Дожить до завтра

– Конечно, Петя, – кивнула я и вышла.

Через пятнадцать минут Скачкова передали в руки счастливого комбата, а меня проводили до гостиницы; в четыре утра в дверь номера постучали.

– Юлия Сергеевна! Пора!

Я вскочила, начала было натягивать футболку, когда из коридора снова раздался голос начальника штаба:

– Юлия Сергеевна, вы сразу по-походному одевайтесь, я тут принес.

Я приоткрыла дверь и выглянула: майор держал целую охапку обмундирования маскировочных цветов:

– Надевайте это, Юлия Сергеевна, будет холодно.

Вскоре я, разодетая, как боец из спецназа, уже сидела между мужчинами на заднем сиденье «УАЗа». Мне было по-настоящему хорошо. В казарме спал переданный в надежные комбатовские руки Петр Скачков, а в машине, едущей сзади, трясся и второй мой подопечный – по линии борьбы с хищениями и торговлей оружием – прапорщик Зимин. Машина бодро скакала по кочкам разбитой проселочной дороги, и я, положив голову на богатырское плечо Портоса, сладко уснула.

Время от времени машина останавливалась: то у егерской избушки, то у развилки дорог. Мужики выходили, хлопали дверями, шепотом матерясь, когда не могли договориться, по какой грунтовке ехать. Но я не хотела открывать глаз: так тепло, легко и надежно мне не было с тех самых пор, как папа приводил меня пяти-семилетнюю в свою часть. Солдаты – русские и узбеки, чеченцы и таджики – все хотели прикоснуться ко мне, погладить по голове, исполнить любое желание, потому что, как я теперь понимаю, маленькая девочка напоминала им о самом дорогом, самом теплом, что у них было, – о доме.

– Приехали! – весело заглянул в машину начальник штаба. – Выходите, а то самое интересное пропустите!

Я вылезла и потянулась, чувствуя, как поет и радуется отдохнувшее тело. Солнце еще только коснулось самых вершин огромных, в два обхвата, деревьев, и свежий воздух источал совершенно роскошные запахи… Командир полка украдкой растирал занемевшее плечо.

Офицеры, с удовольствием пощелкав затворами, занялись костром, и я улыбнулась: охота на глазах превращалась в чудный отдых на природе – с шашлычком, балычком и водочкой.

Честно говоря, я не любила стрелять. Может быть, потому, что мне, в отличие от большинства этих сильных, уверенных в себе мужчин, доводилось убивать людей, я не получала удовольствия от того, что живое существо падает, тыкаясь головой в землю, и дергает конечностями, истекая кровью.

Время шло. Солнце поднялось. Зверь, понятное дело, учуяв запах дыма, перебрался в менее опасные места, и охотники, съев почти все взятое с собой мясо, выпив с ящик водки и поменяв третью или четвертую стоянку, устроили пальбу по пивным банкам. Я подсела к прапорщику Зимину. Он опустил голову и печально улыбнулся.

– Слушай, прапорщик, а ведь у меня к тебе дело.

– Говорите.

– «Сделай» мне оружие.

– Да? И сколько вам нужно? – Взгляд Зимина похолодел и остановился.

– Два десятка автоматов, пару гранатометов, ну и боеприпас…

– А ракетную установку «Ураган» вам не «сделать»? – издевательски хмыкнул прапорщик.

– Только не говори, что ты не можешь. Я в Калининграде тыщу раз видела, как это делается.

– Вот и брали бы в Калининграде.

– Те времена прошли. Что могла, то взяла.

– А если я вас сдам? Прямо сейчас?

– Не свисти, прапор. Лучше подумай, а то ведь время и здесь может кончиться…

Зимин промолчал.

– Покупатель у меня есть. Деньги предлагает хорошие – восемь штук баксов. Ты подумай.

Лицо Зимина напряглось, а глаза забегали по сторонам. Цена получалась процентов на тридцать выше рыночной.

– Мои проценты – отдельно, – продолжала я. – Сюда не входят. Все деньги твои будут.

Прапорщик напряженно думал, и это было хорошо – «разработка» худо-бедно, но пошла.

– А не сделаешь ты, другой сделает. Из Калининграда ведь тоже не все нормально выехали: в свою квартиру и на свои бабки, – я усмехнулась. – Как я. Кто-то ведь до сих пор локти кусает, что вовремя свое не взял.

– Я такими делами не занимаюсь, – твердо сказал Зимин. – Разговор окончен.

Да, разговор был окончен. В принципе, этого и следовало ожидать.

Солнце пошло вниз, и офицеры начали сборы – пора было возвращаться.

В часть мы вернулись уже в сумерках. Второй «уазик» с моим завскладом свернул куда-то вбок на самом въезде в поселок: офицеров сразу же развозили по домам. Я попросила остановиться у КПП – хотелось прогуляться. Машина отъехала, и я пошла по прямой, обсаженной гигантскими тополями аллее.

– Теть Юль! – услышала я на подходе к гостинице.

Я обернулась; ко мне со всех ног бежал Петя Скачков.

– Я у вас военный билет забыл! – радостно сообщил рядовой. – И записную книжку.

Точно. Вчера мой подопечный схватил выстиранную и отглаженную мной одежду да так и выскочил вслед за командиром полка, оставив свои бумаги на тумбочке у кровати.

Мне, честно говоря, не хотелось прощаться с этим великолепным днем, и я с радостью ухватилась за мысль прогуляться еще чуть-чуть.

– А как посмотрит начальство?

– Комбат разрешил! – кивнул в сторону штаба полка Петя.

Я пригляделась: у штаба в группе офицеров стоял Петькин комбат. Он кивнул и негромко напомнил своему подчиненному:

– Чтобы на вечерней поверке был как штык!

– Есть, товарищ капитан! Я быстро! – просиял Скачков.

– И помни, что я тебе сказал.

До поверки оставались считанные минуты.

– Ну что ж, пойдем, кавалер. – И мы пошли мимо изумленных рот, как раз сейчас выходивших строиться на вечернюю прогулку. Зрелище было действительно захватывающим: фигуристая длинноволосая женщина в маскировочном обмундировании и лихо заломленном берете и под руку с ней бледный, истощенный, но сияющий от удовольствия «салабон».

– Я понял, тетя Юля, – потрясенный какими-то своими внутренними озарениями щебетал Петя. – Я все понял! Вы меня слышите?

– Да, Петя, слышу.