На той стороне

Серафима, отправив дочь в Казань, отстояла в квартире свое право на уменьшение на одну четверть нагрузки по уборке. Из-за Рэмки она спорить не стала, он часто оставался ночевать дома, а не в офицерском общежитии, а вот Неля уехала в Казань неизвестно на сколько. Тяжелую уборку по огромной квартире она тянула сама, дочек не подключала, и с годами это стало делать все тяжелее. Полотеров в огромный коридор нанимали сообща вскладчину два раза в год, остальную работу выполняли по графику. Тут уж кто как умудрялся: Роза нагружала свою домработницу Полю, Кусакины тянули свой срок вдвоем, Михайловы все делали кое-как, Сима же привыкла все доводить до блеска, причем сама. Хорошо, что четыре кухонных плиты были поделены на персональные конфорки, в среднем по две на комнату, и тут уже оттирали каждый свою часть. Поэтому на Розиной и Симиной плите играли солнечные зайчики, а на Михайловско-Кусакинской части пригорелые желтые пятна были видны во всей красе. Если готовился большой обед или ждали гостей, можно было занять соседские конфорки, но потом убрать за собой обязательно, а то от скандала не отвертишься, и когда кипятили белье в чанах, договаривались делать это не одновременно. Пекли только Сима и Лена Кусакина, духовок хватало и отмывали их после использования. За газ платили «поголовно», разбивая общую сумму на количество едоков в семье, так же, как и за электричество в местах общего пользования. В комнатах у каждого были отдельные электрические счетчики, отмеряющие съеденный свет внутри. Когда дежурства по квартире не было, Сима два раза в неделю подрабатывала машинисткой в жилконторе по совместительству. Денег постоянно не хватало, хорошо, что Неля уже закончила учебу и получает зарплату. На Дарью Павловну немножко добавляет в семейный бюджет Павел, да и Рэм свою капитанскую получку частично тратит на семью, подбрасывает маме деньжат. И как это они справлялись, когда Неля училась на дневном, непонятно! Когда были карточки, разница в достатке в семьях была не такой заметной, как нынче. Инночка растет, ей надо покупать обувь, с одеждой пока справлялись, Маша по старой памяти помогала перешивать вещички на девочку, даже умудрялась выкраивать из обрезков что-нибудь на выход.

Арест Петра прозвучал для семьи как гром с ясного неба. Петр, вернувшись с фронта, погрузился в свои железнодорожные дела, ездил с инспекциями по стране, получил две комнаты в районе Мещанских улиц, в четырехэтажном доме с туалетом и даже ванной. Катиня, вторая жена Петра, в конце войны удочерила племянницу и у них образовалась полноценная семья. Маришка училась в первом классе, Катиня не работала, оставив службу вольноопределяющейся телефонистки в военной части. И вдруг однажды из Главка, где работал Петя, позвонила секретарь и задушенным голосом сказала, что Петра увезли среди рабочего дня на «воронке» под конвоем. Это был настоящий ужас! Несколько дней Катиня пыталась выяснить, куда дели мужа, потом ей велели не лезть не в свое дело, и она, оставив Маришку Симе, объезжала друзей и начальников, пыталась понять, что произошло. Пройдет почти девять лет, и когда больной, постаревший и тощий, но живой Петр вернется из отдаленных мест, она узнает причину – донес его же сослуживец, найдя результативный способ получить должность Петра, который в частном разговоре назвал великого Берию «говнюком». И не защитили его ни звание старого большевика, ни старые партийные связи, ни ордена Красного знамени за Гражданку и Отечественной войны за только что прошедшую. Одинокие Катиня с Маришкой прилепятся к Павлищевым, станут одной дружной семьей, которая и в горести незаметно будет укрывать каждого члена этой ячейки теплом. Вместе они будут отмечать праздники, поддерживать друг друга в горе и в радости без зависти, пафоса и лишних слов. Гостеприимство Симы сохранило подобие клана, в который входили и московские родственники бывшего мужа. «Ууу, Павлищевская порода!» – в сердцах говорила Сима младшей дочери, но это скорее употреблялось для красного словца. Павел тоже был здесь постоянным, может быть не совсем родным, но уж как минимум двоюродным родственником с правом совещательного голоса. Частенько заезжал заодно проведать маму и участвовал почти во всех праздничных застольях. Серафима старалась, краснела и готовила вкусности, пекла его любимые пирожки, громко шутила за столом и всячески демонстрировала независимость и успешность. Когда Павел узнал про друга юности Петра, он громко матернулся и сказал, что Петька должен был следить за своими выступлениями, «с таким задиристым характером в наше время не протянешь». И сделал выводы уже для себя. Потом спросил, чем помочь Катеньке, спустился к машине и приволок какой-то продуктовый паек «для обездоленных девочек». А к празднику завез три коробки конфет – всем женщинам семьи – Симе с Инночкой, Катине с Маришкой и маме.

