Позолота

Абсурдны?

Довольно забавны?

– Вредны! – выпалила фрау Зауэр, забрызгав Серильду слюной. – Чему они учат? Внушают им, что ты не такая как все? А твои басни – дар богов? Наш долг прививать детям добродетели – честность и смирение! Они слушали тебя всего час, а ты умудрилась перечеркнуть все, над чем я трудилась целый год!

Серильда поморщилась. Когда ей показалось, что поток обвинений фрау Зауэр иссяк, она сделала глубокий вдох, готовясь защищаться. В конце концов, это всего лишь история, да и что фрау Зауэр об этом знает? Может быть, отец Серильды и правда спас бога лжи в ту ночь зимнего солнцестояния? Он сам рассказывал ей, когда она была маленькой. И она сверялась с астрономическими картами! В тот год действительно была Незакатная Луна, и этой зимой наступит снова.

Но до этого события еще почти год. Целый год, чтобы придумывать восхитительные, фантастические сказки, внушать страх и пугать этих маленьких гусят, которым волей-неволей приходится ходить в эту бездушную школу.

Бедняжки.

– Фрау Зауэр…

– Ни слова!

Серильда закрыла рот.

– Довольно! Я на всю жизнь наслушалась твоей кощунственной болтовни! – прорычала ведьма и злобно запыхтела. – Ах, почему боги не избавят меня от такой ученицы?!

Серильда прочистила горло и попыталась продолжить разговор спокойно и миролюбиво:

– Вообще-то, я уже не ученица. Вы забыли, наверное, что я помогаю здесь, добровольно трачу на это свое время. Так что я скорее помощница, чем ученица. И… вероятно, мое присутствие вам чем-то полезно, вы ведь не говорили мне, чтобы я больше не приходила. Пока не говорили…

Она подняла глаза, заискивающе улыбаясь.

Ведьма ей не нравилась, и она отлично знала, что фрау Зауэр тоже ее недолюбливает. Но навещать школьную детвору, помогать им с уроками, рассказывать истории, которых фрау Зауэр не слышала, – это были те немногие вещи, которые приносили радость. Если бы фрау Зауэр велела ей больше не появляться, Серильду бы это очень расстроило. Только дети – все пятеро – не видели в ней то, что омрачает жизнь их безупречного и уважаемого общества.

Скажем больше, мало кто из горожан вообще осмеливался смотреть на Серильду. Их пугали золотые искры в ее глазах. Иногда ей казалось, что бог не случайно отметил ее: нельзя смотреть людям в глаза, когда врешь. Однако Серильда без труда могла выдержать чей угодно взгляд – и неважно, врала она при этом или нет. А вот другим обитателям городка сложно было отвечать ей тем же.

Всем, кроме детей.

* * *

…Не может она от них уйти. Они нужны ей. И ей нравилось думать, что и она, возможно, тоже им нужна.

А еще, если фрау Зауэр ее выгонит, придется искать работу в городке – а там, насколько Серильда знала, требовались только… пряхи.

Гадость.

Но лицо фрау Зауэр оставалось мрачным. Холодным. Едва ли не злобным. Мешочек кожи под ее левым глазом подергивался – верный признак того, что Серильда зашла слишком далеко.

Резко взмахнув рукой, фрау Зауэр схватила лежащий на учительском столе ивовый прут и взмахнула им. Серильда отпрянула – инстинктивное движение, появившиеся за годы, когда она была ученицей. Уже несколько лет ее не хлестали по тыльным сторонам ладоней, но она до сих пор вздрагивала при виде прута. До сих пор помнила слова, которые ее заставляли повторять при каждом ударе.

Ложь – это зло.

Ложь – дело демонов.

Мои истории лживы, следовательно, я лгунья.

Было не так уж больно, хуже другое: если люди не верят, что ты говоришь правду, они перестают тебе верить и в остальном. Они не верят, что ты не воруешь. Не верят, что ты не жульничаешь. Не верят, что ты можешь быть ответственной и заботливой. Тень падает на всю твою репутацию, и это казалось Серильде очень несправедливым.

