– Рановато, – он мне говорит.
– В самый раз, – отвечаю, а сама чувствую: не клеится у нас с ним разговор. У него одна настройка, а у меня другая, что-то не так.
– Погоди, а ты карточки мне расписала?
– Конечно, во вторник ещё. Вы же видели.
– А-а, – тянет он, – это во вторник было, да? Вот время-то.
И идёт себе дальше. А я стою, у меня куртка только на одну руку натянута, стою и думаю: что-то тут не так. Хотя кому какая разница, что я думаю, мне можно и вовсе ни о чём не думать. Взять да пойти домой. Так я и делаю.
– Погоди! – снова говорит он. Я уже у дверей, а он чуть ли не бегом бежит ко мне. – Погоди, а куда ты их положила? Что-то я не помню. И вообще, рассказала бы, что там да как? Ты же была на этом, на слёте археологов?
Вот тоже мне! Не мог сразу же с этого и начать. Всё хорошо в нашем учителе, только это и плохо – не может сразу о деле спросить, издалека начинает. Не видать мне тёплых маминых сырничков, приду, когда они уже остынут. Хотя нет, не всё пропало.
– Мама, – говорю я по телефону, – я, оказывается, задержусь тут, надо рассказать о собрании.
– Ясно, – мама мне отвечает, – это ты Льву будешь рассказывать, да? Давай-давай. Я всё поняла, позвони, как соберёшься домой.
Но я позвонить забываю. Я вообще обо всём забываю, потому что в кабинете у Льва такое!
– Кто это сделал? – говорю.
– Кто-кто, – отвечает Лев, – самый ваш лучший учитель.
– Ну ни фига себе! Это вы сами?
– Ну да, – он говорит и по усам себя гладит, – сами.
– А когда? А почему меня не позвали? Я тоже хочу!
В классе у Льва две парты сдвинуты, а на них – бумажный макет нашего летнего раскопа.
– Узнаёшь? – спрашивает он.
Ещё бы не узнать, сколько мы там зависали. Я разглядываю макет медленно, вспоминаю, где что выкопали. Не напутал ли учитель немного.
– Нет, правда, что ли, сами сделали? – спрашиваю.
– Ну, нашёлся добрый человек, помог. Новенькая ваша.
И тут она заходит, прозвенел звонок, физра кончилась, Катерина переоделась там последней, как всегда. И прямой дорогой сюда, к Лёве. Ну и мы вдвоём с ней уже возле макета зависли. Оказывается, она его ещё не видела собранным полностью, только частями.
Лев достал карточки, которые я заполняла, отдал мне в руки, сказал, чтобы по макету разложила. А я в шапке, в куртке хожу вокруг макета. На север кладу карточки с находками, которые там были, на северной стороне раскопа, на запад – те, что западные. Катерина мне помогает. Лев только ходит за нами следом. Мы положим карточку, он поднимет, прочитает, обратно кладёт. Любуется. Так день и прошёл. Домой я привалила только вечером. И маме забыла позвонить.
Катерина
Засада в том, что нас теперь стали путать. Меня с Катериной. Казалось бы. Я в школе с первого класса, а она только что пришла. Это из-за фамилий. Разница в одну букву, а сколько неприятностей. Один раз меня хотели выгнать с биологии из-за неё. Из-за самой Катерины, а не фамилии. Римма ходила по рядам, смотрела, все ли записывают д. з., она всегда так делает. Как будто это чему-то поможет. Вот Дизель в любом случае всё выучит, а я – ещё подумаю, стоит ли какая-нибудь инфузория-туфелька моих стараний. Да и что там учить эту биологию. На уроке послушаешь – всё понятно. Ну, что-то запоминать надо специально, да. В тот день Римма задавала нам чуть ли не всё, что мы прошли за четверть, да ещё что-то вспомнила с прошлого года. И ещё конспектировать статьи из энциклопедии, это она любит, постоянно хочет, чтобы мы их читали. Говорит, любые энциклопедии, а не этот ваш интернет. Законспектируешь, а она потом читает и пишет в тетрадке, что в этой энциклопедии никакой подачи материала. Непонятно, что она хочет сказать всем этим.
– Имейте в виду, – говорит, – эти вопросы будут у вас в итоговой работе. Учите сейчас, не ждите следующего года.
Очень быстро она всегда говорит, не всегда успеваешь за ней уследить. Начинает нормально, но к концу урока обычно как ведущие утром по радио торопятся всё сказать.
– Проверю всё и у всех: и конспекты, и самостоятельные работы, и устные…
– Ой, а можно как-то избежать этого? – спросила вдруг Катерина.
– Нельзя, – без перерыва сказала Римма. Они это так дружно сказали, сначала одна, потом другая, будто репетировали, – этого избежать нельзя. Даже если вы перейдёте в другую школу, даже если вы заболеете – этого не избежать.
– А если умрём? – спросила Катерина.
– О-оу, – сказал Митенций.
– Даже если умрёте, на вашем могильном памятнике будет написано, что вы не учили биологию. Так что избежать не удастся ни при каком раскладе.
– А если… – стала спрашивать Катерина.
– Гудина Екатерина, если ты сейчас не замолчишь, выйдешь из класса.
– Дудина, – сказала я, – это я – Гудина.
А Катерина сказала, что она не Екатерина, встала, собрала сумку и вышла.
Я подумала немного и тоже ушла. Но не знаю, как это считается: что меня выгнали или что я сама ушла? Потому что, когда я открывала дверь класса, прозвенел звонок.
Она такая, Катерина. Не может, когда её называют по-другому. Это у неё с детства.
Самой первой её увидела я. И то потому что она все уроки просидела за последней партой. Я на среднем ряду сижу, а она села у окна. И никто её не заметил! Несмотря на внешность: волосы белые, я таких раньше не видела. Они белые, совсем, без вариантов! Так и не обращали на неё внимания до предпоследнего урока. До истории. Конечно, Лев, как вошёл в класс, тут же её углядел.
– Ого, – говорит, – у вас в классе пополнение, – и вызвал её к доске. – Посмотрим, – говорит, – как вы знаете материал, познакомимся.
Это бываете нашими учителями, давно замечено. Начинают вдруг ученикам говорить «вы». Математичка Ираида Натановна, например. На уроках – со всеми на «вы». А на перемене встретит, говорит:
– Где ты бегаешь? Приходи контрольную переписывать!
После этого идёшь на урок, а она – та же самая математичка – вызывает к доске, говорит: «Докажите теорему». Вот и пойми.
Ну, новенькая вышла, Лев её спрашивает имя, фамилию.
– Катерина Дудина, – говорит.
Все сразу на меня заоглядывались. Ещё бы!
– Как? Дудина или Гудина? Имейте в виду, Гудина у нас уже есть.
– Катерина Дудина, дэ, Дионис, – новенькая повторила.
Хорошо, не Гудина, всё-таки на одну букву различаются наши фамилии.