– Я как-то раз у профессора на столе книжку одну видел, так там говорилось, что все маги, которые вот эту гадость насчёт мертвяков или призраков чувствуют, не просто мистики, а некроманты. Хочешь, попросим её у Сморчка? Я сам могу попросить, если боишься! Её самый известный в мире инквизитор написал, генерал Гвинта. Помнишь, что нам про него рассказывали?
– Принеси! – тут же отозвалась Лиза. – А если не позволит взять, то мы у дедушки спросим, где такую раздобыть. Только вот неправда это всё про некромантию: все мистики улавливают злые или добрые намерения, а для общения с мёртвыми этого недостаточно, должен быть тёмный дар в крови. Особенная кровь, которой в нашем роду неоткуда взяться!
И так искренне и уверенно говорила Лиза, что Сония только и смогла, что прикрыть ладонями рот, прислонившись к стене сарая, чтобы не выдать своего присутствия. Все слова, что примеряла и готовила женщина на тот случай, если у дочери пробудится дар, обратились в бессмыслицу. Как ей сказать? Как?..
Сейчас Сония понимала, что должна была вмешаться, запретить Лизе изучать труды этого проклятущего инквизитора, в каждом маге подозревающего тёмное начало, в каждом мистическом заклинании усматривающего злой умысел. По вине генерала Гвинты, из обращения официальных магов и целителей было изъято несколько десятков крайне полезных магических формул, которые Орден вдруг начал относить к запрещённым.
Благодаря его книгам, в особенности двум учебникам для начинающих искателей, Лизабет с каждым днём всё больше и больше убеждалась в том, что её дар отличается от других. Она говорила об этом только с Фредом, который – на удивление – оказался ещё более скрытным и под пытками бы не признался в своём участии в безумных экспериментах сестры. Подтвердить или опровергнуть наличие тёмного дара можно было только одним-единственным способом – начать его использовать. Получится – ответ да, не получится – очевидно, всё фантазии и опасения, неоткуда взяться в их чистой и светлой семье подобному проклятию. Как назло, случившееся впоследствии походило на тронувшийся лёд, неизбежно увлекаемый движением реки: сама действительность, подкрепляемая теоретическими знаниями, предоставила Лизе шанс убедиться в наличии тёмного дара. И случилось это в тот же год, после того как юные мистики углубились в изучение учебников Вольдемара Гвинты.
У мелкого купчишки, промышляющего торговлей белками и нутриями, утопилась восемнадцатилетняя дочь. «Любовь, – злобно отвечал на расспросы сочувствующих односельчан купец, – любовь до добра не доводит!» Мать погибшей девушки, поседевшая в одну ночь, молча сжимала губы и бесконечно тёрла сухим платком сухие же красные глаза.
За лекарем послали, само собой, для соблюдения формальностей и протокола – подтвердить, что «смерть наступила по причине невозможности человека дышать при заполнении лёгких водой». Эдвин Сандберг пошёл без особого настроения: дел с дознавателями и следствием он предпочитал не иметь, а к любым бумажным документам относился с презрением. К тому же нет для целителя более печального зрелища, чем пациент, которому уже никак нельзя помочь.
Лиза и Фред увязались следом. По распоряжению властей юным мистикам дозволялось наблюдать и за рождением новой жизни, и за отхождением душ в мир иной, дабы набираться мистического опыта и впечатлений. Лекарь вошёл в дом, хмуро откинул полотно с посиневшего тела, одетого в одну лишь тонкую нижнюю рубашку. Лиза держалась за плечо брата, не решаясь подойти ближе, но смотрела она вовсе не на распластанную на столе утопленницу… она смотрела на тонкую занавеску, отделяющую комнату от кухни. Там, едва различимый на белом ситце, колыхался в воздухе полупрозрачный силуэт. Эдвин проследил за взглядом дочери, многозначительно взглянул на обоих детей, накрыл дочь купца полотном и вышел во двор. Лишь на дороге, остановившись, резко взял Лизу за плечо и почти по слогам произнёс:
– Никому ни слова о том, что видела.
– Да, отец, – пролепетала она испуганно.
Тайны не получилось: недели не прошло, как к крыльцу лекарей сбежались деревенские бабы, наперебой крича о призраке на реке. Эдвин вышел к ним, прочитал успокаивающие заклинания, велел жене раздать всем сердечных капель и отправил стиральщиц восвояси. Понятное дело, все эти действия возымели только временный эффект, а на привидение не могли повлиять никоим образом. Дочь купца (в виде своей призрачной копии) появлялась на улицах, заходила в трактир (отчего повар упал в котелок со свежей закваской и застрял в нём задницей), прогуливалась у речки, пугая купающихся детей и их стирающих мамок, стояла на своей могиле – словом, всячески досаждала посёлку Фоллинге одним фактом своего посмертного существования. Дело быстро дошло до настоятеля церкви, однако отряженные на дело святые братья и сёстры раз за разом возвращались ни с чем: при их появлении хитрое привидение моментально исчезало, а все доносчики тут же начинали сомневаться и путаться в собственных показаниях.
