Шарф Айседоры

– Не хочу, – пожаловался он.

– В таком случае, у меня к тебе другое предложение. Я помогу тебе изменить внешность без всяких операций и исчезнуть на некоторое время из страны, но взамен ты должен будешь оказать мне одну услугу. Не знаю, правда, как ты к этому отнесешься…

– А что надо делать? – икнул Левон.

– Да, в общем-то, ничего особенного. Стать на время… женщиной.

ГЛАВА 4. УРОКИ МАСТЕРСТВА

Варламов, приподняв бровки, смотрел на молодого человека и молчал.

– Ну как? Похожа? – не утерпел Шахов, подтолкнув Левона поближе к режиссеру. Парень одернул свитер, пригладил волосы и чуть приподнял подбородок, замерев в позе статуи Зои Космодемьянской, что в деревне Петрищево. Иван Аркадьевич откашлялся, снял очечки, протер и снова нацепил на нос.

– Он – не женщина, – тактично намекнул Варламов.

– Женщина, не женщина, – разозлился Шахов. – Какая, на фиг, разница? Подключите уже ваше хваленое креативное воображение! Смотрите внимательнее! Он – просто копия Сю! – Шахов схватил Левона за подбородок и повернул его влево, потом вправо, чтобы режиссер смог как следует рассмотреть его профиль.

– Действительно похож, только…

– Не занудничайте, – оборвал режиссера Шахов. – А ну, Левон, пройдись! Покажи дяде-режиссеру, на что ты способен. – Так как Левон продолжал изображать монумент, Сергей отпихнул парня от себя, и тот неуклюже засеменил по комнате, неприлично вихляя бедрами.

– Кошмар, – заключил Варламов.

– Научим! – оптимистично заявил Сергей. – А по поводу лица не волнуйтесь. В лице ведь что главное – нос! Остальное доведем до совершенства. Пара уколов в губы… Все рассосется потом! – успокоил он Левона, вознамерившегося хлопнуться в обморок. – Легкий татуаж, брови пощиплем, эпиляцию сделаем… – доктор скользнул по своему протеже взглядом и уточнил: – Везде. – Левон снова покачнулся, Сергей его придержал. – Ну, и химическую завивку, у Сю волосы вьются, у него прямые, не крутить же ему космы на бигуди каждый день? Правда, Левон? Зачем нам трепанатор? Не нужен нам никакой трепанатор, обойдемся, – обратился он к парню, и тот обреченно кивнул. Загадочное слово действовало на Левона магическим образом. Женщиной горячему армянскому парню быть претило, о чем он заявил Шахову еще в клинике, но вступать в контакт с инструментом, которого в природе не существовало, пугало Леву гораздо больше.

Варламов молчал.

– Грудь сделать – тоже не проблема, – радостно продолжил уговоры Шахов. – У меня клинике отличные имплантаты…

– Нет! – закричал Левон, и крик его разнесся по дому эхом.

– В лифчик их вставим! – успокоил Сергей, похлопав Леву по плечу.

– В лифчик?.. – Левон беспомощно посмотрел на свою грудь, приложил к ней ладони, застонал и выругался по-армянски.

– Непрофессиональный актер! Мужик! Тьфу! – Иван Аркадьевич выругался по матери и скривил такую рожу, что Шахова тоже непроизвольно передернуло. – Никогда принципиально не снимал мужиков в роли баб, – пробурчал он. – Все гениальные фильмы на эту тему уже сняли, ловить здесь совершенно нечего.

– При чем тут фильмы? – Шахов закатил глаза к потолку. – Мы же не голливудскую комедию «В джазе только девушки!» снимаем! Нам клон Ксении Копыловой нужен, а не Дастин Хоффман!

– Дастин Хоффман снимался в фильме «Тутси», – влез в беседу Левон.

– Заткнись! – хором попросили мужчины. Левон обиженно засопел и потопал к окну.

– Видели! – оживился Шахов, невежливо тыча пальцем в сторону Левона. – Он даже ходит и двигается, как Сю, когда задницей не крутит. Рост, фигура, телосложение. Ну совершенно такая же клюшка, как и Копылова.

– Попрошу не оскорблять! – вякнул Лева, споткнувшись на ровном месте и размахивая руками для равновесия.

– Во! – поднял указательный палец Шахов. – Манеры – один в один. Да что я вас уговариваю! – махнул он рукой и уселся на диван рядом с Варламовым.

– Еще раз пройдись, – попросил режиссер. Выглядел он все еще недовольным, но в глазах появился проблеск интереса. Левон неуверенно вышел на середину гостиной и застыл. – Подобралась и пошла, – скомандовал режиссер.

– Тебе еще надо ноги во время ходьбы чуть кривить, – дополнил комментарии Варламова Сергей. – У Сю такие ноги, что… Боюсь, даже лыжный костюм положение не спасет.

– Ну, двигай ластами, – поторопил Варламов. Левон состроил недовольную физиономию и поплыл в сторону выхода из комнаты.

– Опять задницей крутишь, как шалава! Подобралась, я сказал! – заорал Варламов.

