Страшная Эдда

– Заберёшь как миленький! – свирепо заявила старуха. – Пока я с тобой по-хорошему, а то гляди…

Ручьи пота заструились по лбу и груди Одина. Покусав губу, он оправил на себе плащ и, изо всех сил изображая великодушие, наклонился к Брюн.

– Ну что, Брюн, хочешь в Асгард?

– Как скажешь, конунг, – с плохо скрытым презрением прохрипела Брюн. В этом презрении было что-то располагающее. Как ни странно, поняв, что от Брюн ему не отделаться, Один ощутил долю уважения к её упрямству. Но забирать её в Асгард? С другой стороны, дружина стала задавать слишком много вопросов, куда делась их любимица… К счастью, сообразительность ему не изменила.

– Вот что, – сказал он и принял решительный вид, оперевшись на копьё. – Я охотно возьму девчонку назад, если ты отдашь мне Сигурда.

– Ага, сейчас! – возмутилась Хель. – А больше тебе ничего не надо? Сигурда закололи в постели ударом в спину, он мой по всем законам!

– Его подвигов хватит на десяток балбесов, которые пьют у меня в Вальгалле только потому, что вовремя подставились под меч! И вообще, все помеченные остриём оружия – мои, забыла?

– Это ещё кто из нас забывчив – незачем сочинять такие правила, что и сам запутался, друг сердечный.

– Горный тролль тебе друг! Мало тебе было Бальдра?

– Успокойся, Бальдра я обещала выпустить, – усмехнулась Хель. Один стиснул зубы.

– Да, когда меня в живых не будет! Вот что: или не рассчитывай, что я выполню твоё нахальное требование, или отдавай Сигурда.

Старуха пристально уставилась на великого аса сверху вниз. Её губа ехидно отползла вверх, открыв жёлтый зуб.

– Ведь он твой сынок, так?

Один не счёл нужным отвечать и промолчал.

– Вышла неожиданность с высокой тощей беляночкой? У тебя-то, Один, волосы были каштановые, пока не поседели, мне ли не помнить…

– Не твоё дело, – злобно ответил бог, держа копьё в опасной близости от её щиколотки. – Ну что, отдаёшь?

– Пёс с тобой, – сплюнула Хель, – забирай. Только чтобы этой… этой выхухоли я больше не видела!

– Значит, так, – властно заговорил Один. – Немедленно доставляешь мне Сигурда. И распакованным – мне эта грязь в Асгарде не нужна.

Он с отвращением взглянул на тело Брюн, которое и телом-то назвать было сложно.

– Ладушки, – согласилась Хель, почёсывая голову. – Ты мне ворона, что ли, одолжи…

Через мгновение – а может, и больше, кто знает, как отсчитывать время в зазоре между миров, – ворон уронил в ладонь Одину тяжёлую золотую трубочку, внутри и снаружи покрытую рунами.

– Он весь тут? – подозрительно спросил Один, разглядывая руны. – Ошибки никакой?

– Как можно! – фыркнула Хель и, пока бог, чего доброго, не вздумал расторгнуть сделку, с грохотом провалилась в щель между мирами.

Убедившись, что она исчезла, Один сунул золотую трубочку под плащ и крепко прижал её к телу. Очертания рун вдавились в пальцы и в голую грудь. Он читал их не глядя. Да, он получил то, что требовал.

Всё ещё пряча под плащом нагретую от его груди трубочку, он свистнул. Раз, другой, третий. Две валькирии выскользнули из ворот Асгарда.

– Тащите её, – велел он, указав на обессилевшую Брюн. – Придётся привести её в порядок, не пускать же её в Асгард в таком виде.

Третья валькирия, маленькая и пухлая, подлетела чуть позже. Сложив крылья, она почтительно кивнула Одину.

– Я здесь, ас.