В прежние времена подобными делами занимались некроманты – даже молодой некромант знает, как справиться с такой напастью как привидение или встающий по ночам покойник, – да вот только прежние времена давно прошли. Три десятилетия назад, когда государство раскололось натрое и следом грянула война с соседями-эльфами, раскололась и магическая наука. С виду всё стало простым и понятным: чёрное-белое, тёмное-светлое, к радости народа и к неудовольствию злоупотреблявших властью и оттого распоясавшихся магов. Один только Вольдемар Гвинта собственноручно изловил и предал огню сотню, если не больше, некромантов и колдунов, а сколько изничтожили его верные последователи – никто бы не взялся считать.
– Ничего не понятно, – услышала однажды Сония голос сына за прикрытой дверью каморки. Лиза и Фред готовили уроки по заданию господина Ильсена, и мать поднялась к ним, чтобы угостить свежеиспечённым пирогом.
– Всё понятно, – ответила Лиза. – Я сегодня попробую. Не ходи со мной. Мне с тобой ещё страшнее.
– Я пойду, – твёрдо заверил её брат. – Мне вообще не страшно. Только за тебя. Если окажется, что у тебя этот самый дар, тебе придётся скрываться всю свою жизнь. Как там было в книге: «Некромантами не становятся, ими рождаются».
– Во мне нет эльфийской крови, – шёпотом возразила Лиза. – Тем более в предыдущем поколении. А мы знаем нашу родословную до седьмого колена!
– Должно быть, этот Гвинта просто ошибается, – предположил Фредерик. – И некроманты рождаются и среди людей. Просто у людей какой-то другой, ну, механизм появления этого дара.
– Может быть… Скоро мы всё узнаем.
Сония не вмешалась и тогда, но мужу рассказала обо всём, без утайки. После той ночи призрачная дева, которую уже прозвали было Новой хозяйкой реки, больше не появлялась. Через месяц-другой разговоры по тавернам и лавкам, где собирался по вечерам простой люд, переключились на более актуальные проблемы. Обокрали церковную лавку: вынесли золочёные подсвечники. Избили налогового сборщика. Посреди курятника откопали клад с довоенными монетами Триединого государства, отлитыми из чистейшего серебра. Народ не мог долго скучать и всегда придумывал себе новые и новые темы для обсуждения. Эдвин и Сония, объединив усилия, сумели найти выход из положения и способ помочь старшей дочери: один из их давних пациентов, искусный кузнец, как раз подыскивал невесту для подросшего сына. Брайтхейм недалеко – в трёх часах пешего пути, за рекой, за полями. А Лиза… Лиза смирится, привыкнет, осознает, что это лучший из возможных исходов. Её разум победит бурлящую в жилах кровь. День за днём всё постепенно вернулось на круги своя, а вскорости Сония узнала о том, что снова беременна, и дурные мысли сами собой сменились уже привычным и светлым ожиданием.
Платье было готово, и женщина разложила его на столе, любуясь блестящей крошечными жемчужинами вышивкой. К празднику теперь оставалось только испечь медовых пряников и сладких колечек для увеселения детей, всё остальное было уже готово. Лиза и младшие девочки, дурачась, гонялись друг за дружкой по саду, и, глядя на них, Сония решила, что увиденное в ледяном эльфийском хрустале – не более чем морок, дурной сон. Стоит перестать о нём думать, перестать придавать ему значение, как он растворится в небытие, как над тёмным лесом взойдёт огромное, яркое солнце, и вся нечисть захлопнет голодные пасти и попрячется в свои глубокие подземные норы. В праздник светлого солнечного бога не может случиться ничего дурного. Она знала. Она верила. Она твёрдо решила, что после праздника спустится в подпол ещё раз – для того, чтобы взять содержимое того самого ларца и выбросить его в реку. И уйти прочь, больше не оглядываясь.
Глава 9
Когда розово-оранжевые отсветы заката уползли далеко на запад и небо приобрело оттенок отполированного синего перламутра, пришло время разжигать костры – чтобы воспротивиться наступлению ночи и продлить солнечный день. Чтобы снова, как делали ещё давние предки испокон веков, утвердить на будущий год власть бога солнца Ксая и его добрых духов над всем живым. Чтобы всякая сумрачная нечисть и злобные демоны помнили, что их место – во тьме, а против Тьмы есть извечное и подвластное смертным оружие – огонь. Любая нечестивая дрянь боится огня и света, а потому и люди, проклятые тёмным даром либо совершившие гадкое дело, предпочитают прятаться в пещерах и подземельях, в еловых лесах и домах с заколоченными окнами.
Вдоль реки уже сияли семь разложенных заранее костров, вокруг них сидели юноши и мальчишки, суетились, раздавая угощения, девушки, танцевали, кружась в мерцании огня, пары.
