Билет в счастливую жизнь

– Готово, Татьяна, – сказал он. – Всю площадку я обработал, осталось только осмотреть крышку люка снаружи.

– Ну а на площадке-то что? Есть что-нибудь? – с нетерпением спросила я.

Северянинов отрицательно покачал головой.

– Увы, Таня, должен тебя огорчить, но внутри никаких следов нет. Вряд ли они обнаружатся и наверху.

– А что ты думаешь по этому поводу, Виталий? – спросила я.

– Ну, тут одно из двух: или убийца здесь не был, или он настолько осторожен, что умудрился не наследить.

– Виталий, но ты все-таки осмотри и внешнюю сторону крышки люка, – попросила я.

– Так это само собой, Таня, могла бы и не напоминать, – с некоторой обидой проговорил Северянинов и отправился наверх.

Вскоре он вернулся.

– Ну вот, теперь уже окончательно можно сказать, что и наверху все чисто, – сообщил Виталий. – Тань, я сейчас осмотрю нижнюю часть лестницы.

– А я тогда поднимусь на крышу, – сказала я.

– Да, уже можно, – кивнул Северянинов.

– Анатолий, – позвала я стажера, – пойдемте на крышу, посмотрим, что там есть такого интересного.

Мы с Загребенниковым поднялись по лестнице и оказались на крыше. Я первой заметила еще одну крышку, которая закрывала люк. Для этого достаточно было пройти совсем немного в сторону.

– Что, Татьяна Александровна? – спросил подошедший Анатолий. – Еще один пожарный выход?

– Пожарный выход, да. Но только он относится к соседнему дому, – заметила я.

– А ведь верно, – задумчиво произнес стажер. – Дом, в котором жил Подхомутников, и соседняя высотка находятся вплотную друг к другу. Такое впечатление, что это один дом, только два подъезда.

– Но это обманчивое впечатление, – заметила я.

– Да, я согласен с вами, Татьяна Александровна. А как вы считаете, что находится под крышкой люка?

– Скорее всего, точно такая же площадка, как и в квартире Подхомутникова, – сказала я.

– Так это же… Получается, что преступник воспользовался этим ходом! – воскликнул Загребенников. – Он попал в квартиру Подхомутникова через соседний дом, и точно так же покинул ее, совершив убийство. А мы сосредоточили свое внимание только на этом доме, где проживал художник. Октябрину Михайловну допросили по всей форме. А надо было допросить еще и консьержку соседнего дома. Но, Татьяна Александровна, мы ведь совсем не предполагали такого поворота событий. Ведь если бы вы не отыскали ход на крышу, то…

– Ладно, Анатолий, – прервала я его. – Октябрина Михайловна сказала мне, что она понятия не имела о том, что пожарный выход на крышу может находиться внутри квартиры. Давайте лучше обследуем этот соседний люк. Да, надо бы позвать сюда эксперта, ведь если преступник проник в квартиру Подхомутникова и выбрался из нее посредством соседнего пожарного хода, то, возможно, он оставил свои «пальчики» или какие-нибудь еще следы хотя бы здесь.

Но подошедший Северянинов и здесь ничего не обнаружил.

– Таня, я уверен, что этот преступник дьявольски хитер и нереально аккуратен. Похоже, что он не только был в перчатках, но еще и бахилы нацепил. Должен тебя огорчить, но ничего нет. Да, кстати, я осмотрел нижнюю лестницу.

– Ну и что? – спросила я.

– Да то же самое, то есть нет ничего. Обыкновенная лестница на всякий пожарный, как говорится. То есть присутствует выход на случай пожара. Такой вариант предусмотрен практически во всех высотных домах. Получается, есть лестница, по которой можно спуститься, потому что двери квартир как раз на нее и выходят. Тань, если я больше не нужен, то я пойду, у меня еще несколько адресов. Анатолий, бумажки напишу и положу на ваш стол ближе к вечеру, нормально?

Тот кивнул, а я улыбнулась криминалисту:

– Да, конечно, Виталий, иди. Спасибо тебе большое.

– Да не за что. Удачи тебе, Таня. Вам обоим.

– Спасибо.

Северянинов вышел из квартиры, а мы с Анатолием снова поднялись на крышу и подошли к крышке люка. Крышка легко отодвигалась и освобождала проход вниз. Мы поочередно спустились по лестнице и оказались на площадке. Она была точной копией той площадки, которая обнаружилась в квартире Подхомутникова. Я подергала за ручку двери, но она была закрыта. Тогда я решила постучать, надеясь, что кто-нибудь откликнется.