Нелька, слава тебе, Господи, послушалась совета, подала документы в московскую аспирантуру, переводится в конце июня. Радость-то какая! Москва это тебе не Казань, возможности другие совсем, театры, которые дочь обожает, подружки ее, «лемешевки» сумасшедшие, ребята знакомые, любимый «Буревестник» и «Динамо», куда звали давно. Здесь будет, под маминым крылом. Правда, харАктерная уж очень, зато пример для Инночки. И может жениха найдет хорошего, если не будет слишком своевольничать. А то писала что-то про Витю из школы, они в Ленинграде встречались и сейчас переписываются. Офицеры хорошо получают, особенно моряки. Жаль, Витя этот – еврейчик, кажется. А Сима в силу своего пролетарского самосознания относилась ко всем нациям одинаково хорошо, но осторожно. Зато они хорошие врачи, улыбнулась сама себе, а затем хмыкнула – и при чем тут врачи…? Вон Ким, красавчик, сын соседки Розы из их квартиры, кстати, врача, закончил исторический факультет МГУ, приглашал девчонку в кино, в театр, а она заладила: «отличный, умный, но скучный», так ничего и не вышло. А он без пяти минут кандидат наук и почти доцент! Хоть, правда, тоже из этих… Рэм с Кимом дружил с детства, предлагал сестре получше присмотреться к соседу, но этой «своебышной» в некоторых вопросах и старший брат не указ.

Виктор. Москва

Неделя в Москве пролетела стремительно и полноценно. Выспался, отъелся, отмок в ванной с книжечкой, начитался периодики в туалете, почувствовал себя прямо барином, а не усталым армейским скакуном в большой конюшне. Каждый день Татьянушкин завтрак и вкуснющая еда в гостях. Все родственники расстарались, приглашая редкого гостя, да еще и моряка, готовили лучшее из того, что умели и что могли достать. Два раза смог побывать в театре, даже в Большом. Это Туська Вакшанская, подружка школьная, помогла своими связями. Она все надеялась восстановить отношения с Геной Родионовым, Витиным однокурсником, который, по сути, разбил ей сердце и жизнь.

Познакомились они после памятного парада Победы, потом Наталья приезжала к тетке в Ленинград, нашла Витю, а через него и Гену, с которым закрутила пылкий роман. Сидела месяц на одних яблоках, сбросила десять килограммов, постройнела и посвежела. Глаза у нее горели каким-то яростным пламенем, и Витька, отвешивая ей комплименты в поддержку, не забывал подчеркнуть, что они горят голодным огнем как у волка. Туська была студенткой московского меда, «пироговки», и когда у Генки обнаружили туберкулез, бросилась в Ленинград, перевелась туда учиться и выхаживала своего героя, как могла: продавала какие-то старинные вещицы и на вырученные деньги покупала ему «чистейшее сливочное масло», икру, фрукты, сидела часами в военном госпитале, а потом забрала свое любимое несчастье к тетке и продолжала выхаживать. Такого подвига во имя любви заслуживает не каждый, точнее «не каждая скотина», выразился Курехин. Все знали эту историю самоотверженного служения любимому божеству, поэтому, когда Генка, вылечившись и прикинув, насколько в его будущей головокружительной карьере нужна дочь репрессированных родителей, да еще и еврейка, с ней порвал, многие перестали с ним дружить, точнее общаться без необходимости. Осудить громко побоялись, «суд чести» по такому вопросу никто не устраивал, но чувство гадливости возникло почти у всех. К выпуску Геннадий сделал предложение дочери московского чиновника, выстилая себе перспективную дорожку, а Наталья, закончив с некоторым отставанием институт, подалась «на Севера», в Заполярье.

Итак, культурный отдых был обеспечен и дополнен посещением тети Рахили и тети Хены, чей зять Борька стал главным московским конфидентом и другом. У тети Рахили Виктор потерпел полный крах в шахматной партии с ее внуком Юркой, первокурсником мехмата МГУ, поболтал с кузиной Эдой о новинках зарубежной литературы и взял пару книжек почитать. А у Хены и супругов Линде, выпив от души коньячка, до полуночи пел с Борькой песни военных лет под его же аккомпанемент, затем был посажен на оплаченное ими такси и с шиком на «Победе» препровожден на Сущевку. Никакого стыда или унижения тут не было, Витька был безденежным курсантом, а они состоятельными и, обратите внимание, любящими родственниками отца.

