Луна. Рассказанная вкратце

Я иду домой.

У меня есть дом. Повторяю эту фразу, пробую на языке – у-ме-ня-есть-дом. Очень сладкие слова, как ванильные пончики с корицей.

У меня есть дом. Дом, который был у меня всегда, даже когда мне было всего-ничего, лет пять или шесть. Дом, который не достался мне в наследство от тетушки или дядюшки, дом, который никто не покупал, и, как мне казалось, никто не строил. Он просто… был.

Когда я просыпался среди ночи и подбегал к окну, я сразу видел огни моего дома за деревьями далеко-далеко в лесу. Я поднимал оконную раму и спускался по пожарной лестнице – меня ждал лес, полный опасностей и приключений.

Но я знал, что со мной ничего не случится.

Совсем ничего.

Потому что огни дома (моего дома!) освещали мне путь. Я бежал к дому – мимо столетних дубов, мимо грозно ухающих сов, мимо каких-то колдунов и драконов, по шаткому мостику – и деревья расступались передо мной, и дом (мой дом!) встречал меня, приветливо открывал двери.

И я сидел в доме (в своем доме!) у горячего камина, кутался в плед…

Успеем в двери постучаться,
Где в очаге хрустят дрова
В тот час, когда стемнеет в чаще,
И трижды прокричит сова.

…а потом просыпался. В доме. Не в своем доме, а в доме родителей, и начинался новый день…

Пару раз я рассказывал родителям о свих ночных приключениях – они не верили, считали это детскими фантазиями. Я тоже так считал – позже, когда мне было пятнадцать, шестнадцать, семнадцать, нужное подчеркнуть, и когда кто-нибудь из бесчисленных тетушек начинал вспоминать, а вот наш Черри в детстве выдумывал себе дом в лесу, я возмущался, с пеной у рта доказывал, не было такого, не было, не было, не было. Мне было стыдно за мое детство, мне хотелось выглядеть взрослым, ужасно-ужасно взрослым…

Не было дома – думали родители.

Не было дома – думал я.

А дом был.

Я понял это – когда убегал от тебя той ночью, когда ты преследовал меня, чтобы убить. Я не поверил себе, когда бежал по темному лесу, и впереди меня замерцал знакомый огонек знакомого дома. Мне показалось, я грежу, да и этот дом не мог быть ни чем иным, кроме как плодом моего измученного рассудка. Тем не менее, я пошел к дому, – а что мне еще оставалось…

Я шел к дому – подсвечивая себе дорогу пламенем. У меня не было ни фонаря, ни факела, у меня была только спичка – одна-единственная, и дешевенькая книжонка, схваченная впопыхах. Я вырывал страницу за страницей, поджигал одну о другую – и вот так освещал себе путь в непроглядной темноте ночи.

В лесу чужом и незнакомом
Не знаю я, не знаешь ты,
Успеем ли добраться к дому
До наступленья темноты.

Ах да.

Огни дома вдалеке.

Я не ошибся. Там, за темными зарослями, за узким мостиком, за извилистой речкой, в конце тропы меня ждал дом – и он распахнул свои двери. Помню, как, не помня себя от страха, бросился на крыльцо и захлопнул за собой дверь. Помню, как бешено колотилось сердце, как я дрожащими руками закрывал замок и опускал щеколду. Мне казалось, что самые страшные ночные кошмары вырвались на волю – кто-то чудовищный гнался за мной по темному лесу, а я в последний момент успевал заскочить в дом…

Дом.

Мой дом.

Ты подошел к моему дому – помнишь, ты подошел к моему дому, я видел тебя в окно, ты не видел меня – я боялся зажечь газовый рожок, я боялся пошевельнуться. Я ждал, когда ты поднимешься на крыльцо, я отчаянно соображал, что буду делать, если ты сломаешь дверь или проберешься в дом через окно – некогда было метаться по дому в поисках оружия…

К моему немалому удивлению ты прошел мимо дома и углубился в чащу леса.

Минуты не шли – текли вязко и мутно, как кленовый сироп. Я ждал – ты не возвращался. Я долго не понимал, что именно произошло: ты не видел меня. И дома, заброшенного в чаще леса, ты тоже не видел.

Ни огонька не видно рядом,
Не видно света из окна,
И смотрит равнодушным взглядом
На нас огромная луна.

Потому что этот дом был мой.

Совсем мой.

Только мой – и ничей больше.

Итак, я возвращаюсь домой. Я спешу по темному лесу – еще зеленому, но уже подернутому осенним холодом и туманом.

Я возвращаюсь домой.

У меня есть дом.

Свой дом.

Я перехожу шаткий мостик – настолько ветхий, что вообще непонятно, как он еще не обвалился за годы и годы. Но что-то подсказывает мне, что он не обвалится никогда, потому что… потому что все здесь такое, волшебное, и дом не стареет, и еда в доме есть всегда-всегда, на столе ароматный пирог, а в кладовке висит копченый окорок… а вот табака в доме нет, за табаком приходится отправляться в ближайшую лавочку на окраине города. Возможно, дом не хочет, чтобы я курил – я и не курю в доме, только на улице, даже не на веранде, боюсь, что если разожгу трубку в доме, он растает, как дым.

Сказки, они вообще непрочные…

А лес все гуще, лес все чаще
Луны глотает робкий свет,
И кажется, что кроме чащи
И ничего на свете нет.

Огни дома уже видны за деревьями.

Я ускоряю шаг, и… замираю, когда дуло твоего кольта прижимается к моему виску.

– Ни с места.

Спрашиваю:

– Вы… следили за мной?

– Следил… ну что же… пойдемте, друг мой. Пойдемте.

Я иду за тобой, делать нечего, иду за тобой. Ты ведешь меня в город – в город, который уже успел стать для меня чужим. Мы проходим по мосту, минуем улочки с уже закрытыми лавочками, пересекаем городскую площадь в свете фонарей, поднимаемся по ступеням главной улицы, наши ботинки гулко стучат по мостовой, и вот мы уже у крыльца дома.

Твоего дома.