семи лет. Я наблюдаю за ней долгие годы. Знала ее маму…

Она посмотрела в сторону «Скорой», в которой, видимо, находилось тело несчастной Елены Соломко.

– Я могу предоставить все документы, касающиеся состояния моей пациентки. Разумеется, по официальному запросу. Историю болезни, мои записи наблюдений за ее состоянием в разные годы, рецепты, карточку учета. Девушку я хотела бы забрать с собой. Как вы уже сказали, от нее мало толку.

Кирьянов колебался. Но выходило так, что мне было известно о Виктории поболее, чем ему.

– Отойдем в сторонку, – попросила я.

– Минуту, – попросил он Нину Тимофеевну.

Она тут же вернулась к Виктории.

Мы отошли буквально на пару шагов. Этого расстояния вполне хватало для того, чтобы нас никто не слышал.

– Она рассказывала мне о том, что всю жизнь лечится у этой Нины Тимофеевны, – подтвердила я слова Грузанковой. – Вику все равно отправят в больницу, ты же понимаешь. Не лучше ли ей будет, если рядом окажется человек, которому не нужно ничего объяснять?

– Я этого человека впервые вижу, – не согласился Кирьянов.

– Кстати, а как она здесь оказалась?

– Мы приехали буквально на пару минут раньше, – ответил Киря. – А после нас на такси прибыли дочь потерпевшей и эта женщина. И началось.

– Значит, Вика зачем-то встречалась с Ниной Тимофеевной после того, как мы расстались. А потом Нина решила привезти ее домой.

– Я не знаю, кто она такая, – не сдавался Кирьянов. – Нина Тимофеевна Грузанкова, психиатр, знакомая Елены Соломко и лечащий врач ее дочери. И все это только на словах.

– Для кого удобно, Вов?

– Не могу пока ничего сказать. Чувствую, что слишком много каких-то совпадений. Все это нужно проверить, а на это необходимо время. Уж слишком складно все выходит.