– Татьяна Александровна, вряд ли кто-то откроет, даже если в квартире сейчас кто-то находится, – заметил Загребенников. – Скорее всего, хозяева просто не услышат.

– Да, вы правы, – сказала я. – Давайте теперь вернемся в квартиру Подхомутникова.

Пока мы спускались по лестнице, я анализировала сведения, которыми располагала. Согласно показаниям консьержки, Иннокентий Подхомутников возвратился поздним вечером, практически ночью, около половины двенадцатого. Он уже приготовился ко сну, но тут на него напал преступник. Он нанес удар по голове тяжелым предметом, а затем отрезал уши и бросил их тут же.

Никаких следов борьбы обнаружено не было. Следов – отпечатков пальцев – не было вообще нигде. Были ли крики о помощи? Если они и были, то услышать их было некому, ведь квартира Подхомутникова была единственной на последнем этаже. Как преступник сумел пробраться в квартиру? Скорее всего, через соседний дом, в котором на последнем этаже имеется точно такой же выход на крышу. Но почему Иннокентий Подхомутников не сопротивлялся? Либо не ожидал нападения, либо был знаком с преступником. Это понятно.

Еще один вопрос: для чего преступник отрезал уши у своей жертвы? Намек на жертвоприношение? Возможно. Но больше все-таки подходит вариант, при котором убийца за что-то мстит Подхомутникову. Или же преступник отрезал уши вовсе не из мести и не для совершения ритуального действия, а для того чтобы направить следствие по ложному пути. Потому что психически неадекватный человек не будет проделывать такой сложный путь, чтобы попасть в квартиру, убить Подхомутникова и отрезать уши. Он выберет жертву более доступную, к которой не нужно пробираться через такие преграды. Кроме того, преступник отрезал Подхомутникову уши уже после того, как нанес удар по голове. Тогда как истинные сектанты – если уж допустить убийство по религиозным мотивам – калечат человека, когда он находится в сознании.

Да, убийца многим рисковал. Кругом люди, пусть не рядом, но все же. Опять же дежурит консьержка… Да, кстати, ведь консьержку из соседнего дома никто не допрашивал. Не допрашивал, потому что тогда еще не было известно о возможном проникновении в квартиру Подхомутникова через люк на крыше. Необходимо будет исправить это упущение.

Так что же все-таки с мотивом убийства? Больше данных за то, что преступник вполне себе нормальный, а уши отрезал для того, чтобы выдать убийство за ритуальный акт.

Мы с Анатолием вошли в гостиную, я села на широкий кожаный диван, а стажер встал рядом.

– Садитесь, Анатолий, – предложила я.

– Татьяна Александровна, – неуверенно начал Загребенников, – а вы еще что-то здесь будете осматривать? – спросил он.

– А вы что, торопитесь? – в свою очередь спросила я.

– Да нет… собственно… – замялся Анатолий. – Владимир Сергеевич сказал, что я в вашем распоряжении.

– Тогда скажите мне вот что: поскольку Подхомутников проживал один, был ли кто-то, кто осматривал его квартиру для того, чтобы выяснить, не пропало ли что-либо из вещей?

– Да тут… вообще-то, очень мало таких вещей, которые можно унести с собой. – Загребенников пожал плечами. – Ну, то есть то, что не особо громоздкое.

«Да, действительно, каких-то личных предметов в квартире Иннокентия Подхомутникова не наблюдается, хотя этот факт еще ни о чем не говорит. Может быть, характер такой был у человека. Мало ли что, – подумала я. – Или он выбросил ненужные, на его взгляд, вещи не так давно, или же предпочел вообще не обрастать вещами, такое тоже возможно».

– То есть такого человека, который бы проверил квартиру на предмет того, было ли похищено что-либо, вы не нашли? Я вас правильно поняла, Анатолий?

– Да… А! Вот, вспомнил! – радостно воскликнул стажер. – Ведь когда мы приехали по вызову, в квартире вместе с Октябриной Михайловной находился секретарь Союза художников Владислав Шляпников. Он, кажется, осматривал квартиру и сказал, что ничего не похищено, что вроде бы вещи как стояли на своих местах, так и стоят, – добавил Загребенников не совсем уверенно.

Я покачал головой:

– Анатолий, секретарь Союза художников, – это ведь не личный секретарь Подхомутникова. Да и в том случае, если бы имелся личный секретарь, вряд ли он бывал бы в его квартире настолько часто, что мог бы заметить отсутствие какой-либо вещи.