…ну да.
3
Фабиан атакует, Фабиан наступает, ближе, ближе, и люди Фабиановы – ближе, ближе, обступают. Еще ничего не делают, еще только говорят – сдержано, вежливо, это Фабиан может, бормочет вполголоса, будто мурлычет:
– Венкель… уважаемый… я вижу, вы по-хорошему не понимаете…
Венкель сжимает зубы.
Вдох-выдох.
Краем глаза смотрит на Тибора, Тибор стоит рядом, плечом к плечу, Венкель Тибора видит, а Фабиан со своими головорезами Тибора не видит, и это хорошо.
– Упорный вы человек, Венкель… вот нравятся мне упорные люди… уважаю…
В воздухе пахнет жареным – сильно, ощутимо, сейчас грохнет гроза, сейчас-сейчас-сейчас…
Тибор бледнеет.
Венкель шепчет Тибору – мысленно, конечно, Тибор и так поймет:
– Не бойся… ничего они тебе не сделают… я… не позволю…
Венкель говорит в пустоту – потому что никакого Тибора здесь нет.
Его вообще нет.
– Вот что, уважаемый Венкель… придется нам вас…
Венкель не дослушивает, Венкель не отвечает, Венкель вытягивает руки – что-то происходит, он сам не может понять, что, – пальцы Венкеля становятся холоднее самого льда, из кончиков пальцев вырывается мертвый холод, сковывает окруживших людей. Венкель сжимает кулаки, он не хочет убивать этих, даром, что они… они… все равно не хочет убивать…
Венкель бежит прочь, – переплетения ветвей вытягиваются из стен, Венкель прикасается к ним, ветви умирают, закованные льдом. Бегом, бегом прочь из этого дома, вниз по лестнице, по улице, чуть подсвеченной огнями, домой, домой…
4
…Венкель снова приподнимается на постели.
Смотрит на руки. Ничего особенного, руки как руки, пробует подморозить одеяло, сам смеется своей попытке.
Выволакивает себя из плетеной постели, в изнеможении падает на пол, на переплетение ветвей, вот черр-р-р-т… Кое-как выискивает в телефоне номер, слушает гудки, только бы не провалиться в небытие, только бы…
– Слушаю вас.
Голос Фабиана. Как ни в чем не бывало.
– Э-э-э… я это… не приду…
– А что такое?
Никаких эмоций со стороны Фабиана. Совсем.
– — Э-э-э… болен я…
Что ж вы так… выздоравливайте давайте, вы нам живой нужны…
Вот так. И ни слова о том, что было вчера, как будто вчера ничего и не было. Венкель думает – может, и правда ничего не было, вообще как такое могло быть…
5
Ветер гонит по пустыне мелкую пыль вперемешку со снегом.
Серая пустота до самого горизонта. Пустота, чуть подсвеченная звездами.
В мертвом безмолвии появляется нечто – еще робкое, еще непонятное, еще само не понимающее, кто оно и что оно. Тут же исчезает – не получилось, не сложилось, не срослось. Думает немного – то есть, нет, еще не думает, еще нечем думать – снова проклевывается из пустоты. Теперь уже видно, что это колонна из чистейшего льда с кусочком арки и балюстрады. Замирает, будто раздумывает, быть ей или не быть, – тут же довыпускает арку, вторую, балюстраду, еще колонны, еще…
Дворец появляется из ниоткуда, думает, живет – мертвый, ледяной, но живет. Чуть погодя из небытия возникает ледяная лестница, вернее, хочет возникнуть, но что-то мешает ей, лестница так и остается – призрачная, невесомая, изогнутая в пустоте. Что-то не пускает лестницу, что-то тормозит так и не состоявшийся город, что-то, что-то…
А вот.
В серой пустыне пробивается росток – тонкий, хрупкий, еще сам не понимающий, кто он и что он. Выпускает листочки, один, другой, третий, тянется к солнцу, ищет солнце – солнца нет. Росток уже собирается заглохнуть – что-то не дает ему погибнуть, что-то заставляет его собрать волю в кулак, выпустить ветку, одну, вторую, третью, не к месту и не ко времени – цветок.
Лед сердится, лед пытается сковать хрупкое растение. Растение тоже сердится, не хочет умирать, корнями, корнями просачивается в лед, разбивает, разрушает… Лед не сдается, лед выпускает из небытия колонну за колонной, арку за аркой, стену за стеной, лестницу за лестницей, лед уже не задумывается о красоте и гармонии своего вечного города, он старается захватить новые и новые пространства пустыни. Лед наступает, лед берет верх – сильно, властно, мощно – губит робкие ростки.
Трава не торопится. Трава затаилась. Ждет. Холод прислушивается к траве, насколько это возможно, холод пытается понять – что задумала трава, почему она не сопротивляется, никогда раньше не было такого.
Пробивается свет. Тусклый, робкий, бесконечно далекий, проклевывается, окрашивает горизонт в зеленоватые тона, потихоньку разрастается, лижет лед тонкими лучами – колонны истончаются, рушатся, солнце обгладывает арки, точит лестницы. Трава пробивается из песка, быстро, торжествующе, тянутся к свету огромные деревья, переплетаются ветви…
Солнце палит, жарит все сильнее и сильнее, иссущает деревья, жжет листья, губит так и не состоявшийся лес. Поросль пытается спрятаться в земле, в песке, – палящее солнце иссушает последние выжившие корни…
Лед отступает.
Лес отступает.
Кто-то где-то вычеркивает – минус одна реальность.
6
Фабиан ждет.
Фабиан смотрит.
Вот Венкель подходит, вот берет тонкую пачечку страниц, листает, читает, Фабиан видит, как скользит взгляд Венкеля по строчкам, одна, две, три… И хоть бы что, хоть бы мимолетная морщинка на лице, хоть бы приподнятая бровь, хоть бы скривленные губы – а тут ничего, ничегошеньки-ничего, читает, будто инструкцию к мультиварке.
Откладывает листочки, кивает, мол, все понял. Фабиан настораживается, Фабиан спрашивает, может, вопросы какие, или еще что – нет, нет, все понятно, все хорошо, спасибо.
Фабиан смотрит Венкелю в спину, что он задумал, что он задумал, черт бы его задрал…
7