Аспиды добра

– А я уже знаю, – просиял врач. – Соген оставил для тебя папирус, сказал, ты кое-что выясняешь для него, поздравляю! Теперь ты сможешь проверить свое умение рассуждать. Но я в тебе не сомневаюсь, ты ведь моя ученица.

– Спасибо! А еще мне нужна одежда, чтобы я выглядела, как горожанка среднего достатка, даже немножко на грани бедности.

– Имеется кое-что снятое с трупов, наденешь? – подмигнул Никандр.

– А у меня есть выбор? – фыркнула Глафира.

– Шучу-шучу, – он замахал пухлыми ладошками. – Принесу что-нибудь со склада утерянных и украденных вещей, когда закончу с этим красавчиком.

Глафира снова перевела взгляд на убитого. Коренастый, широкоскулый мужчина с телом тренированного борца неподвижно застыл, раскинув руки и уставившись в потолок. Девушку пронзил острый укол боли, и она обменялась понимающим взглядом с лекарем.

– Да, – вздохнул он. – Такой здоровяк, мог бы жить и жить.

Странное чувство юмора и нарочито небрежное отношение Никандра к мертвым многих повергало в недоумение. Но Глафира знала, что больше всего на свете ее учитель мечтает победить смерть, бросить ей вызов. Когда кого-нибудь ложно обвиняли и собирались приговорить к казни, а потом, благодаря его показаниям, оправдывали – это было маленьким шагом вперед.

«Некоторым кажется, что человек, особенно бедный и обездоленный, это какая-то мелочь, недостойная внимания, – сказал однажды Никандр. – Ужасная ошибка. Каждый из нас – ниточка в полотне, вытащи ее, и образуется дыра. Возьмем, к примеру, какого-нибудь раба. У него есть родные, друзья, которых он любит, хозяева, привыкшие к его заботе. Он дарит кому-то счастье. Отними у него жизнь – и ты навредишь еще множеству людей». Глафира попыталась с ним поспорить, припомнив жутких извергов, заслуживающих наказания, но лекарь был непреклонен: «Мы просто не понимаем ни своей, ни чужой роли на земле. Если кто-то появился на свет, значит, он нужен».

– Как его звали? – спросила девушка, осматривая зияющую рану в боку убитого.

– Меон.

– Погоди-ка, не тот ли Меон, которого жалобщик Аммоний привел в качестве свидетеля?

– Да, он самый, – не стал отрицать Никандр. – Вчера сидел у Согена и рассказывал нам про сумасшедшую Тсенобастис, а сегодня его нашли мертвым у капелеи – кто-то затеял с ним драку и зарезал кинжалом.

– И еще один держал за руки, – отметила Глафира.

– Совершенно верно.

– Деньги забрали?

– Самое забавное, что нет, – Никандр почесал лысину кончиком скальпеля. – При нем остался кошелек с пятнадцатью серебряными тетрадрахмами. Вот, взгляни.

Глафира раскрыла кожаный мешочек и повертела в пальцах монету.

– Не наша, – констатировала она. – Аттический стандарт. Многовато он планировал пропить, не находишь?

– Пожалуй, – признал лекарь. – Но таковы пьяницы – жажда никогда их не покидает. Пойдем, я покажу тебе комнату, где можно переодеться.

Они вышли во двор, принадлежавший полиции нома. Каменное здание посредине занимал Соген, писцы и стражники, справа располагалась конюшня, а слева – тюрьма и склады. Один из них представлял собой бесконечные полки, заваленные украденными и потерянными предметами, так и не нашедшими хозяев. Никандр окинул взглядом таблички, прибитые к перекладинам, с названиями вещей. Он вытащил потрепанный бежевый хитон и зеленую накидку из грубой ткани, а затем – колючие соломенные сандалии.

– Вот твои обновки, примеряй, а я постою за дверью.

Глафира быстро сняла свою одежду и накинула чужой хитон, пропахший сыростью. Она поморщилась, но тут же устыдила себя за малодушие: искатели приключений не ноют по пустякам. Подумав, она решила прикрыть голову краем гиматия – не каждый день по рынку расхаживают рыжие девушки, совершенно не нужно, чтобы кто-то ее запомнил.

– Ну как, я похожа на дочь ремесленника? – спросила Глафира, сделав изящный пируэт во дворе полиции.

– Вполне, – одобрил лекарь. – Вот твой папирус с полномочиями, если что, зови на помощь стражников.

– Хорошо.

– И будь осторожна! И когда вернешься, зайди ко мне!

