Не овладеешь ветром

Он развёл руками.

– Я хочу видеть своего друга счастливым, – объяснил свою позицию он и серьёзным, глубоким тоном спросил: – Нари, на каких условиях ты была бы готова дать ему шанс?

Её охватило негодование: за то, что он готов слепо поддерживать друга в тех ситуациях, где тот очевидно не прав, за то, что он смеет защищать Кьерина, за то, что он, в отличие от Кьерина, понимает, что она не вещь, но ничего не делает для того, чтобы это понял сам Кьерин, и, напротив, ищет способа помочь ему в его притязаниях.

Она гневно вскочила, пронзила Дрангола презрительным и обличающим взглядом и ответила:

– Вещи не ставят условий своим хозяевам.

Ядом в её голосе можно было отравить весь корабль.

Вопреки её ожиданиям, он не рассердился и не огорчился. Напротив, он выглядел как человек, который получил тот ответ, которого и ожидал.

– Я тебя услышал, Нари, – спокойно кивнул он и вышел.

Она посмотрела ему вслед взглядом «и что это было?» – и решила получше рассмотреть имеющуюся в её распоряжении астролябию. По правде сказать, она не совсем умела ею пользоваться, но надеялась освежить память и сообразить, как действовать.

Глава девятая

Князя Дрангол нашёл в офицерской каюте – тот раздражённо пялился в карту. Заметив возвращение парламентёра, он резким жестом отослал всех лишних и требовательно уставился на друга: мол, ну что, удалось договориться?

Тот, однако, делиться новостями не спешил. Дождавшись, пока все выйдут, он уселся напротив Кьерина и принялся разглядывать его весьма вдумчиво. Взгляд такого рода весьма нервировал и раздражал; Кьерин в недовольстве приподнял брови, побуждая уже сказать что-нибудь.

Дрангол легонько пожал плечам и задал совершенно неожиданный вопрос:

– Почему ты не хочешь взять её силой?

Кьерин аж поперхнулся от такого грубого и бесцеремонного подхода. Более того, в голосе его читалась вполне заметная оскорблённость, когда он переспросил:

– Я разве похож на человека, которого привлекает насилие?

Дрангол опёрся подбородком на кулак и с некоторой благородной грустью в голосе заметил:

– Удивился человек, который только что устроил пиратский набег на мирный остров.

Тон этот, и особенно видневшаяся за ним грусть, не понравились Кьерину. Сложив руки на груди, он откинулся на спинку стула, сверкнул по-ястребиному глазами и сухо уточнил:

– Если тебе была настолько не по душе эта затея – зачем отправился со мной?

Всё ещё удерживая на лице задумчивое созерцательное выражение, Дрангол выразительно постучал себя кулаком по виску: мол, что за дурацкий вопрос, как бы я тебя бросил?

Они некоторое время мерялись недовольными взглядами, потом Дрангол заговорил:

– Эрмин, включи логику. Люди, которые грабят острова, насилуют женщин на них, – выразительно поставил он чернильницу по правую руку от себя, – а люди, которые не хотят насиловать женщин, острова не грабят, – по левую руку от себя он поставил массивный компас. – Тут либо одно, – постучал он по чернильнице, – либо другое, – постучал по компасу.

– Не вижу никакой логической связи, – хмуро отозвался Кьерин, отбирая и чернильницу, и компас, и сгребая их к себе. – То, что я разграбил её остров, ещё не означает, что я хочу её насиловать.

С минуту Дрангол смотрел на него грустно и пристально, потом перегнулся через стол, постучал по чернильнице и отметил очевидное:

– Ты её уже насилуешь, гром.

Тот презрительно скривился и возразил:

– Да я с этой дурочки пылинки сдуваю!

С его точки зрения, последние сутки он только и был занят тем, что носился с Нари и решал её проблемы.

Дрангол пожал плечами и принялся перечислять, с каждым высказанным предложением придвигая чернильницу немножко ближе к себе:

– Ты сжёг её дом. Забрал её друзей в рабство. Позволил своим воинам насиловать её подруг. Держишь её здесь против её воли. Угрожаешь насилием. Везёшь туда, куда она не хочет.

Кьерин скривился и отобрал у друга чернильницу: звук, с которым она ездила по столешнице, его нервировал.

– Что-то ты больно пылко её защищаешь! – подозрительно прищурился он.

Обычно между ними царило согласие взглядов, и ему было непривычно и досадно, что друг так настойчив в своих возражениях.

Опершись локтями на стол, Дрангол положил подбородок на переплетённые пальцы, взглянул на Кьерина прямо и открыто и возразил:

– Я не её, я тебя защищаю, гром. – И пояснил: – Это ведь ты только что заявил, что не хочешь её насиловать.

– Не хочу, – согласился Кьерин, брезгливо отодвигая в сторону чернильницу.

– Но именно это ты уже и делаешь, – невозмутимо продолжил гнуть свою линию Дрангол.

Лицо Кьерина перекосило. Ему было нечего возразить, но ему совершенно, совершенно не нравилось, к чему вёл друг.

– И что я, по-твоему, должен делать?!. – раздражённо вопросил он, прекрасно зная, какой ответ услышит.

Дрангол, впрочем, не видел смысла произносить вещи столь очевидные, поэтому просто пожал плечами.

Кьерин вскочил и стал расхаживать по каюте из стороны в сторону, заложив руки за спину. Хмурое лицо его отражало нервную работу мысли. Спустя пять минут, остановившись рядом с другом, он навис над ним и холодно сообщил:

– Она привыкнет, успокоится и полюбит меня. Это просто вопрос времени.

Пожав плечами, Дрангол придвинул к себе чернильницу и принялся играть с крышкой. Эта игра создавала неприятные звяканья, которые так взбесили Кьерина, что он резким движением отобрал у друга чернильницу.

Та таких порывов не оценила; неплотно прикрытая крышечка улетела в неизвестном направлении, чернила радостно расплескались – на столешницу, на карту, на кафтан Дрангола и на руку Кьерина.

– Бездна!.. – выругался последний, зашвыривая несчастную чернильницу куда-то в угол каюты. Её воздушный путь отразился чередой чернильных лужиц на досках пола.

Достав носовой платок, Кьерин принялся истово тереть руку, в попытках смыть подтёки, но чернила въелись в кожу моментально и стираться не желали.

В сердцах бросив платок на стол, Кьерин пустился в полемику, хотя и не получил никаких прямых возражений:

– Что теперь-то?.. Я не могу изменить уже сделанного. Остаётся только идти до конца.

Дрангол небрежно взмахнул рукой и уточнил: