Кошмар кошмара

– Так откуда были те… которые были здесь до нас? Откуда? Откуда?

Брошь хочет ответить, не отвечает, собирает со стола чашки, тарелки, переворачивает блюдце, смотрит на цифры, три ноль двадцать восемь, это не может быть датой, это не может быть правдой…

– А что… а что с ними случилось? – спрашивает Корсет, спрашивает никуда, в пустоту.

– В смысле… случилось?

– Ну… они выбрались отсюда, или остались, или как?

– В смысле… остались?

– В смысле… ну… надо будет посмотреть, может, тут где-то…

– Что где-то?

Корсет хочет сказать – «кости», понимает, что не может выговорить это слово, не может, и все…

Визг.

Надрывный, отчаянный, не верится, что человек может так визжать.

Корсет и Шляпа задумываются, а стоит ли вообще бежать туда, где визжат – не успевают задуматься, бегут, видят Брошь, вот она стоит, маленькая, компактная, смотрит куда-то в глубину рощицы, визжит…

– Ну что, что такое? – Корсет разглядывает три могилы, одну зарытую с наскоро сооруженным памятником, две пустые…

– Это… это значит…

…Брошь уже видела эти цифры, три ноль что-то там – на блюдце, а теперь на надробиях, вот они стоят три в ряд. Наверное, когда часы бьют полночь, появляются старые надгробия, а потом исчезают, думает Брошь, глядя, как могилы снова становятся разрытыми и пустыми. На всякий случай Брошь смотрит на часы, пытается понять, сколько сейчас может быть времени, стрелки вертятся в бешеном темпе в обеих направлениях, часовая вперед, минутная назад, секундная как будто вообще в каком-то другом измерении…

– …ты иди… иди… от… – Корсет выплевывает кровавые сгустки, давится кровью, – иди…

– …сама… хороша… – Шляпа чувствует, как стремительно утекает жизнь.

– …мы все… иди… это же… три моги… три… а чет… чет…

– …спасся…

– …ник… то не…

– …с чего ты реши…

– …ник… то… не… спа… спа… чет… вер… тый… – кровавые сгустки, – не… тоже не… прос… то… не… ко… му… бы… ло… похоро…

Не договаривает, падает в разрытую могилу, еще успевает подумать, а как это так, если все погибли, то кто зароет могилу, а почему та сила, царящая здесь, не могла сделать четвертую могилу, а что-то не сходится…

…просыпаюсь, стряхиваю с себя остатки замкнутых миров, пустых могил, что-то не сходится в этом сне, ну на то он и сон, чтобы не сходиться, и все-таки…

Стряхиваю с себя оцепенение, узнаю лицо Шляпы напротив меня, чуть поодаль сидят Корсет и Брошь, конечно же беж корсета и броши, кто будет в таком ходить в три тысячи двадцать восьмом, да и у меня никакого бинокля нет…

Смотрю на дорогу впереди, спохватываюсь, дергаю навигатор, поворачивай, поворачивай…

Что… что такое? – Шляпа оторопело смотрит на меня.

Отчаянно прикидываю, что можно соврать…

– …там… дорогу ремонтируют… Объезжать надо…

– Да вроде не слышали такого…

– Я где-то в ленте читал… давайте… объедем…

Флаер нехотя скользит над пустошью, сворачивает влево…

…отмечаю про себя, еще четверо, прощупываю дорогу впереди, вон еще кто-то подъезжает, вроде бы там двое дремлют, это даже лучше, что двое, а не один, брошу им сон, больше вероятности, что поверят, а пока можно заняться теми четырьмя…

Слова, которых нет в нашем языке, а их не хватает

Сошуйощ – чувство сожаления о смерти самого себя в другом варианте реальности.

Ханеп – чувство, когда проходишь по какому-то месту и смутно ощущаешь, что через много лет с тобой случится здесь что-то важное.

Отёсиню – ощущение зависти, что в другой реальности с вами случилось что-то хорошее – но не здесь.

Гыб – озарение, что вы проживаете не свою судьбу, что вы вырвали её у кого-то, потому что у вас у самого не было судьбы, вас не должно было быть.

Ещыре – ощущение иллюзорности вашего мира, как правило, прихоидт за секунду до гибели мира.

Игазэ – осознание, что вас на самом деле не существует: как правило, приходит после прочтения этого текста…

к… н… и… г… а…

– …а что делать-то?

Хозяин не отвечает, думаю, может ли он вообще говорить.

Осторожно повторяю:

– А… а что делать?

Хозяин – тощий, нескладный, непонятно, есть ли вообще что-то живое под этим балахоном – оглушительно хлопает дверями, так, что едва не обваливаются стены, оставляет меня наедине с библиотекой. Отчаянно пытаюсь сообразить, что здесь можно делать, а ведь нужно что-то делать, иначе черта с два он меня отпустит, так и останусь здесь на веки вечные. Интересно, на сколько он забрал меня в рабство, на год, на два, на тысячу лет, на… спохватываюсь, спрашиваю себя, что такое год, а ведь не помню. Ну, все верно, пока мне не вернут память, черта с два я вспомню, что такое год, и имя свое черта с два вспомню.

Что я должен тут сделать… пыль вытереть… нет, не то, здесь ни пылинки, как нарочно… Рассортировать книги… а вот, рассортировать, в алфавит… а я вообще алфавит знаю? Я вообще читать умею? Холодок по спине, бросаюсь к первой попавшейся книжке, читаю название – град Градск, ну-ну… Смотрю на следующий корешок, град Градск… черт… пробегаю глазами по корешкам книг, быть того не может… еще не верю себе, что вся эта исполинская библиотека, у которой, кажется, вообще нет границ, состоит из одной-единственной книги…

И что мне прикажете с ней делать… перевести… с какого на какой язык, если я, похоже, только один знаю? Прочитать? А вот, ну хотя бы это я могу сделать, прочитать… терпеливо открываю Градск, а это еще что такое… чер-р-р-т…

Почему-то мне всегда больно смотреть на такие вещи, очень больно – когда вижу книгу с вырванными страницами, а тут не просто страницы вырваны, тут вообще осталось полторы странички на всю книгу, и переплет…

Дрожащими руками открываю вторую книгу, третью, четвертую – все то же самое, вот ведь черт, снова кусочки страниц – и все…