Кошк и Солнц

– Ну, весьма сомнительно…

– Ты мне не веришь, я знаю… – тихий смешок, – интересно так, не веришь самому себе…

Нас двое: я и я.

Раньше нас было больше, я это… не то, чтобы знаю, я это чувствую, и даже не чувствую, не могу выразить словами, просто – раньше нас было больше. Но сейчас остались только двое, или по крайней мере двое, иногда мы пытается найти еще какого-нибудь меня – но не получается.

Итак, нас двое, я и я, один совсем юнец в каком-то понаворочанном прикиде, который он когда-то считал крутым, и за который теперь стыдно ему самому. А второй я посолиднее, при погонах и удостоверении, мне уже лет тридцать. И все-таки так получается, что первый я знает больше, хотя сам толком не может объяснить, что знает, и второй я ему подчиняюсь – какого черта подчиняюсь, почему не пошлю самого себя далеко и надолго с вещами, у которых бесконечное число сторон…

– …это знал еще один я… – говорю я, который совсем юный.

– Еще один я?

– Да… его больше нет…

Я даже не спрашиваю себя другого, что случилось со мной третьим, мне не хочется спрашивать, не хочется это знать. Я даже не спрашиваю себя первого, какого черта я слушаюсь себя второго, терпеливо ищу обратную сторону чего бы то ни было.

Обратная сторона есть у экранов, это да. Только это неинтересно, это и так понятно, что у экранов есть обратная сторона. Есть еще несколько штук с другой стороной, тот же Собор – только юному мне неинтересно, юный я хочу не две стороны, и не три, и не десять, а бесконечность.

Покорно плыву над землей, напоминающей черное оплавленное стекло, которое тускло светится, указывая путь в никуда, иногда перебивая свет парящих экранов. Кое-где экраны собираются в стаи, в скопища, – видимо, вдохновленные моими вопросами о той, о другой, о третьей стороне, ищут свои стороны, пытаются сложиться во что-то многостороннее, и, черт возьми, у них это здорово получается. Я вижу Вестминстерский дворец – со стороны Темзы, со стороны Вестминстерского Аббатства, со стороны Вестминстер-Брижд-Роуд, со стороны Садов Виктории, сверху, в разных ракурсах. Я вижу Пирамиду Луны – сверху, с боков, с углов, снизу, еще с какого-то ракурса, не пойми откуда. Кусочки, фрагменты ищут друг друга, стараются притянуться, а иногда наоборот, какая-нибудь сторона хочет остаться просто стороной, больше ничем – и вырывается из нагромождения экранов, которые гонятся за ней. Экраны атакуют, сторона не поддается, разгораются нешуточные войны – поговаривают, где-то уже убили несколько непокорных сторон, а где-то вроде бы наоборот, сторона разбила целую стаю экранов, которые хотели сделать её своей частью, ну еще бы, там собор какой-то был, а та сторона была как раз главным фасадом…

Люди тоже собираются – сторонами, сторонами, только у людей все намного сложнее, потому что профиль человека в семнадцать лет не клеится к анфасу человека в сорок лет, а если еще добавить три четверти, снятые лет в шестьдесят, получается и вовсе полнейшая несуразица, семнадцатилетний рвется покорять мир и все знает, сорокалетний только и думает, как лечь и отдохнуть, шестидесятилетний сожалеет о чем-то, сам не понимает, о чем… Кое-где уже звенят осколки экранов, какой-то парень в двадцать лет убивает себя самого в пятьдесят, потому что на что ты жизнь свою про… протратил, на что, я спрашиваю, ты себя предал, меня предал…

Я не понимаю этого, да никто из нас не понимает, почему мы молодые ненавидим себя старых, почему мы старые стараемся чему-то учить молодых, ведь я молодой и я старый – это два разных я, и мало ли, какую там жизнь прожил старый я, и какое дело старому я, как будет жить молодой я, это же его жизнь, а не его…

…он говорил, что все я – это на самом деле один я, – говорю я в понаворочанном прикиде, за который до сих пор стыдно, – он… тот я… которого больше нет…

– Как он это объяснял?