Глафира весело помахала ему рукой и направилась в сторону рынка, прихватив кувшинчик с маслом. Далеко идти не пришлось, и это ее обрадовало – от дешевых сандалий ступни сразу же разболелись. Под торговые ряды была отведена огромная площадь, но люди все равно толпились, толкались, бранились и напоминали жужжащих пчел у улья. Рабы таскали огромные корзины с фруктами и рыбой, богатые женщины, обмахиваясь веерами, лениво спорили с торговцами, мужчины громко выбирали сбрую для лошадей.

Глафира, получив несколько тычков, пристроилась за гигантом-нубийцем, сопровождавшим старушку. Он, словно нильский крокодил, вспарывал волны человеческого моря, и, укрывшись за его спиной, можно было не опасаться случайного столкновения. Девушка уже почти пересекла площадь, когда на дорогу вылетела колесница, запряженная двумя вороными конями. Под их копыта попало три человека, остальные бросились врассыпную, началась давка. Глафира взвизгнула и спряталась за пифосами[17 - большой глиняный сосуд со множеством ручек] с зерном.

Стражники кинулись к поводьям и попытались успокоить лошадей. Возница – тщедушный молодой человек с рано поредевшими волосами, длинным носом и неестественно пухлыми губами – довольно наблюдал за переполохом. Старый раб что-то испуганно прошептал ему на ухо и побежал к выходу.

– Здесь не место колесницам и повозкам! – рявкнул начальник стражи. – Их оставляют за воротами рынка.

– Да ты знаешь, кто я? – лысеющий любитель гонок выпятил тощую грудь и взмахнул белым плащом с пурпурной каймой. – Лагул, брат Аммония, друг самого Гнея Помпея!

– Мне наплевать, заплати штраф и убирайся отсюда или отправишься в тюрьму.

– Я напишу вашему царю о том, как меня здесь приняли. Где это видано, чтобы человек высокого рода не мог прокатиться по улицам и испытать крепость новой колесницы?

– Жалуйся хоть самому Серапису[18 - Верховный бог эллинистического Египта, некое общее воплощение Зевса и Осириса], но ты в моем городе и обязан соблюдать мои правила!

Губы Лагула дрогнули, глаза сощурились, он взмахнул хлыстом, угрожая главному стражнику. Тот, нисколько не испугавшись, выхватил из ножен меч. Глафира, затаив дыхание, смотрела на них, не без злорадства ожидая, когда заезжему наглецу преподадут урок вежливости. В Арсиное давно принят закон об ограничении движения в людных местах, по рынку можно передвигаться либо пешком, либо в носилках, а лошадей, мулов и ослов ведут под уздцы.

– Остановитесь! – крикнул кто-то.

Девушка обернулась и увидела, как к центру нарастающего конфликта спешит старый раб Лагула. Он бросился на колени перед начальником стражи и, тяжело дыша, произнес:

– Прошу тебя, подожди. Сюда уже едет брат моего господина.

Послышался стук копыт, и в облаке пыли показалась фигура седеющего мужчины, восседавшего на гнедой кобыле. Он был одет в желтый хитон и дорогой красный плащ, его сопровождала охрана, вооруженная копьями. Дозорные переглянулись и, как по команде, положили руки на эфесы мечей.

– Я Аммоний, – провозгласил всадник. – Мы с братом иностранцы и не знаем ваших законов. Сколько уплатить в казну, чтобы вы отпустили его?

– Сто пятьдесят драхм, – спокойно ответил начальник стражи, убирая оружие в ножны. – Пусть он спешится и уведет лошадей.

Аммоний подозвал раба и вручил ему кошелек. Тот с поклоном протянул монеты стражнику, потом помог Лагулу спрыгнуть с колесницы и погладил коней, чтобы успокоить их. Потасовка разрешилась миром.

Глафира, пятясь, выбиралась из своего укрытия между двумя огромными пифосами, когда почувствовала, что ее нога задела что-то мягкое.

– Ай! – вскрикнул высокий голос. – Что ты делаешь?

Послышался звон глиняных черепков. «Ну вот, – с ужасом подумала девушка. – Если я толкнула какого-то богатея, он поднимет крик, меня арестуют, придется показать им бумагу с подписью Согена, и план полетит в Тартар[19 - бездна, куда Зевс отправил титанов, находится под царством Аида – бога подземного мира]».

Она обернулась и увидела коротышку со вздыбленными волосами, укутанного в длинный полосатый талит[20 - верхняя накидка древних евреев]. Он опустился на колени, стукнул себя в грудь и запричитал:

– Моя великолепная посуда превратилась в мусор! – он поднял осколок сосуда, изображавшего человеческое лицо. Уцелевший глаз уставился нарисованным зрачком прямо на Глафиру, будто спрашивая: «Ну и как ты теперь выкрутишься?».

– Это же канфар, – девушка попыталась улыбнуться.

– Без тебя знаю, – огрызнулся пострадавший. – Моя жена мечтала о таком, я обещал ей привезти.