– Ноги скриви, идиот! – завопил Шахов. – Криви ноги, я сказал!

Левон попытался сделать из ног колесо, прошел пару шагов, запутался и чуть не рухнул на пол. Похож он был при этом на пьяного орангутанга, а вовсе не на бизнес-леди.

– Подберись, зад не отклячивай! Пузо в себя!

– Ноги колесом сделай!

– Плечи опусти!

– Да не смотри ты на ноги, подбородок выше!

– Зачем губу отвесил? Все подбери! – Иван Аркадьевич не сдержался и запулил в Левона подушкой с дивана.

– Сами ходите! – завопил Левон, пнув подушку ногой в сторону Ивана Аркадьевича.

– Наконец-то! Садись, пять, – улыбнулся Варламов. – Запомни, женщина, которую ты будешь изображать, – это мужик в юбке, а не кисейная барышня. Она харизматичная личность, у нее в подчинении тысячи человек, большинство – мужчины, и она всех их строит. А ты размазался соплей по паркету. Так дело не пойдет, чтобы изобразить достоверно эту женщину, тебе надо изнутри стать сильнее. Она только с виду неловкая, а внутри – кремень. Понял? – Левон коротко кивнул. – Ладно, завтра купим тебе бабские шмотки, обувь и аксессуары, так легче будет в образ вжиться. А сейчас, Левон, садись в кресло перед телевизором. Кино смотреть будешь, – распорядился Иван Аркадьевич и нажал на пульт. Шахов почему-то вздрогнул, глядя на экран. Вот, оказывается, чем Иван Аркадьевич занимался, пока Сергей пропадал на работе: он пас Сю и снимал ее на видео. Надо заметить, что кадры вышли очень профессиональные. Сю выходит из дома, садится за руль машины, крупным планом видно ее лицо, мимика. Сю едет на работу, пакуется у своего офиса, выходит из машины, разговаривает с каким-то мужчиной на стоянке, судя по мимике, ругает его. Сю в магазине, примеряет обувь, прохаживается у зеркала, садится на пуф, вытянув ножку, разглядывает туфельку. Сю в кафе, задумчиво пьет кофе, курит дамскую трубку и пролистывает журнал. Снято через окно, сквозь приоткрытые жалюзи. Сю в офисе, сидит за столом, видно только ее профиль, на носу очки, она то грызет карандаш, то чешет им голову, то пометки какие-то делает. Кажется, он погорячился, притащив Левона домой. Такое неповторимое создание, как Сю, изобразить невозможно. Сергей посмотрел на парня, тот снова, отвесив губу, пялился в экран, пожирая Ксюшу глазами.

– Мы и правда с ней очень похожи, – с удивлением отметил Левон. – Только она такая… Такая… необычная. Не, мне никогда не стать такой же, как она, – добавил он с сожалением.

– Придется, – жестко сказал Варламов.

– Мы тебе поможем, – мягко сказал Сергей, а сам подумал, что так и есть: такой, как Сю стать невозможно, как ни старайся, она уникальна.

Кассету с кадрами из жизни Сю прокрутили раз тридцать, Варламов дал отбой, но Левон так увлекся, что забрал у него пульт и упрямо гонял эпизоды, делал паузы, шевелил мускулатурой лица, пытаясь воссоздать мимику Копыловой, вставал и репетировал походку. Выглядело это со стороны ужасно. Иван Аркадьевич долго морщился, не выдержал и направился в кухню. Сергей потянулся следом, прикидывая, что сварганить на ужин из замороженных полуфабрикатов. В супермаркет по дороге с работы Шахов, конечно же, забыл заехать, и ему даже стыдно стало перед гением кинематографа – заморил его голодом, болезного. Оказалось, Варламов сам позаботился о провианте. Когда Сергей вошел в кухню, Иван Аркадьевич деловито метал из холодильника на стол какие-то свертки. От аппетитных запахов у Шахова закружилась голова: окорок, буженинка, сыр, колбаска, рыбка по имени севрюжка, севрюжечка любимая, сосиски венские, сосиски баварские, хлеб, свежий, с хрустящей корочкой, масло сливочное… Варламов грохнул в раковину кастрюльку, налил воды и поставил ее на огонь. Засуетился у разделочного стола, грамотно нарезая деликатесы и хлеб и раскладывая их на тарелки. Какой же славный, оказывается, он – режиссер, просто гений, подумал Шахов и сглотнул слюну.

– Жениться вам надо. Живете, как беспризорник, – с усмешкой сказал Иван Аркадьевич.

– Обойдусь как-нибудь без ваших советов, – буркнул Сергей. – В наше время жена вовсе не обязательна, достаточно иметь помощницу по хозяйству, она обходится дешевле.

– Что ж не заведете? – полюбопытствовал Варламов.