Татьяна с Витей по золовкам не ездила, она, как на грех, простыла и лежала дома с температурой и насморком, а Лева наотрез отказался, сказал, что будет скучно, и он не хочет сидеть за столом со взрослыми и маяться. Правда, узнав, что Юра был дома и они провели часок за шахматной доской, слегка расстроился. С Петькой встретились как-то набегу, в пивнушке на Миуссах, за кружечками разливного с вяленой воблой, которую отличник советской торговли где-то наловил. Пару часов трепа о том, о сем и приятель убежал по важным делам. Потом такие дела назовут фарцовкой и пришпилят к ним некоторые недетские сроки перевоспитания. Петька удивился, что они с Нелькой Павлищевой состоят в переписке и даже виделись, порадовался за друга, пожелал ему воплощения мечты и велел звать на свадьбу. Расковыряв душу в беседе с другом, Виктор хотел уже бежать на вокзал и брать билет на поезд в Казань, но одумался – денег нет, только долги, проездные выписаны и отоварены по маршруту Ленинград-Москва и обратно, и пошел домой пешком, борясь с собой, позвонить или нет маме обожаемого предмета, благо телефон был. Серафима Григорьевна удивилась, сказала, что у дочери все хорошо и она надеется скоро быть дома. И главное – она дала телефон казанской родни. Испросив у мамы Тани разрешения поговорить по междугородной связи «в кредит», он вечером набрал номер и услышал голос, будоражащий сердце. Алло, Казань, ответьте Москве…..

Короче, каникулы прошли на ура, а потом началась выматывающая все силы работа над дипломом по теме «Энергетическая установка подводной лодки». Надо было не только все рассчитать, найти подтверждающую литературу, самое нудное было переписывать свою работу с черновиков на чистовик, заполнять его аккуратным и понятным почерком, чтобы рецензирующий преподаватель мог понять, что ты там наворотил. А чертежи!! Десять ватманских листов большого формата, причем не менее трех должны были быть выполнены тушью, а Виктор и карандашами-то чертил на три с плюсом. Нет, чертежи были точными до миллиметра, а вот с аккуратностью и чистотой-красотой дело было швах. Пришлось договориться с Вилькой Окуневым, и за две коробки московских конфет «с оленем» фабрики «Красный Октябрь» для девушки тот согласился часть чертежей для друга выполнить. С коробками помог, конечно, всемогущий Петька. Он, не доверяя почте, организовал передачу «долга чести» через проводницу, а верная подруга Вакшанская встретила поезд, поскольку ей увольнительная не требовалась.

Наступил великий день: работа сдана на кафедру в срок, можно расслабиться и покурить… И пока курили на заднем дворе главного корпуса у вонючего и полного окурков ведра, начали осознавать, что все привычное, удобное или раздражающее, но все равно привычное… заканчивается. Впереди у каждого финишная ленточка, и совершенно разные дороги на все четыре флота, другая, совершенно пока неизвестная жизнь. Без казармы, без проверенного дружбой локтя, в свободном и поэтому никому не знакомом режиме существования вне службы. Еще через несколько дней они отбывают на преддипломную практику, и перед этим их ждет волнующее мероприятие – уточнение размеров будущей офицерской формы одежды, которое они непременно превратят в цирк. А до убытия на стажировку в качестве подменных инженеров-механиков (в Витином случае в Заполярье), самое важное событие, которое определит всю дальнейшую судьбу и военную карьеру – распределение по флотам и другим местам службы (уже прошел слушок, что несколько человек будут направлены в подразделения, подчиняющиеся Москве напрямую). Те, кто был отобран, уже прошли дополнительные собеседования и спокойно курили в сторонке. Виктор тоже был относительно спокоен, по общим разговорам он понял, что подводный флот выбрали немногие, а графу с пожеланиями стороны света он заполнил следующим образом: «предпочтительно Тихоокеанский флот, в случае отказа – Черноморский», чем поднял настроение всей комиссии по распределению, так как большинство писали ровно наоборот. Укрепление Тихоокеанского рубежа страны стало одной из главных задач, шла к концу война в Китае, начиналась какая-то заваруха на Корейском полуострове, мир, не успев прийти в себя после страшных событий в Европе, начал трещать по швам на востоке. Воинственные заявления глав государств не оставляли надежды на тихое благополучное существование.