Август, в который никто не придет

Какие там закаты розовеют,
В каких дворах,
И над какой речушкою развеян
Мой черный прах.

Я помню, поражения не ведал
Семнадцать лет,
Я вел кого-то к пламенным победам,
Я верил в свет,

Я шел по свету, лаврами увитый
Шел налегке,
Я был сражен в своей последней битве
Незнамо кем…

…Вернулся из небытия на землю,
Искать своих,
Но здесь моим словам никто не внемлет
И мир затих,

Проржавлены доспехи и кинжалы,
Забиты в пыль земли:
Где воины мои? Куда бежали?
Куда ушли?

Гуляю по чужбине по немилой,
Ищу из темноты,
Куда приносят люди на могилу
Мою – цветы,

И рвало на куски – какое пламя
Меня в кострах,
И где гоняет ветер по полянам
Мой черный прах.

Интервью с городом

– Уважаемый Таймбург, почему и как вы решили стать городом?

– Ну, знаете… у меня было много желаний… было время, я мечтал стать кораблем и плавать по морям, по волнам…

– …право, не представляю вас в роли корабля…

– Я тоже… по крайней мере, сейчас… но тогда я вдохновенно представлял себя кораблем, плывущим через океаны…

– Но все-таки кораблем вы не стали…

– Знаете, я столько всего хотел, что сейчас уже и не вспомнить. Одно время я мечтал быть месяцем на небе, всерьез готовился к этому, даже сдал экзамены…

– И… что же?

– Я думаю, вы уже догадались, что случилось.

– А… что?

– Я слишком поздно спохватился, что вакансия месяца в небе всего одна, и она уже занята.

– Да, не повезло вам…

– Знали бы вы, какое это было сильнейшее разочарование! Я был в отчаянии… правда, юность тем и прекрасна, что горести и беды быстро забываться. Меня разрывали противоречия, то я мечтал быть уличным фонарем, устало скрипеть на ветру, освещать дорогу путникам, то мне хотелось быть светом в окне под самой крышей, то мечталось мне стать одинокой башней высоко над городом, а иногда мне снилось, что я – мост над рекой, тонкий, изогнутый мост, а иногда я видел себя причудливой оградой или деревом, а то и улочкой, которую будешь искать – не найдешь, можно только заметить случайно, проходя мимо…

– И вы не знали, что выбрать…

– Вот именно… метался и разрывался между мечтами, еще и старшие подливали масла в огонь, ах, надо выбрать что-то одно, непременно-непременно… И знаете… я не сдался. Я сказал себе, что пойду за своей мечтой до самого конца.

– И вы…

– И я решил стать всем сразу. Фонарями, улицами, светом в окнах, мокрыми от дождя крышами, мостами над рекой, деревьями, посеребренными первым снегом…

– …стать городом…

– Вот именно. Причем, тогда я совершенно не знал, что такое город, тогда вообще никто не знал, что существуют какие-то города, я был первым городом в мире. Тут бы для драматизма сказать, что меня отговаривали, но этого не было – всем было просто наплевать, что я делаю. Тут бы еще добавить, что ко мне сию же минуту пришел головокружительный успех – и это тоже будет неправдой, всем по-прежнему было глубоко наплевать. Прошло немало времени, прежде чем ко мне потянулись первые туристы, даже не туристы – одинокие странники, которые искали ночлега… Они возвращались домой, рассказывали обо мне, окутывали меня легендами и мифами, заботливо укрывали слухами, придумывали обо мне то, чего нет… И вот так мало-помалу я стал знаменитостью…

– И все-таки… вас не оставляет чувство, что, делая свой выбор, вы что-то упустили, что-то потеряли?

– Знаете, вы верно подметили… оно и сейчас меня не оставляет, это ощущение… и вот сейчас я как раз намеревался наверстать упущенное…

– В смысле?

– В прямом смысле… я стану месяцем.

– Но вы же…

– Что я?

– Вы же… город…

– И что, почему город не может быть месяцем? Знаете, надоело мне это слушать, ты не можешь быть сразу домом и улицей, ты не можешь быть сразу светом в окне и одиноким фонарем на углу! Я буду месяцем и городом – и точка!

– Позвольте… уважаемый Таймбург… как же так… как же мы без вас… господин Таймбург!

– …это подлинная запись вашего интервью?

– Клянусь честью.

– И вы, уважаемый Букбург, полагаете…

– …я не полагаю, я видел собственными глазами, как город стал луной и поднялся в небо.

– И… и где нам сейчас прикажете искать Таймбург?