О, мой год! Дневник русской Бриджит Джонс

5 мая, пт.

На работе стараемся не курить. Сигареты не покупала. Но мы с Леной брали их у дизайнера Ирины. То есть курить СВОИ сигареты мы уже бросили.

В прошлые выходные мы пошли с Верочкой по магазинам. Весьма недальновидно мы в самом начале прикупили мусорное ведро и огромную зеленую пластмассовую корзину для белья ростом с пол меня. Мусорное ведро мы вставили в корзину, после чего отправились покупать Верочке летние мокасины. Потом мы зашли еще в парочку магазинов. Естественно, корзину мы таскали за собой повсюду, а останавливаясь в отделах, чтобы сделать покупки, мы ставили ее неподалеку. Покупки складывали в нее и деловито закрывали крышкой. После того, как я в одном из магазинов пошутила, мол, а это наша сумочка для воскресного шопинга, на меня так посмотрели продавцы, что мне расхотелось шутить.

10 мая, чт. Точно

В выходные мы поехали к Жанетте в большой город. Когда Верочка уже уснула, а мы распивали третью «полторашку» разливного пива, Жанетта изрекла:

– Звони Крафту!

Уговаривать меня долго не пришлось, я уже выпила свою «героическую» дозу.

Эрих приехал с початой бутылкой красного вина и с такого же цвета розой. Бордовый шарф, небрежно накинутый на шею. Очень стильно. Я взяла у Жанетты бокалы и вышла во двор. Мы отправились визуально изучать и ощупывать друг друга на стадион школы в двух шагах от дома Жанетты. Сидели на резиновых колесах. Разбили бокалы. Нечаянно. На счастье. Сказали друг другу, что бросаем курить. Курили. Гуляли, держась за руки. Стояли в подъезде до утра и не могли расстаться. И целовались, целовались, целовались…

12 мая, пт.

….он как-то молодел лицом и менялся с каждым получасом. Я не могла на него насмотреться. Я не могла от него оторваться. В общем, на следующий день мы втроем (я, Верочка, он) сидели на автовокзале, жевали профитроли, запивая молочной сывороткой с соком. А потом все вместе уехали в наш маленький город. Верочка ночевала у мамы…

Я открыла глаза и испытала прилив необъяснимой иррациональной гордости. Оказывается, я женщина! А я и не знала, что могу быть такой сумасшедшей в постели.

Вечером он снова был у нас. Играл с Верочкой. Мы пили вино. Он рассказал, что здесь, в маленьком городе, у него есть два друга детства: хороший – Саша, и плохой – Дима. Оказалось, что с Димой мы знакомы – учились вместе в музыкальной школе. К нам в гости приходил Саша. А на следующий день мы ходили в гости к Диме. Мы залезали с Эрихом на чердак. Сидели в машине ДПС за то, что переходили дорогу в неположенном месте и по диагонали. Гуляли по ночному нашему маленькому городу. И снова провели ночь у меня. И меня снова как подменили моим двойником, совершенно неприличной женщиной, о которой я пока еще ничего не знала.

Слово «секс»? Я не могу назвать ЭТО, происходящее между нами, таким пресным определением. Но и не могу шокировать вас подробностями и деталями. Может, когда я буду упоминать про ЭТО, я буду употреблять слова из, к примеру, кулинарной лексики?

…

9 мая на эстафете от команды редакции я бежала свой этап по центральной улице города, как гончая борзая.

Вечером мы с Верочкой и Эрихом пошли гулять в лес. К реке.

На следующий день я удрала с работы пораньше, и мы пошли в квартиру его отца. В пути нас застал дождь, небо разразилось раскатами грома. В подъезд мы вбежали мокрые. И жадно занимались кулинарией в его детской комнате, пока папа был в гараже. За окном началась неистовая настоящая гроза. Та самая, которую воспел Федор Иванович Тютчев. «…Когда весенний, первый гром, как бы резвяся и играя, грохочет в небе голубом». А вокруг смотрели на нас пыльные книги со стеллажей. А вода с силой хлестала в мутное окно. Под этим дождем мы распрощались. Но ненадолго. Он поехал в большой город сдавать свою квартиру и переезжать в маленький город.

«У меня теперь здесь есть Маша» – сказал он. И добавил: «Моя маленькая капитанская дочка».

Уф. Я простила ему даже это.

Вечер

Я пытаюсь хоть как-то пробудить собственное благоразумие, находящееся под сильным наркозом. У меня плохо получается. Но я попробую. Кто такой этот Эрих? И что я о нем знаю? На данный момент он безработный дизайнер. Перебивается разовыми заказами дизайн-макетов. Еще на нем висит кредит (устраивал жизнь предыдущей девушки после их расставания). Он хочет найти работу здесь, в маленьком городе. Но здесь сомнительный рынок рекламы. Жить он может у отца. В той холостяцкой берлоге с грязными полами и высокими потолками, в которой мы укрылись от грозы. Что скажете? Кажется, если бы еще вчера мне сказали, что твоя судьба – безработный художник, я бы только отпустила презрительный смешок. Но я уже как оцепеневшие бандерлоги перед удавом Каа. Он шепчет «Ближе…». И воля парализована.

Он встретил нашего общего учителя из художественной школы Модеста Аристарховича – неординарного, проницательного, совершенно странного, но гениального человека. Оказывается, мы учились у него в разных потоках. В стенах художки, как ни странно, мы не пересеклись ни разу. Еще бы, Эрих Крафт в то время был стеснительным до дрожи в коленях подростком, а Машу Миронову с занятий уже встречали парни на мотоциклах.

– А я с Машей Мироновой познакомился, – сообщил Эрих при встрече Модесту Аристарховичу.

