Вранье высшей пробы

– Какая же здесь защитно-караульная служба, если собака нападает?

Леня откашлялся. Оценив степень моей «темноты» по данному вопросу, он принялся, что называется, разжевывать.

– Объясняю. В процессе дрессировки для защитно-караульной службы у собаки вырабатываются следующие навыки: недоверчивое, даже злобное отношение к посторонним людям, способность к задержанию человека…

– Достаточно, – перебила его я, – мне уже понятно.

– Так вот, – продолжал Леонид, – отвечаю на твой вопрос «почему». Для начала у собаки вырабатывается смелость. С этой целью помощник бьет собаку прутом, дразнит ее. Не буду вдаваться в тонкости, но тут без помощника обойтись никак нельзя. Я уже не говорю про необходимый инвентарь. К тому же к специальной дрессировке приступают только после прохождения собакой общей дрессуры. В общем, я думаю так: чтобы собака качественно выполняла все те действия, о которых ты мне рассказала, необходимы занятия со специальным инструктором. Даже с несколькими.

– А могла собака ошибиться? Ее, к примеру, натравливали на одного человека, а она покусала другого. В то утро накрапывал дождь, может, это сбило с толку собаку?

– Судя по тому, что ты мне рассказала, нет. Атмосферные осадки никак не могут помешать конечному результату, если собака идет вслед за человеком. Вот если бы она прорабатывала следы, то есть искала бы по следам человека, который прошел час назад, а в это время шел сильный дождь, тогда эффективность поиска сильно бы снизилась. А когда на улице морось, то, как утверждают некоторые специалисты, дальность «причуивания» даже увеличивается. Если же ротвейлера хозяин вел за этой бабушкой по пятам, след в след, то ошибки тем более быть не могло. Кстати ротвейлер – сучка или кобель?

– Кобель, – вздохнула я, будто подтверждая тот факт, что от кобелей ничего хорошего ожидать не приходится.

Леня понимающе кивнул, по всей видимости, утверждаясь в своем предположении.

– У самцов более развито чувство поиска полового партнера, что способствует развитию более верной ориентации на следе, – пояснил он. – Именно поэтому самцы лучше приспособлены для поиска передвигающегося источника запаха. Но в твоем случае и искать ничего не надо было.

Леонид посмотрел на меня заинтересованно, как бы раздумывая: какой еще каверзный вопрос я могу задать.

– Значит, для осуществления того, что сделал преступник, ему вовсе не нужна одежда потенциальной жертвы… – подумала я вслух, поняв всю ошибочность своей первоначальной теории. А ведь мнила себя хоть немного, но разбирающейся в вопросах дрессуры.

Услышав мои слова, Леонид рассмеялся:

– Детективов насмотрелась, сразу видно!

– Разумеется, насмотрелась! Вся моя жизнь один сплошной детектив, – не стала возражать я. А Леня продолжил пояснения:

– Ориентировка по запаху нужна, чтобы собака взяла след искомого человека. Активно сделать это она может, если след, как любят писать в детективах, – «горячий», то есть прошло не больше часа с того времени, как человек прошел. А в твоем случае не нужно было никого искать. Достаточно было идти за жертвой, а потом скомандовать «фас».

Что ж, если личные вещи не нужны, то это только облегчало задачу преступнику. Значит, проникать в квартиру Ксении Даниловны ему вовсе было не обязательно.

– Ты не мог бы мне дать адреса клубов, где проводят специальную дрессировку собак?

– Дам, конечно. Только у меня собрана информация об уже зарекомендовавших себя школах по дрессуре, а сейчас много частных развелось. Сама знаешь, на любом столбе можно объявление об их услугах прочесть. Поэтому я не вполне уверен, что тебе легко удастся найти того, кто с тем ротвейлером.

И я не была вполне уверена, но под лежачий камень вода не течет.

Бросив на своего бывшего одноклассника полный благодарности взгляд, я постаралась заглушить в себе щемящие воспоминания о школьной поре, где существовали отдельно ото всех только он и я. Это было так давно…

Леня оказался прав. Я объехала все названные им собаководческие школы, а также все адреса, которые смогла раздобыть сама, но нигде ротвейлера по кличке Роф зарегистрировано не было. На всякий случай я переписала клички всех ротвейлеров, имеющих коричневый окрас и прошедших обучение за последние два года.

И я вынуждена была сознаться, что в этом направлении на данный момент следствие зашло в тупик. Что ж, придется мне пока оставить собаку в покое и вплотную заняться ее хозяином.

* * *

Сидя на диване, я машинально отправляла в рот кукурузные хлопья и напряженно думала, каким бы образом мне опять встретиться с Геннадием Делуном. Необходимо было выяснить, где он был в то самое время, когда травили Ксению Даниловну. Да, он уголовник, но ведь презумпцию невиновности еще никто не отменял. Конечно, косвенно все улики ведут в квартиру полковника милиции. Но почему под подозрение должен попасть только Геннадий? Только потому, что его дядя Анатолий уверен в виновности племянника? Для меня это вовсе не повод. Может быть, преступление совершил Роман? Или, скажем, Инесса? Сегодня я лично видела, сколько злобы кипит в этой женщине.

