Сюита для скрипофона

Ладно, некогда.

Иду через коридор, за занавеску, сейчас опять начнется, поздравляем, у вас девочка, ути пуси, какие мы красивые… И дальше по кругу, первый раз в первый класс, Иванова, не вертись, платье на выпускной, первая любовь, еще раз тебя с этим хлыщом увижу, ноги повырываю, кому, мама, мне или ему, обоим, блин… Потом развод с хлыщом, мама причитает, ах, что за мужчина был, счастья ты своего не ценила…

Ладно, что я себя накручиваю… Может, в этот раз все хорошо будет, может, выбьюсь в люди, на обложку журнала, ну, когда мне предложили эту роль, я, честно сказать, не поверила, подумала, что это розыгрыш…

Иду по коридору, и этот обгоняет меня, уходит за свою занавеску, куда торопишься, все там будем…

Пару раз видела его там, в мире между занавеской и дверью, то он где-то снимался, то изобретал какой-то гаджет, то устраивал государственный переворот. С тех пор стала понимать, почему он мне даже не кивнет, когда встретимся, что ему мелкая сошка какая-то…

Это ваше.

Вот так, опять. Протягивает конверт с моим разрешением. И все. И обидно до слез, хочется разорвать этот конверт и швырнуть ему в лицо, да пошел ты, да не нужно мне ничего от тебя, да…

Вот вы мне скажете, тебе-то что до него, не обращай внимания.

А не получается не обращать внимания, люблю я его, люблю. Сердцу, блин, не прикажешь…

Идем по коридору, хоть бы обернулся, что ли, хоть бы что, а тут ничего. и что у него на уме, нехорошее у него что-то на уме, черт пойми…

Говорила уже с ними. С кем, с ними… ну, с этими… которые наверху. Нет, я не про тех людей что выходят из дверей этажом выше. Я про тех, которые сверху, над всеми над нами. Ходила к ним, спрашивала, нельзя ли как-нибудь меня к кому-нибудь другому в коридор поставить, сил моих больше нет. Разводили руками, говорили, ну да, конечно, посмотрим, у нас тут знаете, сколько таких заказов, не вы первая, не вы последняя..

Так до сих пор и смотрят.

– Это ваше.

Беру бумагу у него из рук.

– Спасибо!

Как же, ответит он мне Пожалуйста, тут скорее люди в коридоре пойдут обратно, чем он ответит.

А я его видела.

Только сейчас спохватываюсь – я его видела. Там. По ту сторону занавески. В той жизни он был премьером Конфедерации, подмявшей под себя полмира, и готовой подмять под себя вторую половину мира.

Такой на меня и не посмотрит.

– Это ваше.

Просыпаюсь, как от удара. Только сейчас вспоминаю, кто я, кто он, стоящий у почтового ящика, что за коридор тянется от двери к занавеске. Но вспомнить – это полбеды. Сейчас, главное, не забыть, что было там, по ту сторону двери, откуда я вышла в коридор, было же, было же, было…

Ну же…

Точно. Вспоминаю. Даже горделиво приподнимаю голову, ага, все-таки и я выбилась в люди, в правительственные залы, ваше превосходительство, что вы об этом думаете… Кончилось все, правда, не бог весть, отравили-таки, а я даже не знаю, какая сволочь отравила…

Не забыть, не забыть… ваше превосходительство. Бегу наверх, к тем, кто наверху, прошу, чтобы снова родиться там, там, в маленькой стране, продолжить свой путь. Краем глаза вижу, что и этот тоже бежит в высшие инстанции, просит, чтобы его оставили там же…

Ну-ну…

Кричу.

Только сейчас понимаю – кричу, как никогда не кричала, в детстве и то так не было. А куда денешься, и не хочешь кричать, а кричится само собой, чувствуешь, что паришь в невесомости, Плавучий остров падает сквозь облака. Еще думаешь про себя, на землю упадет или на воду – да какая разница, один хрен, разобьемся насмерть.

Тихонько думаю, какая сволочь это подстроила, если на Плавучем острове были мы оба – и я, и он, ваше превосходительство, вашей стране придется войти в состав Конфедерации – только через мой труп, господин премьер, только через мой труп.

Как будто сглазила.

Плавучий остров стремительно приближается к земле. Премьер подбирается ко мне, хочет то ли помочь, то ли наоборот, уже не успеваю понять.

Вспышка света.

И темнота.

Последним усилием воли сжимаю в руке столовый ножичек, чтобы перерезать ему глотку, если он подберется ко мне. А он подберется, уже там, в коридоре, за дверью…

…вхожу в дверь.

Он уже стоит в коридоре, сжимает ножичек.

Вот черт…

Здесь, конечно, не умирают. Потому что уже умерли.

Хотя… кто сказал, что не умирают…

Сжимаю нож за пазухой, только бы не промахнуться, только бы рука не дрогнула. А ведь самое обидное, первой я ударить не смогу, а если буду ждать, пока он нож выхватит, фиг я его пырнуть успею…

Он не смотрит на меня, открывает ящик, вынимает одно разрешение. Жду, когда достанет второе, вот он проводит ладонью по дну ящика…

Нет.

Ничего нет.

Разворачивает разрешение.

Смотрит.

Земля уходит из-под ног, нет здесь никакой земли, а все равно уходит из-под ног. А что делать, и так бывает, живешь себе, живешь, делаешь что-то, а там посмотрят на тебя сверху – нет, не годится – и все, и нет тебе допуска, добро пожаловать в небытие.

– Это ваше.

– А?

– Ваше.

Сует мне в руку листок, листок падает, еле-еле заставляю себя наклониться, чтобы его поднять. Он уже куда-то по коридору, не туда, где занавески, а черт пойми, куда.

Иду к занавеске, ноги меня не слушаются, вот, блин, бывает, и так легко-легко на душе, злорадство какое-то неуместное, аг-га, так тебе и надо…