– Почему это? Есть у меня помощница, она просто в отпуске, – соврал Шахов, чтобы наглый Варламов от него отвязался. Не объяснять же ему, что у Сергея с некоторых пор аллергия на женщин, а на тружениц этой профессии – вдвойне. Катенька, первая его помощница, статная брюнетка с горячим взором, приехавшая когда-то покорять столицу из Молдовы, в дом к Сергею попала по рекомендации знакомых, которые уезжали за рубеж. За дело она взялась с азартом, холостяцкое жилище засияло чистотой и заблагоухало аппетитными ароматами домашней выпечки. Шахов балдел, наслаждаясь уютом, вкусными домашними обедами, выглаженными рубашками и хрустящим постельным бельем. Освоившись, Катенька вдруг переключилась на него, решив Сергея захомутать. Забавно было наблюдать, как она пытается поймать его в ловушку. Наивная искусительница не предполагала, что все эти женские штучки он выучил уже наизусть и видит представительниц слабого пола насквозь. Катенька к тому же работала топорно, с каждым днем ее макияж становился ярче, укорачивалась длина юбки, углублялось декольте и взгляд приобретал призывную томность. Наблюдать за ее перевоплощениями можно было бы и дольше, если бы Катя не забыла о главном: оплетая его своей паутиной, она уже не утруждала себя снимать реальную паутину со стен. В общем, хорошей была Катя девочкой, но пришлось с ней расстаться.

Потом была Анна Вениаминовна, строгая, как училка французского, предмет, который Сергей в школе так и не одолел: оторопь брала от одного вида преподавательницы, и все выученные слова вылетали из головы. Анна Вениаминовна походила на училку не только по характеру, но и внешне: очкастая, худая, с балетной осанкой, лебединой шеей и аккуратным пучком – классический образец домработницы из хороших домов Лондона. На ее чопорность Сергей и повелся. После возомнившей о себе Катерины, донимавшей его своими приставаниями, Анна Владимировна казалась ему идеалом домработницы. Он решил, что такая мамзель исправно будет выполнять свои обязанности и не станет лезть к нему в койку. Так и вышло, охмурить его Анна Вениаминовна не пыталась, у нее, кажется, и органа такого, отвечающего за женское начало, не имелось. Все вышло гораздо хуже: не успев смахнуть пыль и паутину с мебелей, оставленную Катенькой на прощанье, она начала учить Сергея хорошим манерам и превратила его жизнь в кошмар. «Стакан следует ставить на подстаканник. Грязные носки не следует разбрасывать по квартире, тем более в гостиной. Я не слышала, чтобы вы вымыли руки после туалета, вымойте немедленно. Кухня предназначена для приготовления еды, принимать пищу следует в столовой», – ровным, убийственно-холодным голосом наставляла она несчастного Шахова. И он почему-то терпел! Анна Вениаминовна сумела каким-то немыслимым образом подчинить его свой власти, в ее присутствии он робел и безропотно выполнял все команды. С каждым днем Анна Вениаминовна все больше и больше наседала на него со своими наставлениями, она повелевала надевать к ужину рубашку, а по утрам галстук, напоминала ненавязчиво, что всегда следует говорить «спасибо», «пожалуйста», «будьте добры», «приятного аппетита», «очень вкусно», «спокойной ночи» и «доброе утро». В одно такое доброе-предоброе утро, солнечное и благостное, когда в саду пели птички и жужжали пчелки, Сергей Владимирович снял со своей шеи галстук, надел его на лебединую шею Анны Вениаминовны и крепко затянул. Боже, как она визжала, не без удовольствия вспомнил Шахов и покосился на Варламова. Галстука у него при себе не было, но с каким наслаждением он сейчас придушил бы режиссера! У Ивана Аркадьевича была поразительная способность портить ему настроение. Одно радовало, что режиссер решил поесть перед сном. Может, не будет шляться ночью по дому и мешать ему спать, с надеждой подумал Сергей.

Ужинали в кухне, за небольшим столом, без всяких церемоний, накрахмаленных скатерок и особой сервировки – с тех пор как Шахов простился с последней домработницей, он принципиально не желал есть в столовой. Варламов тоже не утруждался этикетом. Из гостиной подтянулся Левон, смотреть на него было неудобно, он, не переставая, гримасничал, репетируя роль, и Сергею приходилось себя постоянно одергивать, потому что он несколько раз поймал себя на том, что непроизвольно копирует рожи Левона. И у Варламова тот же рефлекс срабатывал. Если бы сейчас их снимали на пленку, то кадры получились бы феерические – трое дебилов за одним столом.

Сосисок Варламов не пожалел, все, что купил, сварил, и теперь они дымились в большом блюде на столе, посыпанные за каким– то хреном укропом. Эстет, блин, выругался Шахов. Укроп Сергей терпеть не мог, приходилось теперь тщательно счищать ножом ненавистную траву с каждой сосиски перед тем, как отправить ее в рот. Главное, сам Варламов к сосискам даже не притронулся! Режиссер гонял по тарелки помидорчик черри и ковырял вилкой кусок ветчины.

– А что вы так мало кушаете? Ешьте, Иван Аркадьевич, – обеспокоено подбадривал Сергей Варламова, подлец лишь кивал и продолжал с маниакальной увлеченностью волтузить томат по тарелке. Левон, напротив, с аппетитом наворачивал одну сосиску за другой и трескал их с такой скоростью, что Шахов за ним не поспевал.