– У нас в Брайтхейме такого не бывает, – задумчиво сказал Свейн, жених Лизабет, приехавший на праздник.
Девушка улыбнулась, взяла его за руку и оглянулась на брата. В её глазах горели искры, щеки светились румянцем. И так – весь день, словно тихую и задумчивую Лизу украдкой подменили другой – весёлой и беззаботной. Фреду эта перемена решительно не нравилась, он чувствовал подвох, но удобного момента для расспросов не представилось за весь день ни разу. С самого утра рядом с сестрой крутился долговязый и любопытный сын кузнеца, которого принесло на праздник вместе с его кудахчущими и всем подряд восторгающимися родителями. Лиза поначалу, конечно, немного смущалась, но после обеда и официального объявления помолвки вдруг стала отвечать на ухаживания жениха и даже позволила ему обнимать себя за талию во время прогулки к часовне.
Завидев спускающихся с пригорка к реке мистиков, знакомая ребятня радостно загалдела и кинулась по обыкновению подзуживать магов, заверяя их, что огонь в кострах совсем не горит, а оттого не видно – свою ли девушку целуешь или уже чужую. Фред остановился у крайнего огня, опершись на школьный посох и с ухмылкой глядя на изнывающих в ожидании чуда детей и взрослых:
– Ну что, кто тут не видит девушек, а целует взамен того небритых парней?
– Ну, я не вижу – света мало от костра, надобно усилить! – заявил белобрысый Лонс, поднимаясь с бревна. Музыка, льющаяся от флейты и лютни, поутихла.
– Что ж, я сын лекаря, могу в глаза тебе закапать, чтобы ты лучше видел! – заявил Фред.
Мальчишки засмеялись, две малолетние девочки, ровесницы Элин, подбежали к магам со сладостями и пряным яблочным вином в полупрозрачной фляжке. Юноша поклонился им, принял дары и ответил:
– Благодарствую, вот только сегодня зажигать буду не я.
– Как это не ты, а кто же?! Больше некому! – послышались возмущённые крики.
Фред указал на остановившуюся рядом Лизу и перебросил ей свой посох:
– Моя сестрёнка!
Девушка выпустила ладонь жениха и негодующе уставилась на брата.
– Ты что творишь?! – прошипела она громким шёпотом.
– Я знаю, что делаю, – задрав подбородок, высокомерно заявил он и подтолкнул сестру вперёд.
Лиза поудобнее перехватила деревянное древко – усиливающий заклинания атрибут, который ей был сегодня совсем не нужен. В одно мгновение в голове пронеслась сумасшедшая мысль о том, чтобы отказаться, бросить всё и бежать подальше от горящих костров и уставившихся на неё десятков глаз, бежать прочь из круга тёплого живого света, как всякая нечисть бежит от неминуемого разоблачения и неотвратимой гибели.
Она сделала шаг вперёд, вдох-выдох, прикрыла глаза и ударила в утоптанную землю посохом, рассыпав вокруг себя снопы переливающихся красным золотом искр. Протянула к костру руку, ухватила кончики пламени и вскинула вверх – костёр ответил ей, взорвавшись треском и гулом неистовой стихии. Радостно завизжали дети, одобрительно загудели все остальные, кто-то свалился от испуга с бревна в сочную траву, кто-то ухватил кого-то за недозволенное место, послышался писк, а после – смех и звук сладких поцелуев.
Лизабет обошла костёр по кругу, закрыла и раскрыла ладонь и вбросила в самую сердцевину огня несколько синих магических искр, окрасивших пламя. Кто-то восхищённо вздохнул, и она, не оглядываясь, поняла, что это был её суженый – сын кузнеца, в изумлении застывший среди прочей молодёжи. Она пошла дальше, разжигая второй огонь, окрашивая его зелёным и золотым, затем третий – рубиново-красный с оранжевой каймой. У четвёртого к ней подбежала Элин, обняла, прижалась к юбке:
– Лиза, ты самая-самая красивая на свете волшебница, научи меня так же!
Девушка поцеловала сестрёнку в макушку:
– Хочешь – вместе попробуем?
Элин испуганно задрала голову:
– Что ты, у меня лишь маленькие искры получаются!
– Пусть маленькие. – Лиза взяла в свои руки ладошки сестры и повернула в сторону костра. – Я скажу тебе на ухо, а ты повторяй слово в слово, только смотри, ничего не перепутай! Колдовать ты будешь сама, а я просто усилю твои заклинания.
– Не перепутаю, – серьёзно пообещала Элин и приготовилась.
– Эй, малявка, – крикнул какой-то деревенский мальчишка в закатанных по колено штанах и грязной рубахе. – Отойди, дай посмотреть на колдовство!
– Сам ты малявка, – огрызнулась девочка. – Это моя родная сестра!
– Будет врать-то, рыжая, ты даже не похожа на неё совсем, – задиристо продолжал хулиган.