Двериндариум. Забытое

Я вздрогнула, обернулась. Но, конечно, никого не увидела.

Когда лучи рассветного солнца разогнали ночную тьму, я уже была умыта, причёсана и одета. В первый же день Ржавчина притащил мне целый ворох одежды, самой разной, и свалил все в одну кучу. Где он ее взял, я спрашивать не стала, как и просить принести мои вещи. Я не хотела, чтобы Ржавчина или Мор заходили в дом на улице Соколиной охоты. Среди чужих нарядов были и юбки прислужниц, и роскошные бархатные одеяния, украшенные самоцветами и золотым шитьем. Все это богатство я засунула в пузатый шкаф, занимающий добрую часть моей новой спальни. Сегодня платья я отвергла и выбрала узкие замшевые штаны, рубашку и синий мундир Двериндариума. Девушкам положено носить зеленое, но я решила не привередничать. Волосы заплела в косы и короной уложила вокруг головы. Из кабинета взяла узкий кинжал с костяной рукояткой и пристегнула его к поясу. Натянула сапоги, глянула в зеркало и прищурилась. Кивнула одобрительно. Я выглядела бледной, но решительной. Я должна быть именно такой.

Ржавчина еще спал, когда я прихватила шерстяной плащ и вышла в коридор.

И удивленно остановилась. Каменную стену подпирал Киар Аскелан. Его белоснежные волосы были собраны в высокий хвост. На его мундире сегодня не переливались каскады рубинов, лишь на руке матово блестел перстень с волчьей мордой да глаза сверкали багрянцем. Из-за плеча виднелись ножны клинка. А на щеке зигзагом змеился шрам – точно такой же, каким битва за Двериндариум украсила лицо Рейны. Только в зеркальном его отражении.

Я сглотнула, уставившись на эту отметину. Странно, но шрам не испортил ледяную красоту Киара. Скорее добавил ему опасности.

Спрашивать о том, какого склирза этот шрам вообще появился на щеке бесцветного, я не стала.

– Моя госпожа.

Я обомлела, когда Киар склонил голову, приветствуя меня, словно королеву.

– Я в вашем распоряжении.

– Издеваешься? – выдохнула я.

Конечно, он издевался. Но ни в алых глазах, ни на равнодушном лице не было ни единой эмоции. Лишь белая бровь слегка приподнялась, выражая удивление.

– Не понимаю о чем вы, госпожа.

– Хватит! – оборвала я. Попыталась повыше задрать подбородок, чтобы бесцветный не увидел страха и слабости. – Я знаю чувства, которые ты ко мне испытываешь! Ненависть, отвращение, презрение. Я знаю, и твои издевки ничего не изменят. Если собираешься воткнуть нож мне в спину, ты понимаешь, чем и кем рискуешь.

Белая бровь поднялась чуть выше.

Я подняла голову, глядя в мерцающие алые глаза. На мою речь Киар не отреагировал, даже не моргнул. Похоже, о бесстрастности бесцветных лордов не зря слагают легенды!

Так что я просто прошла мимо. И услышала:

– Аскеланы не бьют в спину.

Повернув голову, я всмотрелась в лицо с рукотворным шрамом.

– Я знаю. Поэтому я тебя и выбрала.

В алых глазах появилось какое-то новое выражение, но я уже отвернулась и пошла к лестницам. Киар беспрекословно устремился следом и, когда мы покидали Вестхольд, вдруг произнес:

– А я уж решил, что все дело в поцелуе.

Я обернулась и в изумлении воззрилась на бесцветного, пытаясь понять – шутит он или говорит серьезно. Или это тоже издевка? Но понять это мне так и не удалось, лицо Киара по-прежнему напоминало снежную маску. Кивнув, словно подтверждая свои слова, лорд добавил:

– Любопытство. То, что я чувствую к тебе – любопытство.

Я затянула завязку накидки. Что ж, любопытство – это, пожалуй, лучше, чем откровенная ненависть.

– Не отставай, – велела я, спускаясь по ступеням Вестхольда. – У нас на сегодня куча дел!

И решительно свернула на улицу Соколиной охоты.

Мне пора навестить дом.

***

Ширв по-прежнему лежал на снегу, и я не придумал ничего другого, кроме как затащить его в лаз подземелья. Чутье подсказывало, что лучше его спрятать. Оттянув чудовище как можно дальше, вернулся. Закрыл решетку, присыпал лаз снегом и посмотрел на сияющие звезды. Мои страшные спутники не появлялись, и знает Божественный Привратник, я хотел бы подумать, что они мне привиделись! Но я видел черные полосы на своих руках и ощущал крылья тьмы за спиной. Они начинались у плеч, спадали вниз и волочились по земле, словно дырявый плащ, сотканный из вечной темноты. Они были довольно тяжелыми. И я понятия не имел, как ими управлять… и как от них избавиться. О том, как они подняли меня в воздух, я пока старался не думать. Это было слишком странно.

Двериндариум выглядел пустым. Я не слышал голосов, не видел людей. Лишь нескольких чудовищ на дозорных башнях.

– Какого дохлого склирза тут происходит? – пробормотал я, пытаясь понять, что случилось.

Последнее, что я помнил – это Мертвомир. Дверь, вспыхнувшую призрачным голубым светом… и Вивьен. Упавшего на траву Стивена. Легионы чудовищ. И нож, пробивший мою грудь.

А дальше – тьма и пробуждение в подземелье.

Меня трясло от холода и голода, голова мучительно болела, сознание путалось.

Шатаясь, я побрел в сторону дома. Ступни мигом заледенели. Клятые крылья волочились по земле и путались в ногах.

– Ненавижу Снеговье, – пробормотал я, озираясь и стараясь держаться во тьме. – Ненавижу Мертвомир. Ненавижу… все.

Газовые фонари вдоль улиц не горели, единственным освещением оставались небеса. Благо, ночь выдалась ясной, с полнобокой луной и россыпью ярких звезд. А еще отвратительно холодной. Меня трясло как в лихорадке, бросало то в жар, то в лед. Мысли путались, руки дрожали. Неудивительно. Судя по всему, я довольно долго провалялся в подземелье, странно, что вообще жив.

Впрочем, это ненадолго.

Дар исцелил меня, но Дар же и убьет. С каким-то отстранённым равнодушием я вспомнил тот нож, который всадил в меня рыжий ублюдок. Железное лезвие, деревянная рукоять, оплетка на ней. Да, то, что я все еще живу и двигаюсь – удивительно. Человек не в силах принять так много Даров. Тело не выдерживает. Меня спасает связь с самым сильным артефактом нашего мира – с Дверью. Но разум она не убережет, и меня настигнет безумие.

Остался лишь один вопрос – как скоро. И что я успею сделать до того, как обезумею.

Понимание близкого конца ничего не пробудило в моей душе. Я по-прежнему ощущал лишь жуткий холод и голод.

Крылья тьмы совершенно не грели.

Змей Двуликий, как же холодно!

Память подбросила теплое воспоминание. Когда я был таким же замерзшим, но невероятно счастливым. Потому что она была рядом.

Вивьен-Ви-вьен-Вивьен-Ви-вьен.

Сердце отбивало стаккато в ритме ее имени.

Сердце стучало ради ее имени.

А горло сдавливало от горечи и злости.

Я пока мало что понимал, но помнил, что она сделала.

Вивьен-Ви-вьен…