Ползу. Соскальзываю, теряю равновесие, кувыркаюсь по склону, на какие-то доли секунды теряю сознание. Долго не могу выцарапать себя из обморока, сердце мечется в поисках выхода…
Кто-то прыгает на меня, замурзанный солдат, обросший щетиной, заносит клинок… м-мать моя женщина, русским по белому говорят, не ходите на Склон без оружия, да вообще не ходите на Склон, какого хрена вы там забыли-то?
Наши глаза встречаются…
Чёрт, где я видел это лицо…
Где…
– Не узнаёшь? – он смотрит на меня весело, насмешливо.
– Не…
Ёкает сердце.
Узнаю…
Редкий случай, даже не знаю, к чему он, к счастью, или к беде. Нет, вроде как встреча с самим собой не предвещает ничего хорошего, так все хронологи говорят… хронологи… хренологи…
Расходимся. Сейчас бы поболтать, перекинуться парой слов, что, да как, да ты тут как, да какими судьбами… только нельзя. Так можно и всю историю шиворот-навыворот повернуть…
Расходимся. Бегу дальше, в темноту, натыкаюсь ещё на кого-то, бью – больно, сильно…
– У-у-у, за что?
Обиженный детский голосочек, а, вот ты где, Минька, или как тебя там…
– Дяденька, я из прошлого…
– Ага, знаю… пошли.
– Дяденька, да я…
– Да ты, ты… айда уже… домой…
– Пус-ти-те…
– Ты чё, парень? Во время своё не хочешь?
Смотрит на меня, улыбается, ага, спохватился, наконец, что я из его времени…
Идём назад. Назад идти тяжелее, и не только потому, что по склону. Склон, это ещё полбеды, а вот по времени назад, это да, на каждом рубеже во рту становится солоно-солоно, сердце сжимается клещами, больно-больно, ноги подкашиваются… Тяжело идти против потока времени, из дня завтрашнего в день вчерашний, вроде и не чувствуешь этот поток, только грудь сжимает и кишки наизнанку…
На полдороге всё-таки вывернуло, хорошо вывернуло, прощай, утренний кофе со сливками… Стало как-то легче, хоть мутить перестало, появилась надежда, что дойду-таки до своего времени…
Воздух свистит пулями. Плюются огоньками невидимые в темноте пушки.
Две тыщи тридцатый…
– Стой, малец… передохнуть надо…
– Стра-ашно.
– Сердце остановится, вот будет страшно. Видишь, рубеж десятилетий, отдохнуть надо… ты-то молоденький, у тебя сердечко крепенькое, а у меня уже на ладан дышит…
Идём. Медленно. Осторожно. Переступаем через трупы, ржавые обломки каких-то орудий, на ходу подбираю какой-то хренфон тысяча какого-то поколения, может, работает… Темнота выплёвывает на нас солдата, он замахивается ножом, сам не понимаю, зачем нажимаю на кнопки хренфона, может, подумает, что мы из его времени, из его армии… хренфон плюётся синими лучами, солдат растекается по земле кровавым месивом.
Мальчишка зажимает рот рукой.
– Ты этого не видел.
– Ага, – кивает, забавно таращит глазёнки. В тумане проблёскивает Плато, родное, милое, огромный город, визжание и кваканье сирен, ква-а-а, ква-а-а, гау-гау-гау-фью-фью-фью…
Грохнуло. Где-то там, сзади. Сильно, крепко, швырнуло взрывной волной нас в снег. Оглядываюсь, вижу где-то там, там, там, над туманом, шляпку атомного гриба.
– Во рвануло…. Клёво…
– Пацан, тебе чё, ещё приключений мало?
– А я чё… а я ничё, я, что ли, бомбу эту бросил?
– А может, и ты, кто тебя знает… стал в будущем каким-нибудь диктатором… из-за тебя, может, вся войнушка эта…
Смотрит на меня испуганно, неужели поверил… а нет, заулыбался, понял, что шучу… хоть на том спасибо…
Небо гудит, расправляет крылья, бросает бомбы, земля ощеривается взрывами. Что-то мы сюда в самый разгар войнушки попали, ну как всегда, как посмотришь из своего времени, тишь да гладь, а как зайдёшь за ограждения, начнётся, пиф-паф-ой-ёй-ёй…
Обжигает плечо. Больно. Сильно. Под лопаткой. Там, где сердце.
Во, блин… Земля выскакивает из-под ног, больно бьёт по лицу. Пацанёнок бежит к ограждениям, на Плато, во, гадёныш… а что гадёныш, всё правильно, мамочка с папочкой учили, лежит на улице какой-нибудь, не трогай, не подходи, не помогай, он грязный, он пьяный…
Не, вернулся, потащил меня за руки, куда так тянешь, ты бы меня ещё за волосы потащил… давай, пацан, я и сам потихоньку могу… что-то влажное, липкое стекает по спине, да что – что-то, как будто я не знаю, что это что-то… какая-то колючая хрень вонзается в руку, выдёргиваю чьи-то истлевшие косточки…
Падаю на ограждения, колючая проволока не пускает, должна же быть тут дыра, просто обязана… Женька, или как его там, услужливо выстригает дыру ножничками, тащит меня, погоди, пацан, б-больно…
– Сюда нельзя.
Голос часового, как в тумане.
– Ты чё, а?
– Ты мне не чёкай, у вас своё время, у нас своё.
– Да чё время, мы из вашего, во, блин! – орёт Гошка или как его там – Ты по шмоткам моим не видишь, слепой, чё ли?
Так и хочется гаркнуть на него, ты как со взрослыми, тебе кто разрешил взрослым хамить, вот мы в ваши годы… вот так же хамили, если не больше.
– Это кто с тобой… тоже наш, что ли… Эй, парень, вставай давай потихонечку… во-от так… пошли, пошли… и-дет-бы-чок-ка-ча-ет-ся…