Август, в который никто не придет

С дорогими – разлуку предсказывать.

Ни лихие года,
Ни разлуки – увы, не нужны,
Безмятежный не станет
По ночам ворошить суеверия,
По большим городам
Ходим мы – нехорошие сны
И с плохими вестями
Стучимся в закрытые двери.

Мы бледнеем, худеем
И теряем мы перья-печали,
При вечерней звезде
Подлетаем к каминам-свечам,
И все больше людей
Смотрит светлые сны по ночам
И все меньше людей
По ночам выбирает печали.

А спокойные люди
Дни грядущие знать не хотят,
От уютных домов
Гонят сны – несвятые, неладные,
Бросят крестик на грудь,
Окна-двери закроют шутя
На амбарный замок,
И повесят над окнами ладанку.

От ворот до ворот
Провожает нас молча луна,
Неприютные, бедные
От постели к постели кочуем
Снова ищем кого-то,
Кто захочет всю правду узнать,
И грядущие беды
В темных снах беспокойных почуять.

От луны до луны
Ходим мы – от страны до страны,
От весны до весны
Горько тешим свое одиночество,
Ведь кому-то нужны
Нехорошие вещие сны,
И кому-то нужны
Нехорошие наши пророчества.

Человек без тайны

– …Вы понимаете… что это просто неприлично?

Пол уходит из-под ног. А на что, собственно говоря, я надеялся, когда сюда пришел. Ну, хотя бы… хотя бы там – мы рассмотрим вашу заявку, или там – мы вам перезвоним, даром, что телефоны у нас еще не изобрели…

А тут – вот так – в лоб – сразу:

– Вы хоть понимаете… что это неприлично уже?

– Ну… – мысленно хлопаю себя по затылку, ну неужели не мог ничего поумнее сказать, ну там, хотя бы, а что вы против меня имеете, или там – почему вы считаете это неприличным, – а тут нате вам, ничего кроме му да ну сказать не могу, еще с самого детства, училка начнет прикапываться, почему тетрадь забыл, а ты в следующий раз себя забудь, и я вместо того, чтобы – да со всем моим превеликим удовольствием забуду – вот так вот стою, мычу что-то, только колокольчик на меня повесить и в коровник пустить…

Констебль смотрит на меня. Пристально.

– Кого вы убили?

Меня передергивает.

– Да никого я не убивал, я…

– Ну, хотя бы признайтесь, скольких человек…

– …да нискольких, говорю же вам…

Снова смотрит, снова пристально:

– Что вы украли?

Чувствую, что краснею, какого черта я краснею, я же не крал ничего…

– …да ничего я не крал…

– Что. Вы. Украли.

– Ничего, – отчаянно пытаюсь вспомнить хоть что-то, какие-нибудь яблоки у соседей, да ничего подобного, отродясь на дух не переносил яблоки эти, все крыльями хлопают, ах, витамины, ах, полезно, а меня с одного запаха воротит…

– Может… жизнь кому-то разрушили?

– Да… как-то так больше мне жизнь рушили… все, кому не лень…

Констебль оживляется:

– Вы… мстили?

– Да ну вас, делать мне больше нечего, мстить… если всем и каждому мстить буду, так это проще сразу весь город взорвать… и весь остров вообще…

– Так-так-так… – констебль оживляется, – значит… хотите взорвать остров?

– Боже упаси, что вы, в самом деле…

– Но вы же сами сказали – весь остров вообще взорвать!

– Да то-то и сказал, что я это делать-то не буду ни за что в жизни вообще!