– Да он сам толком не мог объяснить…

– Бредил?

– Да нет, тут другое что-то… – я в прикиде пытаюсь вспомнить что-то бесконечно далекое, – он… он как будто сам этого толком не понимал, он говорил, был когда-то я, который совсем я, я со всех сторон, а мы все я, которые… ну как бы не совсем я… потому что только с одной стороны…

– …и если мы все соберемся, все стороны, то получится этот самый – настоящий я?

– Не получится… надо искать меня, который со всех сторон… ну или хоть что-то, которое со всех сторон…

Сигналю самому себе, что вот, есть, нашел, шлю самому себе координаты скопищ бесчисленных экранов – я отвечаю себе, что это не то, не то, и вообще чтобы я отстал от самого себя с этими экранами, потому что там не экраны, там другое… Окончательно сбиваюсь с толку, что может быть кроме экранов – мертвая пустыня, что ли, больше-то ничего нет…

…задумываюсь – так крепко, что не сразу понимаю, что меня атакуют, еще до последнего какие-то наивные чаяния, что это они между собой, это не меня, не меня, не меня, а меня-то за что, а я не ваша часть, уважаемый Эверест, что вы на меня напали, и не ваша часть, Ваше Величество, и не…

И все-таки – атакуют, будто бы все разом, бей его, бей, бей, бей, это все он, он, он, он, а что он – черт пойми, я, что ли, виноват, что вы готовы разбить друг друга на осколки, не можете договориться, кому быть в кластере сторон, кому – стороной самой по себе…

Чер-р-р-т…

…а я-то еще думал, что у меня экран не бьется, ну еще бы я так не думал, я же еще никогда его по-настоящему не бил, мне бы и в голову не пришло стрелять в экран, нет, все-таки хороший экран, что не совсем разлетелся на осколки, я еще могу что-то видеть, я еще могу парить над пустыней, быстрее, быстрее, стремительнее, чер-р-рт, нет, все-таки экран не такой уж и отличный…

Кто-то вдребезги разбивает моего преследователя, одного, другого, третьего, – понимаю, что кроме врагов у меня есть еще и сторонники, а как им не быть, учение о сторонах набирает обороты, может, кто-то укроет меня… хотя нет, исключено, я же не их сторона…

– Не бойтесь…

Кто-то прикрывает меня, кто-то прячет меня, даже сразу не понимаю, кто. Вижу грани, грани, грани, их число кажется бесконечным, но что-то безошибочно подсказывает мне – это только кажется…

– Не бойтесь…

Кто-то выводит меня из безумной бойни, кто-то ведет меня в бескрайнюю даль пустыни, кто-то белый, ажурный, воздушный… долго не решаюсь поверить, что все позади, долго не решаюсь сказать:

– Спасибо… большое спасибо.

Он смотрит на меня торжествующе:

– Наконец-то вы меня нашли…

– Я… вас?

– Да… вы меня.

– Вы… храм?

– Белый Храм, с вашего позволения…

– Очень… приятно…

– Вы нашли меня…

Вертится на языке окаянное – а почему вы решили, что я искал именно вас – и почему я не могу спросить это вслух, чего я боюсь, чертова вежливость, в который раз ты меня подводишь…

– И все-таки…

– Я искал вас?

– Ну, конечно же… настоящего… который со всех сторон…

Оглядываю стороны, стороны, стороны, ажурно-воздушную крышу, причудливые фигуры, нагромождение рук, тянущихся из ниоткуда, отчаянно пытаюсь понять, правда ли это тот, которого я искал, или нет…

Шлю сигнал, осторожно, неуверенно, как будто надеюсь, что я этот сигнал не поймаю…

– Ну что такое? Нашел?

– Нашел…

– Показывай… со всех сторон показывай…

Показываю со всех сторон, прямо чувствую, как он думает, к чему прицепиться, чтобы сказать, что это не то, не то, в который раз – не то…

– Стой… ты говоришь… Белый Храм?