Бессердечная

Мэри-Энн присела на краешек кровати.

– Не будьте злюкой. Подумать только, ведь если бы вы оказались в замке вместе с нами, Король защищал бы вас от чудовища. Или, по крайней мере, приказал бы Пикам защищать вас. Это гораздо более практично, в таких-то обстоятельствах. Все это почти романтично. Так давайте же скорее обсуждать вашу помолвку!

Мэри-Энн улеглась рядом с Кэтрин и с мечтательным вздохом поправила подушку под головой.

Кэтрин приоткрыла один глаз.

– Не верю, что ты это всерьез.

– Вы о чем?

Отбросив одеяло, Кэтрин спустила ноги.

– Ты короля-то нашего видела? – спросила она, поправляя ночную сорочку. – Практично? Романтично? Вздор! Я за него не пойду!

Мэри-Энн села.

– Но почему? Вы же станете Королевой.

– Не хочу становиться Королевой! Я хочу… не знаю. Если уж выходить замуж, хочу, чтобы все было романтично, чтобы была страсть. Хочу влюбиться.

Кэт налила себе чаю, и ей совсем не понравилось, что ее руки при этом сильно дрожали. Она была смущена – разговорами о Короле, известиями о Бармаглоте… но больше всего своим сном, и она прекрасно это понимала.

Чувства. Страсть. Любовь.

Никогда прежде она их не испытывала, но ей казалось, что все это было похоже как раз на ее сон. И на Джокера, с его мимолетной улыбкой и остроумными замечаниями. Ей казалось, что она могла бы разговаривать с ним часами, месяцами и годами, и ей никогда бы не надоело.

Но…

Джокер был придворным шутом. И это было невозможно.

Тяжело вздохнув, Кэт попыталась спуститься с небес на землю.

– Все это совершенно неважно, – заговорила она, больше обращаясь к самой себе. – Замуж за Короля – вот еще, вздор! Я хотела открыть кондитерскую. Вот этого мне хотелось всегда.

Мэри-Энн сползла на край кровати.

– Я, конечно, тоже этого хочу. Но, Кэт… Кондитерская, хотя мы столько о ней говорили, всегда была… ну… чем-то вроде глупой и легкомысленной мечты, вам не кажется?

Кэт обернулась к ней, пораженная изменой в самое сердце.

– Глупой?

Мэри-Энн подняла руки вверх, как бы сдаваясь на ее милость.

– Нет, нет! Это прекрасная мечта. Чудесная мысль, правда-правда. Но мы обсуждали ее годы напролет, и за это время так и не сумели раздобыть денег, так и не начали продавать ваши торты. У нас нет никакой поддержки. Никто не верит, что у нас получится.

– Я отказываюсь с этим соглашаться. Я лучший кондитер во всем королевстве, это скажет любой, кто пробовал мои торты и пирожные.

– Кажется, вы не понимаете…

Кэт отставила чашку, не сделав ни глоточка.

– Что я должна понимать?

– Вы дочь маркиза. Посмотрите вокруг. Взгляните на вещи, которые у вас есть, на жизнь, к которой вы привыкли. Вы не знаете, что значит работать каждый день, чтобы прокормить себя и сохранить крышу над головой. Вы не знаете, каково это, быть бедной. Быть служанкой.

– Мы будем не служанками, а коммерсантками.

– А еще, – сказала Мэри-Энн, – вы можете стать Королевой.

Кэт шумно выдохнула.

– Я хорошо умею считать, – продолжала Мэри-Энн, – и могу точно сказать: никогда наша маленькая, скромная кондитерская не даст вам того, что сможет предложить Король. Наряды, вкусная еда, обеспеченное будущее…

Глаза у Мэри-Энн затуманились, и, хотя ее слова казались Кэт ужасно скучными и практичными до скрипа зубов, она поняла, что Мэри-Энн уже не впервые прикидывает, каково это – не быть простой служанкой.

– Да, – ответила Кэт, – но для этого мне пришлось бы выйти за короля… Я с трудом выдерживаю и пять минут, пока танцую с ним вальс. Как же мне выносить его общество целую жизнь?

Ей показалось, что Мэри-Энн готова броситься на защиту его величества, но служанка задумалась.

– Он немного странный, правда?

– Не немного.

– И нет никакой надежды, что вы сможете его полюбить?

Кэт подумала о Короле – пухлом, ребячливом, взбалмошном и непостоянном, как ветерок. Она представила себе их свадьбу. Вот она наклоняется, чтобы поцеловать его, и его курчавые усы щекочут ей губы. Придется слушать его хихиканье и носиться рядом с ним вприпрыжку по коридорам замка. Любоваться, как он скачет на одной ножке от радости, что выиграл партию в крокет. Ее передернуло.

– Боюсь, у меня вряд ли получится.

Окончательно соскользнув с кровати на пол, Мэри-Энн налила чаю себе.

– Ну, у вас есть еще три дня на раздумья. Может, за это время ваше сердце смягчится.

Кэт прикрыла глаза, радуясь, что разговор окончен. Ей совершенно не хотелось больше думать об этом, хотя и было очевидно, что вернуться к этому еще придется. Скоро мать потребует, чтобы она напекла пирожных к послеобеденному чаю в замке. Скоро ей предстоит встретиться с его величеством лицом к лицу.

– Вечером вы вернулись домой одна? – спросила Мэри-Энн, накладывая сахар в обе чашки.

– Да.

– Как же вам удалось снять корсет?

Кэтрин отвернулась.

– Тесемки развязались еще на балу. Все эти танцы… – Она потянулась за сладким чаем, радуясь, что можно сменить тему. – Думаю, утром нужно заглянуть в лавку башмачника. Хочу осмотреть место, где мы откроем кондитерскую.

Мэри-Энн улыбнулась, хотя улыбка и вышла несколько натянутой.