Птичка для миллионера

Маму перевели из реанимации в палату. Широкие окна, белые занавески и много солнечного света.

Я купила свежих фруктов, ее любимых розовых гиацинтов. Накинув на плечи белый халат, скорее бегу в палату.

Она выглядила бледно. Лежит на кровати, сложив руки на груди, укрывшись одеялом. Смотрит куда-то в потолок.

– Доченька это ты? – раздается ее голос.

Подхожу ближе. Ее взгляд не меняется, она продолжает смотреть куда-то вдаль.

– Это я мам…

– Как хорошо, что ты пришла. А папа? Где он?

– На работе. Обещал заскочить после обеда, – старалась говорить тихо. – У него сегодня четыре урока, а потом он сразу к тебе.

Беру стул, сажусь возле нее и понимаю, что у меня самая сильная мама на свете. Она не плачет, не жалуется. Пытается улыбаться. Держится, терпит. Ей тяжело. Очень. Это другая жизнь. Где нет ничего, кроме непроглядной темноты. Это, как научиться жить заново.

Мы разговариваем. О мелочах. О сущих пустяках. О том, что нужно пересадить герань, почистить пылесос. Разложить подушки на балконе, на самой солнечной стороне.

Она вспоминает, как я росла. Как ходила в школу, делала уроки. Всегда была лучезарным ребенком. А стала честной, открытой девушкой, которая способна сразить наповал соседа дядю Леню своим французским диалектом.

А еще она спрашивает про Костю.

Сердце забилось в груди. Тук-тук. Горячая кровь мгновенно пульсирует по венам. Как только слышу его имя.

Не знаю, что ответить. Долго молчу, натянуто улыбаюсь. Все произошло, спонтанно. В один миг. Он уехал, мама в больнице. У меня нет времени, подумать, понять, что произошло на самом деле.

Мама говорит, что как хорошо, что успела увидеть моего будущего мужа. Внуки у нее будут красивые. В этом она даже слишком уверенна.

Покидая палату, сталкиваюсь с Алексом в дверях. Лицом к лицу. На нем классический темно-синий костюм тройка, туфли из темно-коричневой матовой кожи в стиле дерби. В руках он держит легкий плащ. Стреляет глазами, показывая свою белоснежную улыбку.