– Вот что, Труди, – тепло сказал Один, приобняв её за плечо и понизив голос. Ему пришла на ум некая мысль, которую он намеревался осуществить. – Слетай-ка в Мидгард и кое-кого там прихвати, пока костлявая не опомнилась.

– Кого? – деловито поинтересовалась валькирия. Приятно трепеща от перспективы обставить мошенницу Хель, Один наклонился к её уху и шепнул имя.

– Сбондить, значит? – возбуждённо переспросила Труди. – Будет сделано, ас, без сомнений.

Хёгни очнулся от того, что ему было не так плохо, как он ожидал. По-другому сказать было нельзя. Он ещё не знал, умирает он или уже умер – он только подивился тому, что пришёл в сознание после всего, что с ним сделали. Или они не довершили свою работу? Он лежал обнажённый на широком ложе из тёплого, чуть шероховатого камня, на ощупь похожего на парусину. Единственное, что ему досаждало, это жгучая боль в груди, с левой стороны. Если он был ранен, то, по-видимому, не стоило подниматься – повязки на ране не было – но глаза он всё-таки разлепил.

Он увидел приглушённое золотистое сияние, похожее на летний закатный сумрак. Над ним стояла рослая девушка в белой полотняной рубахе без рукавов, подпоясанной простым ремнём. Отставив в сторону какой-то кувшин, девушка улыбнулась Хёгни.

– Проснулся? Ничего, бывает и хуже.

– Догадываюсь, – с трудом шевеля пересохшими губами, выговорил Хёгни. – Я ранен?

– Успокойся, – засмеялась девушка, – будь ты ранен, ты бы здесь не был. Ты убит.

Внутренне Хёгни был готов к этому, он, как и любой его соплеменник, ожидал этого и даже, случалось, видел во сне. Но всё-таки это известие вызвало у него потрясение.

– Так я в Асгарде? – изумлённо спросил он. Девушка кивнула.

– А ты кто?

– Хильда, – ответила она и протянула ему небольшой ковшик. – На, попей. Тебе нужно восстанавливать силы.

Хёгни хотел приподняться, но Хильда остановила его.

– Не надо. Тебе ни к чему пока видеть себя. Лучше я подержу тебе голову.

С помощью Хильды он отпил несколько глотков и не понял, что же это такое. По вкусу напиток походил на молоко, но обладал всеми свойствами крепкого мёда. И не только ими. Глотнув из ковша, Хёгни ощутил тепло, которое прошло сквозь всё его тело до кончиков пальцев. Боль в груди унялась; дышать стало легче. Хёгни вопросительно скосил глаза на Хильду.

– А, это? Молоко козы Хейдрунн, – пояснила Хильда, – ты здесь его будешь пить, сколько захочешь. Теперь полежи спокойно, не двигайся.

Девушка куда-то отошла. Хёгни повернул голову вправо и увидел, что она вынимает что-то из кузнечного горна. Удивительно было, что жар не шёл от горна, и вместо красного цвета он светился всё тем же смутно-золотистым. Стоя у наковальни с молотком и кузнечными клещами, Хильда что-то ковала, напевая себе под нос. Работа отняла у неё не так много времени. Сняв с наковальни что-то округлое и сверкающее серебром, Хильда подошла к лежащему Хёгни.

– Не бойся, – сказала она, – больно не будет.

Хёгни хотел обидеться, но почему-то не получилось. Серебряный предмет, на его глазах вынутый из кузнечного горна, оказался прохладным; он скользнул в рану на груди с такой лёгкостью, как будто она только его и ждала, хотя предмет этот был размером с кулак, не меньше. И сразу боль отпустила, как будто её и не было. Хильда ладонью растёрла грудь Хёгни и сказала:

– Теперь можешь сесть. Там уже ничего нет.

Хёгни приподнялся. Не в состоянии пересилить любопытство, он тут же опустил глаза. Грудь его была совершенно чистой, без единой царапины.

– Но ты же мне что-то запихнула в грудь, – обратился он к девушке. – Что это было?