Я пыталась сама перед собой оправдаться и доказать, что пытаюсь выгородить Геннадия вовсе не потому, что он мне понравился, а только из чувства справедливости. Но в любом случае начинать необходимо с него. Вопрос состоял в том, как это сделать, не привлекая подозрений. Конечно, имидж я себе состряпала такой, что теперь могу позволить себе все, что угодно. Позвонить и самой назначить ему свидание, например. Но как бы его не спугнуть… Геннадий не матерый рецидивист, но если преступление совершил действительно он, то моя навязчивость может его насторожить. Хотя, может, я перестраховываюсь?

Мои размышления прервал телефонный звонок.

– Татьяна, – сухо произнес знакомый голос, кажется, клиент вошел в роль начальника, – спуститесь ко мне. Для вас есть новая информация.

В надежде на то, что последующий визит поможет мне сдвинуть дело с мертвой точки, я буквально через минуту была уже у соседей.

– Только что от меня вышел Евгений, – хмуро произнес Анатолий Константинович и посмотрел на жену. Похоже, Евгений их сильно чем-то огорчил, так как даже на сегодняшних похоронах их лица не были столь мрачными.

– Брат сообщил мне, что врачи нашли у него рак легких. Это значит… – Делун покосился на жену, – это значит, что вскоре и он уйдет вслед за нашей матерью.

– Зачем же так сразу? – порицая, произнесла я, поняв, какое направление примет разговор, и опускаясь в кресло, готовая к долгой беседе. – Рак в наше время излечим, и тому имеется множество примеров.

– Излечим, но не в предпоследней стадии, – устало проговорил Анатолий Константинович, проводя ладонями по лицу.

– И с какой целью он вам рассказал об этом? – недоумевала я. Зачем полковнику милиции понадобилось сообщать брату о своей болезни именно в день похорон их матери?

– Он волнуется за Ромку. Боится, что тот, оставшись без положительного влияния отца, пойдет по стопам старшего брата. Просил меня, если диагноз приведет к летальному исходу, чтобы я был с Ромкой рядом и мужской рукой направлял его по жизни.

– Как же это возможно, если, по мнению вашей жены, Евгений настраивал Романа против вашей семьи? – спросила я, понимая, что мне нет до этого никакого дела, но все же предпочитая внести ясность.

– Женя утверждает, что ничего подобного он сыну не говорил. Наоборот, по его словам, всегда призывал сына не обращать внимания на распри взрослых и продолжать общаться с родственниками, – постукивая по столу карандашом, объяснил Анатолий Константинович. – Но не это главное. Надеюсь, вы догадываетесь, зачем я вам все это рассказал?

– Понимаю, – кивнула я неохотно. – Вы предположили, что из-за болезни отца у Геннадия появился прямой мотив для убийства собственной бабки. Вы это хотите сказать?

– Совершенно верно. Моя мать никогда серьезно не жаловалась на здоровье и, если бы не история с собакой, прожила бы еще долго. Теперь, убрав родную бабку с дороги, Генке остается лишь немного подождать смерти отца. Правда, Евгений сказал, что никому, кроме его врача, не известно о его болезни. Но я думаю, Генка мог разнюхать.

– И все же логика здесь отсутствует, – вмешалась сидящая рядом с мужем Любовь Сергеевна. – Откуда Генка может знать, что его отец болен смертельно? И если уж на то пошло, не проще ли было бы убрать с дороги бабушку, когда отца не станет, чтобы действовать наверняка?

– Проще, – согласилась я, но тут же возразила: – Только, во-первых, в этом случае у Геннадия просматривается мотив для убийства, и его не упустит из виду милиция, а во-вторых, когда отца не будет в живых, то некому будет спасать его от тюрьмы.

Любовь Сергеевна согласилась, что не подумала об этом.

– Сами того не замечая, в своих рассуждениях вы представляете Геннадия очень умным и опасным преступником, – сообщила я Анатолию Константиновичу свое мнение, которое для него тоже стало очевидным. – Ваш племянник на самом деле так умен?

– Вы же видели – все свои чувства и мысли он скрывает за маской насмешливости и пренебрежения. Трудно понять, что думает и что в следующую минуту сделает такой человек.

– Вы говорили о своих подозрениях брату? – отвела я разговор от Геннадия.

– Нет. Он сам далеко не глуп, хотя и принято думать, будто в милиции служат одни недоумки. Евгений все прекрасно понимает. Я не хочу снова с ним ссориться, доказывая, что, выгораживая сына, спасая от правосудия, он делает ему медвежью услугу. Тем более не хочу с ним спорить после того, как узнал о состоянии его здоровья. Если он опять вознамерился лечь за Генку грудью на амбразуру, то я не смогу его остановить. Для того и вас нанял, чтобы вы нашли доказательства Генкиной вины, которые я постараюсь передать в руки человека, который, вопреки влиянию и связям брата, все же заведет уголовное дело на моего непутевого племянника.

Я вовсе не была уверена, что в данном, расследуемом мною деле появятся улики, напрямую изобличающие преступника. Это же не кража или убийство, совершенное в квартире, когда можно, скажем, обнаружить отпечатки пальцев или найти свидетелей. Какие могут быть улики, если все случилось на улице, а исполнителем убийства являлась собака? Но обо всем этом я предпочла пока промолчать.

– Вы уверены, что ваша мать не изменяла текста завещания? – спросила я не ради самой информации, а только для того, чтобы услышать, что Анатолий Делун мне ответит.

– Нет, не изменяла, – глядя мне в глаза, проговорил он. – Я уже был у нотариуса.

«Ну, это я еще проверю», – пообещала я самой себе.