– Серильда Моллер, не думай, что я не смогу выбить из тебя дурь, раз уж ты выросла, – сказала фрау Зауэр. – Бывших учениц у меня не бывает.

Серильда опустила голову.

– Простите. Это больше не повторится.

Ведьма посмотрела на нее исподлобья.

– К несчастью, мы обе знаем, что это просто еще одна ложь.

Глава 2

Выйдя из школы, Серильда плотнее закуталась в плащ. Еще оставался час дневного света – уйма времени, чтобы добраться до мельницы, – но эта зима выдалась самой холодной на ее памяти. Снега было почти по колено, а санные колеи превратились в опасные, скользкие ледяные дорожки. Башмаки и чулки промокнут задолго до того, как она окажется дома. Серильда заранее ежилась при мысли об этом и мечтала поскорее очутиться у огня, который отец развел в очаге, с миской дымящегося бульона, который она будет пить, грея онемевшие пальцы. Зимние возвращения домой из школы были единственным временем, когда Серильда жалела, что они живут так далеко от города.

Набравшись храбрости, она набросила капюшон на голову и устремилась вперед. Опустив голову пониже, скрестив на груди руки, она старалась шагать быстрее, но при этом не поскользнуться на льду, предательски присыпанном свежевыпавшим, легким, как пух, снежком. В морозном воздухе тянуло дымом из труб – в окрестных домах топили печи.

Нового снегопада вечером не предвиделось, небо очистилось от грозных серых туч. Снежная Луна будет видна во всей красе и, хотя это полнолуние не столь значительно, как в сочетании с солнцестоянием, Серильда предвкушала настоящее чудо – полную луну в первую ночь нового года.

Мир полон маленьких чудес, надо только захотеть их найти. А Серильда всегда этого хотела.

– Охота, как и все мы, будет праздновать поворот года, – прошептала она, чтобы отвлечься и не стучать зубами от холода. – Демоны пронесутся над землей, а потом станут пировать, есть дичь, которую добудут, и пить глинтвейн, приправленный кровью…

Что-то сильно ударило Серильду в спину между лопатками. Вскрикнув, она обернулась, поскользнулась и с размаху уселась в сугроб, как на подушку.

– Попала! – раздался восторженный вопль Анны, потом – крики и взрывы смеха.

Дети, хохоча, появились из укрытий – пять фигурок, закутанных в несколько слоев шерсти и меха, выпрыгивали из-за стволов, тележных колес и разросшихся кустов, покрытых сосульками.

– Почему ты так долго? – спросил Фриш. Рукой в варежке он держал наготове снежок, а Анна, чуть в стороне, поспешно лепила следующий. – Мы почти час тебя ждали. Никель уже начал ныть, что обморозится!

– Очень уж тут холодно, – отозвался близнец Фриша Никель, прыгая с ноги на ногу.

– Ой, заткнись. Вон, даже детка не жалуется, а ты скрипишь, как несмазанное колесо.

Пятилетняя Гердрут, самая младшая, повернувшись к Фришу, недовольно нахмурилась.

– Я не детка! – крикнула она и метнула в него снежок. Прицелилась она точно, но снежок не долетел, а с унылым плюх шлепнулся у ног мальчика.

– Да я же просто для примера, – заявил Фриш, в его устах это было почти извинение. – Я знаю, что ты вот-вот станешь старшей сестрой, и все такое.

Это мгновенно погасило гнев Гердрут, и девочка, задрав нос, гордо фыркнула. В компании детей ее считали малышкой не только из-за возраста. Уж очень мала она была для своих лет – хорошенькая, как кукла, с россыпью веснушек на круглых щеках и морковно-рыжими кудряшками, которые невозможно пригладить, – хоть и старалась не отставать, подражая Анне во всех ее проделках.

– Главное, мы все продрогли, – сказал Ханс. – Так что нечего изображать подбитого лебедя.

В свои одиннадцать Ханс был в компании старшим. Он любил верховодить, и в школе поддерживал свой статус вожака и защитника, а остальные охотно соглашались.

– Говори за себя, – возразила Анна и, как следует замахнувшись, запустила новым снежком в тележное колесо, валявшееся на обочине. – Я вот не замерзла.