– Талантливая девочка, – ответил он.

Буквально на днях я тоже встретила Модеста Аристарховича, еще до того, как Эрих сказал мне об их неожиданной встрече.

– А я с Эрихом Крафтом познакомилась! – выдала я.

– Талантливый молодой человек, – изрек он. – Но знаешь… Если ты с открытыми глазами идешь на то, что он… К примеру, может вдруг лечь на диван на целый год, заявив, что мир несправедлив, и ты готова при этом суетиться и тащить все на себе…

– Откуда вы…? – вытаращила я глаза.

Но ответа не последовало. Мало ли что придет в голову творческому человеку? Эрих совершенно не такой. Может, в годы учебы он был ленивым учеником, забывал принести ватман. Но кто из нас бывает нормальным в подростковом возрасте? Мы взрослеем. И меняемся.

Наверное.

13 мая, вс.

Все три дня он в большом городе. Так надо.

– Я все правильно делаю? – спросил он, позвонив мне.

– Я не знаю… – тихо ответила я и подумала: «Не слишком ли я много на себя беру? Он девять лет жил там. Там вся его жизнь».

Его нет. И все не так. Солнце зачем-то светит так ярко. Мы гуляли с Верочкой, купили спрей для расчесывания локонов, сладкую вату, сушеные ананасы. Дома я вскрывала фарш в пластмассовой банке и резанула ножом по пальцу. Раковина окрасилась в алый цвет. Полчаса вертолетов, лежа плашмя на диване.

Наши разговоры длятся ровно одиннадцать минут. Как у Коэльо.

Еще я обнаружила, что у меня проснулись неистовые «куриные» инстинкты, например, «накормить мужика». Когда он ест, я так смотрю на него, что если бы мой взгляд имел физическую силу, он наколдовал бы голубей, которые бы стайкой подлетели и осыпали его лепестками роз.

Он очень красивый. Очень большой. Очень глаза. Очень руки. Очень плечи. Очень запястья. Очень грудь. Очень колени. Очень голос. Очень кожа.

Я не могу без него.

16 мая, чт.

Взываю к остаткам разума. Хочу развешать ярлыки, как циничный журналист. ОН – тонко-чувствующая натура. Созерцательная. Прошлое для него значит слишком много (сказала я, пять лет, засыпая с именем Хитрука на губах). Слишком много внутреннего драматизма восприятия бытия. И он вроде бы рад, чтобы кто-то собрал всех его тараканов в коробок, как колорадских жуков, полил керосином и сжег на пыльной дороге. Но парочку тараканов он припрячет, бережно завернув в платок. И они станут значить для него еще больше. Они могут стать бесценными. Он считает себя пришельцем, командированным на нашу грешную землю в качестве эксперимента. Он уникален.

А что я? Я несусь и несусь куда-то. Каша мыслей в моей голове кипит и пузыриться. Шесть лет я не знаю, что такое просыпаться с мужчиной. Для мужчин я — как вишенка на торте. Они не знают ничего о моей жизни, моем быте, моих проблемах, моей усталости. Ничего о том, какие мысли в моей голове, когда поздней ночью я закрываю глаза. Когда внутри такая пустота, что если закричать, то эхо разорвет меня изнутри. Ничего не знают о том, почему я плачу. Господи, да они вообще не знают, что я могу плакать! Разве вишенка на торте может плакать?

А Эрих перфекционист. Если он сделает себе морковно-сливочный коктейль, то сразу вымоет детали блендера. И протрет до блеска столешницу. И слегка манерно выпьет этот напиток, как в рекламе сока Rich. Возможно, при этом он подумает: «Достаточно ли перфекционистичны мои уши? И нужный ли я выбрал ракурс профиля, чтобы отбрасывать графичную тень на стене? И подходит ли освещение?».

Я смотрю на него. Слушаю. Я хочу знать о нем ВСЕ. Пусть даже мне иногда невыносимо больно узнавать. Если не делить на двое и на трое все, что он говорит о себе и о своей жизни ДО МЕНЯ, а просто слушать и безраздельно верить, то мне становится грустно. Есть мужчины – объезженные кони. Кем-то. Знаете, как это бывает: одна пять лет «ведет» его к алтарю, потом он ее бросает (или она, не выдержав) и встречает другую. И женится через три месяца. Так вот. А есть ЗАЕЗЖЕННЫЕ кони. Это, кажется, Эрих. За плечами – два гражданских брака по три года каждый. И что-то мне подсказывает, что его альтруизм на мне закончился. И мне он не грозит. Потому что, как бы я не старалась, я не смогу притвориться слабым, беспомощным, инопланетным существом.

И сейчас мне по-настоящему страшно. Потому что я влюбилась. И знаю, что только тот, кого любишь, может сделать тебе по-настоящему больно. Спасибо, Хитрук. И я впервые за долгое время снова рискую.

Если бы ОН после шага вперед попробовал не делать два назад, если бы я перестала задерживать дыхание, то возможно, мы бы научились просто жить.

22 мая, вт. Всего только вторник, о нет!

Очень много работы. В редакцию пришло письмо от тети Крафта, просит персонально Миронову провести журналистское расследование на тему противомоскитных сеток. Хм-м-м.

Я сидела в жюри конкурса «Семья года», участвовала в смотре конкурса детских рисунков «Безопасные дороги».

По пути с Верочкой из садика я продолжала согласовывать по телефону какие-то статьи. Мы купили беляшей с картошкой, булочек с изюмом, коробку мажителя и устроились на скамейке во дворе, чтобы я, наконец, обрела покой. Но с противоположного конца двора прямо в нашу сторону неслась «розовая кофточка», – женщина, имя которой я не помню, но знаю, что она меня знает.