Мысли путаются. Надо вспоминать, не вспоминается, не осталось воспоминаний, ничего не осталось – боль, боль, боль.
Это было вчера.
Вокзал. Поезд отсчитывает километры и телеграфные столбы. Другой вокзал. Носильщики обступают, позвольте ваши вещи, нет у меня вещей, ничего нет.
Метро.
Прохожий смотрит на мою черно-белую карту, кивает:
– А, это вам на зеленую ветку.
Цветы круглосуточно.
– Сколько стоит букет роз?
Пересчитываю банкноты, понимаю, что не хватит.
– А мне бы что-нибудь попроще.
Белые хризантемы.
Лабиринты незнакомого города.
– А Каховская где, не подскажете?
– Какая?
– Каховская.
– КахОвская, горе вы мое!
Краснею.
– Вон, через дорогу…
Иду.
Высотка в центре двора.
Седьмой этаж.
Уже перед дверью вижу, что один цветок сломан. Вспоминаю, так было, или так стало, пока нес.
Думаю, выбросить или нет.
Вспоминаю какие-то приметы про восемь цветов.
Не выдерживаю, – сломанная хризантема летит в глотку мусоропровода.
Чив-чив-чив-чьюр-р-р-р.
Это звонок.
Щелчок замка.
Веснушки во все лицо.
Это Тори.
Хочет что-то сказать, давится собственным голосом, падает мне на руки.
Острая сердечная недостаточность.
Это диагноз.
Помню, однажды просто так, ниоткуда
Так осторожно – не напугай, не тронь
Со снегопадом с неба упало чудо
С неба упало прямо в мою ладонь.
Слухи и сплетни сбежались большою грудой
И я от славы не бегал, как от огня:
Люди сбегались – чудо упало, чудо!
Люди смотрели с завистью на меня.
Было мне здорово, было тогда не худо,
Благодарил я за дело судьбу свою:
Я все показывал людям в ладони чудо
И раздавал бессчетные интервью.
Был я богат, знаменит, и было мне круто,
Были завистники до истерики злы…
…но на рассвете вдруг растаяло чудо
И на окошке оставило горсть золы.
Это тоже Тори.
– Вы возьмете на себя похороны?
– А?
– Возьмете на себя…
– А… – сам пугаюсь своего голоса, – а разве у неё… нет…
– Никого нет.
– А-а…